– Ты же знаешь, Суренчик, – хихикнула брюнетка, – мест нет. У них эта табличка к стойке вот такими болтами привинчена.
– Как привинтили, так и отвинтят, – сказал суровый, коротко стриженный молодец, до того не подававший никаких признаков навыков вербального общения. Полосатая футболка туго натянулась на плечах, будто он уже сейчас был готов исполнить угрозу. – И там бюрократы засели, шерсть на ушах.
– Ладно, разберемся, – сказал бородатый Саша. – Пошли, что ли? Нам еще долго топать…
– У меня машина рядом, – сказал я. – Все, наверное, не поместятся, но…
– Благодетель! – Всплеснула ладошками брюнетка. – А я ноги стоптала, вот, – и она вытянула вперед изящную ножку, обутую в белую туфлю. – Посмотрите, посмотрите!
Все с интересом посмотрели, а я пошел за машиной.
Уместились все. Это казалось невозможным, но ребята – Сурен, бородатый Саша и молчаливый Витька упаковались на заднее сиденье, к ним на колени забрались брюнетка Валя и вырвавшаяся из «Спинозы» Света, которая никак не могла завершить свой рок-н-рольный марафон. Зоя села рядом.
– Вот туда, – махнула она вдоль по главной улице. – Мимо памятника. Который стоит.
– Кто ж его посадит, – буркнул молчаливый Витька. Ему пришлось туже всех. Он согнулся вперед, положив могучие руки на спинки моего и Зоиного кресла, чтобы Сурен и Саша могли удобнее устроиться.
– Интересно, а есть такие памятники, которые лежат? – спросила запыхавшаяся и до сих пор не отдышавшаяся Света.
– Памятник лежачему мещанину, – сказал Саша. – Давно поря изваять. Дабы искоренить.
– А это ваша машина? – спросила бойкая Валя.
– Отцовская, – честно признался я.
– Я думала, вы в прокате ее взяли, – мне показалось, она слегка разочарована.
– Тяжелое бремя наследственности, – хохотнул Сурен. – Вы не обращайте внимания, Дмитрий. Валентина максималистка. Она считает, человек должен шествовать по жизни максимально налегке. Жить в общежитиях или гостиницах, питаться в столовых, брать в прокате автомобили… ай! – Валя его ущипнула. – Валечка, я не против! Я только за! Мы ведь так и живем! У меня даже квартиры нет!
– У тебя их три было, – хмуро сказал Витька. – Ты все профукал. Женам оставил, ловелас.
– Он поступил как настоящий джентельмен, – сказала Верочка и погладила Сурена по голове. – Молодец, Суренчик, женись и дальше.
Я вел машину, подчиняясь указаниям Зои, одновременно прислушиваясь к пикировкам новых знакомых. Странная мысль свербила – не сон ли? Странное ощущение, которое охватывает, когда наступает глубокая ночь, хочется спать, но ты по каким-то причинам продолжаешь бодрствовать. Город вокруг спал. Горели огни фонарей вдоль дорог, да редкие окна в пятиэтажках. Никаких рекламных стендов, круглосуточных киосков и маленьких магазинчиков. Тут вообще отсутствовала реклама. Разве что кроме горевшей напротив кафе неоновым светом. Про полеты на самолетах Аэрофлота. Хотя нет, вот еще зажглась зеленоватым светом: «Товарищи автомобилисты! Уступайте пешеходам!»
– Теперь сюда, – тронула меня за руку Зоя. – Вот наша гостиница.
Стоянка пустовала. Я запер машину и вошел внутрь. За стойкой с прикрученной табличкой «Мест нет» позевывала солидная тетя, никак не подходящая на роль девушки на ресепшине.
– Это он? – спросила она Зою.
– Да, его на одну ночь надо устроить, если можно…
– На одну ночь можно, – неожиданно мирно сказала тетя. – У нас место в двукоечном номере освободилось. Там товарищ заселился, вот к нему и подселим. Давайте паспорт, товарищ…
– Документы завтра подвезут, – быстро сказала Зоя. – Может, с утра оформимся, а?
