Агеев проснулся. Пробовал раздетый, душевный после сна голос. Конечно, полез по проходу вперёд, пробрался и склонился к шофёру. Тот остановил без разговоров. За стариком вышло ещё несколько человек. Пока ждали, Табашников невольно вспоминал говнюка Семёнова. Его шуточки над пассажирами, насмешки. Его сволочную спину, когда он «не слышал» просьбы пожилой женщины. Как с ругательствами остановил, наконец, машину.
Влезли все, расселись, и снова шофёр погнал. Агеев был свеж и полон впечатлений. Как будто не просто постоял за чахлым кустом, разглядывая его и слушая резкие скрипы какой-то птицы, а по меньшей мере побывал в планетарии и увидел все звёзды солнечной системы. «Весна, Женя, весна! Птицы забуздыривают!» Посмеялись. И решили закусить. Подкрепиться. С собой были и пирожки Маргариты Ивановны, и паровые котлетки Марии Никитичны. Да и вода чистая бутылочная есть. Путешествуй – не хочу!
На автозаправке перед Краснодаром опять вспомнился шофёр Семёнов, его «сейчас вас встретит специально обученный человек с высшим образованием».
Всё та же женщина-контролёр тяжело влезла в маршрутку, поздоровалась с пассажирами, взяла у шофёра список и начала собирать деньги. «Вы где сели, дедушка?» – вежливо спросили у Агеева, сидящего в тени. Тот несколько оторопел от такого звания, но чётко сказал – где. И даже пояснил: «Вот мы, значит, два дедушки. Едем. За нас, значит, двоих». С «высшим образованием» разглядела бодрого моложавого старика. Извинилась, взяла деньги, двинулась дальше. А Табашникова подмывало спросить её, как поживает шофёр Семёнов, здравствует ли, где работает. Наверное, повышение получил.
Тугая струя в унитаз в туалете при магазине за площадью казалась нескончаемой. За всю дорогу не вылез в кусты ни разу. В отличие от дедушки Агеева.
<p>
<a name="TOC_id20256012" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium; background-color: rgb(233, 233, 233);"></a></p>
<a name="TOC_id20256013"></a>4
В городе то неслись по широким улицам, то стояли. У светофоров. То опять неслись, то снова стояли. Разглядывая в дырах и дырках недостроенных домов сквозняки от утреннего солнца.
По трапу в «Титаник» забрались с мореходами кавказской национальности ровно в восемь. На всех этажах уже поджидали димоны и егоры, готовые к стрижке мигрантов (ночевали, что ли, здесь? или подкопом проникли?). Но Табашникову они были не нужны – первым подбежал к 10-му окну и заткнул его собой: вот он я, приехал, давайте скорей вид на жительство. Агеев загораживал друга, защищал, чтоб не напирали. Особенно буйные женщины. «В очередь, в очередь, граждане!» Прямо координатор. Новоиспечённый димон. Или егор.
Проверив, пролистав, взяли всю папку и паспорт. Сказали явиться в 12 часов. К кабинету 506. То есть на пятый этаж. Ну, куда теперь? Да в магазины же. Подарки покупать.
Неподалёку от Титаника ждали время, чтобы попасть в громаднейший супермаркет площадью со средний жилой квартал. Мимо ждущих покупателей к стеклянному входу шли и шли молоденькие девчонки в плащиках. Продавщицы. А также их начальницы. Дамы поплотней, посолидней.
Внутри к высоченному стеклу потолка нужно было круто задирать голову. Везде журчали фонтанчики, произрастали пальмы (в кадках, правда), напахивало приятным искусственным климатом. И нигде никаких перегородок. От обилия товаров на стеллажах – голова кругом, но девушки в одинаковых куцых костюмчиках сразу подходили, подсказывали. Когда видели, что бесполезно (наш случай, бестолковые два пенсионера), сами вели, куда нужно. Как слепцов. Чуть ли не за руки. «Мне бы платок. Как у цыганки», – всё трындил Агеев. Девушка долго водила его от стеллажа к стеллажу. Постепенно теряла японскую улыбку, злилась. Наконец сама завернулась в жуткую пестроту до пола. «Во! – вскричал старик с горбатым носом. – То, что надо! Цыганка Аза!» Старый придурок. Любовницу ещё, наверное, имеет, заворачивала подарок продавщица. «Да для дочери, милая девушка! Для дочери! Помириться хочу!»
