– Ты вообще не славишься умением судить о людях, но не огорчайся. Эта женщина – профессионал. Большинство девиц из «Алмаза» – специалисты по манипулированию и соблазнению. Это их лучшее оружие.
Адриан расстроился. Не потому, что увлекся Скарлетт, а просто ему было неприятно думать, будто она способна на такое. Скарлетт действительно ему понравилась. Хуже того, он ей поверил. Проглотил ее историю о бегстве из Колноры и лучшей жизни в лощине. В такие вещи поверить нетрудно. Он хотел, чтобы это было правдой, по-прежнему хотел.
– Есть мысли, где мы находимся?
– На Старой соляной дороге.
– Старой? – Адриан приподнял подбородок. Бок снова пронзила боль, и он стиснул зубы. Увидел горы, невысокую зеленую гряду, отделявшую Далгат от Большого Маранона. – Мы уже не в Далгате. Это та самая дорога, у которой ты помедлил на пути туда. Та, что вела на юг.
Значит, сейчас вторая половина дня, ближе к вечеру.
Адриан вновь посмотрел на ехавшего за фургоном человека. Тот снял шлем и откинул назад кольчужный койф.
– Куда мы едем?
– В Манзант.
Название было смутно знакомым. В неприятном смысле.
– Соляная шахта на скалистом выступе Маранона, – уточнил Ройс. – А также тюрьма… в некотором роде. Тебе там не понравится.
Соляная шахта-тюрьма?
– Ты можешь открыть ее? – Адриан звякнул цепью, соединявшей его запястья.
– Нет.
Ройс опустил голову, словно та была очень тяжелой. Его капюшон висел сзади, как и плащ, мятый и рваный, но волосы скрывали лицо.
– Серьезно? – спросил Адриан.
Ройс с усилием поднял голову и хмуро посмотрел на него:
– У меня скованы руки, как и у тебя. Я не могу дотянуться до инструментов.
– Может, я сумею.
Адриан перевалился на колени, звякнув цепями о дерево, и охнул, когда в боку снова вспыхнула резкая боль.
– Не поможет, – сообщил Ройс, вновь опуская голову.
– Почему?
– У меня сломана правая рука. И средний палец на левой. Кроме того, сомневаюсь, что они пропустили инструменты, когда обыскивали нас.
– О. – Адриан вздохнул и откинулся назад. Медленно, готовясь к новой вспышке боли.
– А что у тебя? – спросил Ройс.
– Трещина в ребре, полагаю.
– И все?
Адриан кивнул:
– Похоже на то.
Ройс поднял голову и внимательно изучил лицо Адриана:
– Ты выглядишь ужасно.
– Правда? – Тот подвигал челюстью и пошевелил щеками в поисках синяков. – Лицо даже не болит.
Ройс покачал головой:
– Я имею в виду, в целом. Прежде мне не доводилось просто сидеть и разглядывать тебя.
Адриан нахмурился. Вернулся в сидячее положение и уперся головой в стену.
– Почему твое чувство юмора просыпается всякий раз, когда нам грозит смерть?
Ройс пожал плечами:
– Надо полагать, потому, что в такие моменты жизнь кажется наиболее абсурдной.
– Мы ведь скоро умрем, верно? Я не хочу питать ложных надежд.
– Если повезет, – ответил Ройс, на сей раз серьезно. – Манзант – место, где люди просто исчезают. Длинная, узкая, глубокая шахта. Гномы построили ее много веков назад, кошмарную тюрьму, каких еще не было. Заключенные добывают соль в темноте и обменивают на пищу и свежую воду. Ни инструментов, ни защиты – ты либо приносишь соль, либо умираешь во время работы. Со временем это высаливает из человека саму душу. По крайней мере, так я слышал.
– Что ж, тебе повезло. Из камня вина не выдавишь.
Адриан дернул кандалы. Теперь он вспомнил название Манзант. О нем говорила Скарлетт. Ей удалось выскользнуть из цепей, но, возможно, это была ложь, как и все прочее.
