– Не осуждай его, – улыбнулся Араун, – без его охоты нам пришлось бы трудно.
…Белый волк мчался прочь из леса Муррей, вздымая клубы снега. Скоро глубокие сугробы были позади, потом снег и вовсе остался на земле лишь тонкой порошей. Над Седым сомкнули кроны исполины леса Ночных Елей.
Кромка леса Муррей: Эссилт
«Мы спаслись, спаслись!» – твердил Друст, целуя меня и жадно терзая мое тело.
Я не сопротивлялась – не было сил. Я знала: мы избежали чего-то многократно худшего, чем гнев Марха, ярость его эрлов и даже хищные пасти красноухих псов Аннуина. По сравнению с этим назойливые ласки Друста… – можно и перетерпеть.
Наконец он успокоился и спросил:
– Ты меня теперь совсем не любишь?
Я не ответила. Говорить «да, совсем» – это было бы слишком жестоко. Отвечать «люблю»… зачем лгать? он распознает ложь.
– Твой Марх травил нас псами Аннуина, а ты!.. – гневно крикнул он.
Я опустила голову, сказала «прости меня». Пустое утешение. Пустые слова. Марх теперь так далеко, что в языке людей нет слов для таких расстояний. А я… я обречена быть с Друстом. И вся его вина в том, что он любит меня. Можно ли винить за это?
Друст молча встал и принялся строить для нас шалаш.
Надо учиться жить здесь – в этом лесу, с любящим и нелюбимым.
Лучше бы меня разодрали те белые псы…
Шалаш вместо замка. Жухлые осенние папоротники вместо ложа. Родниковая вода вместо вин. Орехи, ягоды и коренья вместо дымящегося мяса и горячего хлеба.
Холод вместо уюта.
Нужда и забота вместо любви.
И еще – постоянное, неотступное ощущение слежки. Будто сотни глаз смотрят из-за каждого куста. Будто пролетающие птицы пристально вглядываются. Будто осенние листья не просто так шуршат, а это деревья сплетничают. Будто весь лес переполнен любопытством и ждет ответа лишь один вопрос: ну когда же, когда это произойдет?
Что – это?
Эссилт не знала. Но день ото дня крепло ощущение, что лес, в котором они оказались, ничем не отличается от Тинтагела: как там каждый их шаг был на виду и служил темой для пересудов, так и здесь. С той единственной разницей, что здесь за ними следят не люди.
Нелюди?
Друст шел по лесу. Что бы ни было, а пора осмотреть силки. Эссилт надо что-то есть – нельзя же зимой в лесу питаться одними кореньями.
Хватит думать о чувствах – неважно, кто кого любит. Важно только то, что у него, у Друста, из оружия один лишь меч. Надо сделать хотя бы лук. Впереди зима – и это единственное, о чем следует беспокоиться сейчас. Всё остальное лучше отложить на полгода.
Друст остановился. Он почувствовал на себе пристальный взгляд. Нечеловеческий.
Волчий?!
А из оружия, как назло, ни копья, ни лука.
Друст медленно обернулся. Внешнее спокойствие – даром, что сердце колотится где-то в горле.
Из елей на него смотрел волк. Седой волк. Огромный, раза в полтора больше самого крупного из известных Друсту.
Оборотень?
Волк неторопливо пошел ему навстречу, и… Друст пропустил миг превращения. Последние шаги сделал… человек?
На вид он был чуть старше Друста. Русые волосы с невозможным для людей серебристым отливом собраны в хвост – эта черта была единственной, которую племянник Марха тогда заметил. И еще – походка. Мягкая, бесшумная поступь хищника. Двуногого зверя.
Друст поклонился незнакомцу.
– Неплохо, – улыбнулся тот. – Ты боишься, и лишь глупец будет отрицать это. Но ты умеешь переступать через свой страх. А это дороже слепого бесстрашия.