Поднимаясь по лестнице, я сказал:
– Не думал, что у тебя получится.
– Сегодня смена хорошая, – объяснила девушка. – Без волокиты и мещанских заморочек. Вот, наверное, – показала на дверь.
Я сверился с номерком на ключе.
– Спокойной ночи, – сказала Зоя. – Утро вечера мудренее.
– Спокойной ночи, – ответил я. Неимоверно хотелось спать.
В номере оказался включен телевизор. Невыносимо древний, архаичный, с маленьким черно-белым экранчиком. Удивительно, что он вообще имелся в номере, который, как и гостиница, словно сошли с картинок, фотографий и киноэкранов шестидесятых годов. Скорее всего, как это пристанище командированных возвели во времена рождения литерного городка вокруг жутко секретного завода или испытательного научного полигона, так с тех пор даже мебель не меняли, не говоря о внутреннем интерьере.
Мой сосед, о котором предупредила дама, спал на правой кровати, укутавшись с головой в пододеяльник. Само одеяло сбилось к ногам. В номере было душновато, несмотря на открытую форточку в брутально деревянных рамах. На широком подоконнике стояла пепельница, забитая окурками. Имелся цветок, фикус кажется. А может и не фикус. Но тоже, оттуда, родом из Оттепели.
Звук телевизора был приглушен, поэтому я не сразу обратил внимания, что он транслирует. Света от экранчика вполне хватало разоблачиться, бросив одежду на пустующее кресло, современника фикуса и вполне гармонирующего с общим временным континуумом гостиницы – видел я такое несколько раз в кино тех годов и на фотографиях в старых журналах «Смена», грудой хранившиеся на даче.
Приняв водные процедуры, я сел на кровать и потянулся выключить почти беззвучно работающий телевизор со странным названием «Вечер-3». Хорошее название. Подходящее. И фильм шел под стать этому славному бойцу телевизионного лампового фронта с молодыми Яковлевым, Анофриевым. «Друзья и годы», сразу же вспомнил я. Ну, надо же. Гармония.
Посмотрев на похрапывающего соседа, я решил, что немного звука не повредит, тем более он сам оставил телевизор включенным, когда его окончательно сморил сон. Взялся за ручку переключения каналов и даже с некоторой опаской повернул ее по часовой стрелке – после пультов это казалось жуткой архаикой. Ручка легко подалась и щелкнула на следующий канал. По всем канонам жанра там никаких передач не должно было быть – в те времена полуночников не жаловали, ибо рабочий человек должен хорошо высыпаться перед трудовым днем, не отвлекаясь на «ящик».
– А теперь начинаем передачи для тех, кто не спит, – сообщила строгая дикторша. – Программу открывает выпуск «Международной панорамы», затем вы сможете посмотреть запись выступления танцевального коллектива «Березка» во Дворце Советов, а завершит программу комедийный художественный фильм «Его звали Роберт».
Заиграла знакомая ностальгическая мелодия и возникла заставка «Международной панорамы». Удивительно, но я помнил и эту музыку, и эту заставку, словно нарисованную на куске картона – поначалу не в фокусе, а затем становясь все резче и резче, как бы намекая – сейчас вы все увидите в мельчайших деталях. А затем появится сидящий человек в строгом костюме – Каверзнев, Сейфуль-Мулюков, Цветов… Однако возникший комментатор оказался мне незнаком.
– Здравствуйте, товарищи, – сказал он. – Начинаем очередной выпуск передачи «Международная панорама: события, факты, комментарии». Массовые беспорядки в Северном Ольстере…
Это какой год? Семидесятые. Или все же шестидесятые? Если у меня имелась некая гипотеза о происходящем, которая, несмотря на совершенную фантастичность, все же позволяла хоть как-то объяснить происходящее с тех пор, как я свернул на анизотропное шоссе, то следующий поворот переключателя ее опроверг. Почти опроверг, если сказать точнее.
Изображение оказалось цветным. Причем абсолютно не соответствующим ожидаемому качеству кинескопа – четким, сочным, будто не
