– Совращаю? – предположил Ройс. – Женщины питают слабость к поэтам. Ты соблазнил Блаженство Хильдебрандт сладкими речами?
Пак в негодовании остановился, и лошадь Адриана дернула его вперед.
– Ты не слушаешь. Я ее не соблазнял. Я бы не согласился на это за все золото Аврина. Уж лучше прелюбодействовать с бешеным хорьком. Говорю вам, когда мы вернемся в Сэнсбери, вы увидите ее и сами все поймете. И, надеюсь, она одарит вас объятиями и влажными поцелуями за ваши старания. Тогда вы осознаете глубину своего заблуждения. Она похожа на старую уродливую гончую, которая пускает липкие слюни, но по-прежнему считает себя щенком. А когда она откроет рот, чтобы поблагодарить вас, вы увидите ее язык, слишком длинный для любого живого существа.
– Леди Хильдебрандт беременна, – заметил Ройс. – И это как-то случилось.
Пак усмехнулся:
– Видал я детенышей дикобразов. Понятия не имею, как это случается.
– Он говорит так… – Адриан помолчал. – Ну, искренне.
– Клянусь всеми богами! Это потому, что я говорю правду! – крикнул Пак небесам. – Вы двое… вы… что вы такое? Не могу даже предположить. Шерифы? Охотники за головами? Не важно, чем бы вы ни занимались, вы должны делать это часто, верно? Наверняка вы поймали десятки подозреваемых и отдали их в руки правосудия. Уж вы-то должны знать, как выглядят мерзавцы. Как они поступают. Когда вы выволокли меня из той таверны в Восточной марке, я что, вел себя как преступник? Надо полагать, большинство преступников бегут. Убежал ли я? Стал ли сопротивляться? Отнюдь. Что я сделал?
– Позвал шерифа, – произнес Адриан и покосился на Ройса, едва заметно кивнув.
– Да! Да! Я сделал это потому, что решил, будто вы на меня напали. Только головорезы тащат человека из таверны и связывают его. И если бы шериф меня услышал, вы двое были бы на конце веревки, полагаю, намного более короткой, чем эта.
Адриан задумчиво переводил взгляд с Пака на Ройса и обратно.
– Не имеет значения, – заявил Ройс, пытаясь уловить мысль, зревшую в голове напарника.
– Но если он невиновен, следует ли нам передавать его лорду Хильдебрандту? Если его осудят, он не сможет защититься благородным происхождением. Барон убьет его.
– Не имеет значения.
– А для меня определенно имеет, – возразил Вирджил.
– Почему это не имеет значения? – спросил Адриан.
– Меня интересуют только восемь золотых, которые нам заплатит Хильдебрандт.
– Это жестоко, Ройс, – сказал Адриан.
– Нет, это жизнь. Не жалуйся мне. Обсуди это с Марибором, или вселенной, или природой. Те же законы, по которым воробей замерзает зимой, отправят Пака на виселицу за преступление… даже если он его не совершал. Однако это не наша проблема. К нам это никакого отношения не имеет.
– Прошу прощения, – подал голос Пак. – Вынужден заметить, что это вы связали мне запястья веревкой и тащите меня навстречу судьбе, какой я не заслуживаю. Это ваша лошадь – не Марибора, не вселенной и не природы, и все это определенно не имеет никакого отношения к мерзким чертовым воробьям!
– Восемь золотых тенентов. – Ройс пристально посмотрел на Адриана. – Произнеси эти слова вслух. Повторяй снова и снова, пока не заглушишь мелкого хорька-извращенца за спиной.
Адриана это явно не убедило.
– Ладно, тогда давай так. Не забудь, что мы обещали… мы дали слово лорду Хильдебрандту, что найдем Пака и привезем обратно. – Ройс изо всех сил старался сохранить серьезное выражение лица.
Адриан торжественно кивнул, и Ройсу пришлось прикусить губу, чтобы не рассмеяться. Три года они работали вместе, два из них – официально в качестве наемников, носивших общее имя Рийрия, но Адриан до сих пор считал, что обещания следует держать. Он был молод, ему едва сравнялось двадцать лет, однако Адриан несколько раз побывал на войне, и Ройс не понимал, как он умудряется оставаться столь наивным.
Пак сосредоточил взгляд на Ройсе.
– Значит, вот сколько стоит моя жизнь? Горстку золотых монет? А если я предложу вам больше, чем готов заплатить лорд Хильдебрандт? Это уравняет чаши весов в твоем рассогласованном мире, где ты отрицаешь свое участие, даже держа в руке поводок?
Ройс нахмурился:
– У тебя нет таких денег. Иначе мы бы договорились еще в Восточной марке.
– Я могу их достать.
– Нет, не можешь. Ты поэт. Поэты зарабатывают мало и уж точно не откладывают деньги на черный день. Ты все спускаешь на глупости, например, на одежду.
– Верно, однако я имел в виду не свои деньги, – возразил Пак. – Клянусь, что и пальцем не прикасался к Блаженству, однако в свое время водил знакомство с дамами. Некоторые из них питают ко мне нежные чувства. Уверен, леди Мартел заплатит десять золотых за спасение моей жизни.
– Леди Мартел? Ты имеешь в виду жену лорда Хемли? – уточнил Ройс.
– Да.
Ройс усмехнулся:
– Сомневаюсь, что твои постельные таланты стоят десяти золотых.
– Ты меня не понял. У нас с Мартел Хемли совсем другие отношения. То есть я мог бы переспать с ней. Она тоже не красавица, но у нее живой ум, и наш интерес обоюден. Уверен, десять золотых – невысокая цена за возможность продолжить наши беседы. Наши отношения основаны на любви к письменному слову. Только прошлым летом я провел целую ночь в ее спальне, занимаясь не чем иным, как распитием вина и изучением библиотеки.
– Это эвфемизм – или ты действительно имеешь в виду книги? – спросил Ройс.
– А, значит, вы о них слышали! Да, книги. У этой дамы обширные интересы, и она держит небольшую библиотеку прямо в собственных комнатах. У нее есть экземпляры «Песни Берингера» и «Рассказов пилигрима» – впечатляюще, однако не слишком оригинально. Самое занимательное произведение на ее полках – странный дневничок.
Ройс остановил лошадь и развернулся в седле:
– Она показала тебе свой дневник?
Пак озабоченно поднял голову. Ройс не планировал выглядеть угрожающе, но порой ничего не мог с собой поделать.
– Ну да, только это не ее дневник. Мемуары некоего Фалкирка де что-то там, у которого отличный почерк и архаичный стиль. Леди Мартел упоминала, что стащила его, в чем лично я сомневаюсь. Кто-нибудь слышал о ворах-аристократах? Она была весьма пьяна, поэтому я не воспринял ее слова всерьез.
– Мартел Хемли говорила, где познакомилась с этим Фалкирком?
– Она получила дневник не от него, а от монаха, с которым у нее был роман. Однажды ночью, пока он спал, леди Мартел нашла дневник и забрала его, поскольку хотела выяснить истинные чувства монаха к ней. И лишь позднее поняла, что это записи Фалкирка. Леди Мартел попыталась вернуть дневник, однако монах исчез. Больше она его не видела.
– Ты назвал стиль архаичным. Значит, ты его читал?
Пак кивнул:
– Пытался. Честно говоря, было скучно. Что тебя