Друст наклонил голову – согласие, простая вежливость… что угодно. В этом оборотне было больше внутренней силы, чем в короле Мархе. Таких слушают молча.
– Если хочешь, я возьму тебя на свою охоту. Только знай: это опаснее всего, что ты можешь вообразить. Если откажешься, никто не упрекнет тебя.
– Что за охота? – спросил Друст. Он уже понял, кто перед ним, почти понял, на какую охоту его зовут, и – лишь боялся поверить.
Уйти с этим Белым Волком было безумием… единственно верным безумием. Это было важнее начинающейся зимы, важнее Эссилт… важнее реальности.
Среброволосый улыбнулся – одними уголками губ:
– Пойдем. Ты, кажется, с детства мечтал увидеть мою Стаю.
Кромка леса Ночных Елей: Друст
Вожак. Седой Волк. Охотник. Серебряный.
Как только его ни называют.
Я столько легенд слышал о нем. Думал ли я, что пойду за ним – след в след?
Мы идем через туман. Лес, давший приют нам с Эссилт, остался позади. Смогу ли я вернуться к ней – оставшейся в одиночестве?..
Вожак оборачивается:
– Не бойся за нее. Под защитой Арауна ей не грозит ничего.
Араун? Так вот в чью вотчину нас загнал Марх…
– Потом, – бесстрастно отвечает Вожак. – Об Арауне – после. Мы почти пришли.
Сквозь туман проступают черные вершины высоченных елей. Потом – светлое пятно костра при входе в пещеру.
…Я ожидал увидеть Стаю в обличии волков, а они предстали двуногими.
Кое-кто был похож на людей – даже очень похож. На северян-круитни. Тела, покрытые татуировкой ото лба до пят. Низкорослые, сущие люди… если бы ни лед в глазах.
В остальных человеческого было еще меньше. Серебристые тени, во всем подобные людям, кроме одного: не бывает у них таких глаз.
Бесстрастная власть.
Я заметил в Стае нескольких сидхи: заостренные уши, чуть раскосые глаза, узкие скуластые лица. Эти, как круитни, – сохраняли хоть что-то общее со своим народом. А остальные… одно слово: Стая.
Не люди, но и не нелюди.
– Пустите его к огню, – коротко приказал Вожак.
– Человек, да еще и живой… – с недоверием проговорил один из воинов. – Седой, ты уверен?
Вожак насмешливо улыбнулся, чуть разведя руками: дескать, вольно ж сомневаться в моей правоте.
Друст, и не думая разыгрывать гордость, подсел к костру. Огонь горел серебристо-голубым, совершенно не жаркий, но рядом с ним можно было согреться лучше, чем у обычного костра.
Седой Волк сел рядом.
– Дитя Рианнон, я думаю, ты понял, кто мы. Нас зовут охотниками Аннуина, безжалостными убийцами… и разными другими именами – и всё это правда. Правда и то, что мы защищаем род человеческий от самого страшного зла: от их собственных страхов. И еще правда, что я забираю к себе людей: кого-то после смерти, а кого-то и живым.
– Ты хочешь, чтобы я стал одним из вас? – хрипло спросил Друст.
– Да, – кивнул Охотник.
– Н-н-навсегда?
– Не знаю, – Седой равнодушно пожал плечами. – Мне важно не это. Ты – человек, хотя и дитя Рианнон. Ты умеешь одолевать свой страх. Так что я хочу взять тебя на охоту. Но – ты вправе отказаться.
– Нет.
– Хорошо. Но я хочу предупредить тебя: твое заклятие действует только на людей. Сейчас оно тебе не поможет.
– О каком заклятии ты говоришь?
Седой приподнял бровь:
– Ты настолько не знаешь самого себя? Любая рана, нанесенная тобой человеку, станет смертельной – твой враг истечет кровью.
– Не зна-ал… Постой… а – чье это заклятье? Кто наложил его на меня? Когда?!
– Тебе