– Если нас везут в тюрьму, то в чем мы виноваты? Мы не сделали ничего дурного.
– Чтобы попасть в Манзант, необязательно совершать что-то дурное. Как я уже говорил, это не только тюрьма, но и шахта. Амброузу Муру, надзирателю, плевать, откуда привозят рабочих. Его устраивают преступники, однако за рабов он тоже готов платить приличные деньги.
– Но мы не рабы!
– Теперь рабы.
Адриан оглядел фургон и не увидел ничего, кроме гнилой соломы и лишних цепей, покрытых ржавчиной. Они вносили свою лепту в громкое звяканье на каждом ухабе.
– У тебя остался Альверстоун?
Ройс покачал головой.
– Рабовладельцы Манзанта превосходно справляются со своей работой. Они еще не закончили. Когда приедем в тюрьму, нас разденут догола. И обреют.
– Хватит болтать. Испортишь все сюрпризы.
Колесо подскочило на очередном крупном бугре, и оба пленника застонали. Фургон остановился.
– Что дальше? Мы на месте?
Ройс выглянул в боковое окошко, склонив голову и прислушиваясь.
– Вода. – Он помолчал. – Наверное, ручей Меркатор. Они поят лошадей. Мы дальше к югу, чем я думал.
Адриан услышал смех. Два человека разговаривали, но голоса были слишком далекими и приглушенными, чтобы разобрать слова.
– Сколько до Манзанта? – спросил он.
– От Меркатора до тюрьмы менее десяти миль, но по извилистой горной дороге в фургоне… – Ройс посмотрел на небо. – Полагаю, прибудем завтра.
– То есть у нас есть целая ночь, чтобы придумать, как сбежать.
Ройс с жалостью усмехнулся:
– Мне нравится твой образ мыслей: ты считаешь, что рано или поздно все образуется. Как там выразилась Шпат? Это так… мило.
Нахмурившись, Адриан попытался ощупать замок на запястьях, но его пальцы онемели от наручников.
– Аркадиус не ошибся насчет тебя, – произнес Ройс. – Такое впечатление, будто ты не различаешь цветов. Только в твоем случае это не цвета, а реальность. Твоя проблема в том, что ты ждешь от людей слишком многого.
– Из нас двоих слеп не я, – возразил Адриан. – Поверь, я наблюдал, как низко может пасть человек. Но я также видел героические, даже нелепые проявления доброты. И ты тоже видел, однако предпочитаешь их игнорировать. Вот это и есть слепота, друг мой.
Ройс медленно покачал головой и зашипел – это был снисходительный смешок, фирменный знак Ройса Мельборна.
– Вода течет вниз, – сказал он. – Кошки едят мышей. Летом бывают заморозки, а зимой – оттепели, но это исключение, а не правило. На самом деле, исключение столь редкое, что не стоит даже о нем говорить. Ты не понимаешь – или предпочитаешь игнорировать – одну простую вещь: людей интересуют только они сами. Они не станут рисковать деньгами, а тем более жизнью ради кого-то другого. Человек сунет голову в петлю ради другого лишь в том случае, если чужая жизнь важна для его собственного благополучия, и даже тогда… – Ройс усмехнулся. – Большинством людей движет страх. Отважные поступки в основном являются следствием глупости либо импульсивного порыва. Имей будущий герой возможность поразмыслить, осознать и обдумать потенциальные опасности, он бы тут же струсил.
– Но я не струсил, – заявил Адриан. – И поэтому ты жив.
Ройс улыбнулся, словно ждал этих слов:
– Ты прав. И знаешь что? Это тревожило меня на протяжении трех лет, но в конце концов я раскрыл эту загадку.
Что-то с силой ударилось о стенку фургону.
– Вы двое еще живы? – раздался хриплый голос. В окне над головой Ройса возникло ухмыляющееся лицо.
– Полный порядок. Сидят себе, словно выдался удачный денек. Отдыхайте, парни. Скоро мы тронемся в путь, и уже завтра вы