С Табашниковым было проще – почти сразу получил крутой фен для женских волос. В коробке. Маргарита как-то обмолвилась, что фен у неё сломался. Вот и вспомнил. Но тоже требовал. Чтобы открытка была. С 8-м Марта.
Уже вышли из секции, и Агеев хлопнул себя по лбу. Как же забыл! Ринулся обратно. Продавщица напряглась: что такое! «Для Маши, для Маши, милая девушка. – Выхватил из развески первый попавшийся платок: – Заверните, пожалуйста. И открытку, открытку туда. Не забудьте».
Глотали тархун, приходили в себя на раскрытом кафе второго этажа. Внизу везде бегали одни мужики. Если приглядеться – с тоскующими глазами. Что купить, где? Да-а. Тяжёлое испытание мужичку выпадает один раз в год. Тяжёлое. А попробуй не купи, приди пустым. Трудно даже представить, что тогда будет. Да-а. День рождения ладно, там законно. Заранее можно купить. Сэкономить. На пиво. Ты там один. А здесь ты в куче. И бегай, выпучив глаза. Пока не расхватали. Что подешевле…
В каком-то сквере копались в развалах книг на фанерных раскладных столах. Унылые библиофилы распродавали здесь свои библиотеки. Понятно, что не от хорошей жизни. Купили у них по паре стоящих книг. Заложили в сумки.
С каким-то графоманским блеском в глазах потирали руки возле своих аляповатых картин самодеятельные живописцы. Дальше по обе стороны – детские игрушки, красиво упакованные сувениры. На косых высоких стеллажах.
Табак вдруг стал перед красивой куклой с очень синими глазами. В пышном платье. С взблескивающими жемчужинами на взбитой причёске.
– Сколько эта кукла?
– Сто.
– Рублей?
– Ты припух, дядя?.. Долларов! Эксклюзивная работа!
Малый больше смахивал на блатного в кепке из пятидесятых, чем на продавца эксклюзивных кукол.
Табашников неуверенно пошёл. Агеев уже знал, что будет дальше. «Не вздумай, Женя! Пожалей деньги!»
Но Табак был уже возле куклы. Доставал бумажник. Выдернул из отдельной тоненькой пачки сто долларов – на!
В кепке схватил бумажку, глянул на свет – и сразу стал другим. Быстренько снял куклу с раскрытой коробкой, закрыл, мгновенно обернул синей лентой и красиво завязал:
– Пожалуйста! Ваш ребёнок будет рад! – И чуть не кланялся вслед: – Приходите ещё! Куклы у нас эксклюзивные. Мастерица живёт в Санкт-Петербурге.
«Зачем купил, зачем? – уже скрёб Агеев. – У Юльки полно таких кукол. Она отрывает им ноги. Зачем?»
– Такой красотке ножки ломать не будет. (Рука не поднимется?) Сразу полюбит её, – почему-то был уверен Табак. Шёл, прижимал коробку с куклой к бедру. Даже не засунул ни в одну сумку. Ни на плече которая, ни в левой руке, где был фен…
Без десяти двенадцать, как штык, были у 506-го кабинета на пятом этаже. Табашников ходил взад-вперёд. Без папки и паспорта явно нервничал.
– Спокойно, Женя, спокойно, – торчал при сумках на диванчике Агеев. Тоже напряжённый. Как кол.
Почему-то никого возле 506-го не было. Напутали что-нибудь? Не в своё время пришли? Но ровно в двенадцать дверь приоткрылась:
– Заходите.
Женский голос. Даже лица не показала. Табашников обогнул дверь и будто втиснулся за неё.
Теперь
