Я сама бесстрастность и равнодушие. От меня холодом разит так, что Тоська должна окочуриться. А потом пусть окочурится Леднёв, когда узнает, что я тоже с кем-то встречаюсь.
После того, что я услышала, во мне только крепнет ощущение правильности моего решения. Не очень-то долго Никита по мне убивался, меняет вон девок как перчатки. Испугался. Один разговор, несколько резких слов — и все, умчался Леднёв в дальние дали.
— Климова, я тебя умоляю, только не Плесовских, — как назойливый комар, жужжит у меня над ухом Григорьева. — Если тебе край надо девственности лишиться, давай найдем кого-нибудь другого.
— Кого, например? — смеюсь я, Тоськино беспокойство меня забавляет.
— Не знаю. Господи, лучше с членом искусственным, чем с ним.
— Ага, а потом наутро я буду тебе жаловаться, какой он был холодный, равнодушный, что после всего он даже не приобнял и не поговорил со мной. Спасибо, милая, как здорово иметь подругу, которая в крайней ситуации сгоняет для меня в секс-шоп.
— Нет! Здорово иметь подругу, которая в принципе не отвергает эту идею, — подначивает Тося, и мы хохочем, умиляясь собственным шуточкам.
— Не переживай, Плесовских ничего не светит, я его не хочу, — обещаю я. — Может, я фригидная, а? Я никого не хочу.
— А Никитку? — совсем не удивляя, спрашивает Тося.
— И его.
— Совсем?
— Ни капельки.
— Да ладно, — не верит подруга.
— Правда, — вру.
— Зачем тогда звонила ему.
— Это было сто лет назад.
— Но было же!
— Один раз.
Тот телефонный разговор был коротким.
— …Зачем звонишь?
— Не знаю.
— Чего хочешь?
— Не знаю.
— Меня хочешь? Приходи.
— Смеешься?
— Приходи. Я один.
— Три часа ночи.
— Спустись и жди меня у подъезда, я приду за тобой…
Несколько быстрых фраз, и я даже сама себе не верила, что позвонила. Хотя этому звонку нашлось железобетонное оправдание. У меня день рождения. В день рождения можно все. Или почти все.
Мы только из клуба, разгоряченные и уставшие. Я собрала порядком растрепавшиеся от танцев волосы в хвост, сняла платье, натянула толстовку и джинсы, и вышла на улицу.
Никита ждал у подъезда.
— Привет. А у меня сегодня день рождения, — радостно сообщила ему я.
— Привет. У меня тоже.
— Точно. Уже три часа, можно и тебя поздравлять.
— Поздравляй, — сказал он, но не сделал ни шага мне навстречу.
— Поздравляю. Правда, подарка у меня нет.
— Можешь мне свою невинность подарить, я не против. Если ты еще…
— Не хами, Леднёв.
Он как-то резко засмеялся. Я поняла, что он совершенно ко мне переменился и говорить нам больше не о чем.
— Зачем звала?
— А зачем ты пришел?
На этом наш разговор закончился. На вопросах без ответов.
С Днем Рождения, Никита! С восемнадцатилетием!
— Не переживай, Настя, ща он всех на районе перетрахает и к тебе вернется, — хмыкает Тося.
— Я не переживаю.
Выйдя на улицу, сразу жалею, что оделась опрометчиво легко. Тонкое кашемировое пальто продувает насквозь.
Холодно…
Но ломота в груди не от этого…
***Дома всё как всегда. Отца нет, то ли он деньги зарабатывает, то ли деньги прогуливает. Мать пытается навести порядок в наших с сестрой умах и за любую вольную мысль грозит подвергнуть остракизму.
— Я не вытяну на золотую медаль, — уныло говорит Полина. — У меня всегда с алгеброй плохо было. Это у Насти математический склад ума, ей легко все дается.
— Если я не ною, это не значит, что мне что-то дается легко, я просто беру и делаю, — не выдерживаю я, а ведь хотела не вмешиваться.
Нет, все-таки молчать и не встревать — это не про меня.
— У тебя будет золотая медаль, даже если мне придется ее купить! — заявляет мать таким тоном, что можно не сомневаться: Вера Михайловна сказала — Вера Михайловна сделает.
— Главное, чтобы она поступила. А она поступит. Если сама не поступит, будет учиться платно. Не понимаю, что вы из нее последние соки выжимаете. Она воет вон уже, от репетиторов не вылазит, а вы ее на «Финансы и кредит» хотите затолкать. Пусть идет на социологию, психологию… еще куда-нибудь. На журналистику, в конце концов.
— Психолог, — фыркает мама, — что это за профессия такая?
— Нормальная профессия. Людям помогать. Ты что молчишь? — буравлю Польку взглядом, когда маман на минуту выходит из комнаты.
— А что я должна сказать? — Сестра вжимается в кресло. Уже по одному ее виду, по этой сутулости в плечах, по нервно сжатым рукам я понимаю, что она и слова против не скажет.
— Ты должна сказать «нет» и убедить мать, чтобы она выбросила из головы свою идею-фикс насчет золотой медали, — негромко, но внушительно говорю я.
— Я не хочу с ней ругаться.
— А выглядеть дурой ты хочешь? Все поймут, что тебе эту медаль купили, будешь ходить, как оплеванная. Зачем тебе это нужно? Какой в этом смысл? Я понимаю тех, кто за бюджетное место задницу рвет, тебе-то какая разница. Тебе только нужно выбрать, где ты хочешь учиться, и ты будешь там учиться. Зачем крайности?
— Конечно, — с ноткой зависти сказала Полька, — у самой-то медалька — золотая.
— Поверь. Окончишь школу, поступишь, через полгода всем будет глубоко похрен какая у тебя медаль.
— Что ж ты тогда бегаешь «четверки» пересдаешь?
— Бегала пересдавала, потому что дура была. Сейчас не бегаю. Главное, чтобы в голове что-то было, а диплом пусть хоть в крапинку. Или ты действительно думаешь, что работодатель между «синеньким» и «красненьким» выберет «красненький» только потому, что он «красненький»? Выберут того, у кого язык подвешан.
— Выберут того, за кого предварительно попросили, — войдя, мать раздраженно обрывает наш разговор. — Настя, прекрати. Не лезь не в свое дело. Подумай лучше о себе.
— Только не начинай про Дёму, — скривилась я, как от кислого. Так надеялась, что до обсуждения моей личной жизни мы все-таки не дойдем.
— Ты ведешь себя глупо.
— Я бы на месте Насти вообще не думала, — не преминула и сестренка вставить свое слово.
— Хочешь быть на моем месте? Нравится тебе Демьян? Забирай. Дарю.
Полина покраснела от смущения, мать — от злости.
— Господи, парень все для нее готов сделать, а она нос воротит.
— Мама, мне он не нравится, — еще чуть-чуть и я окончательно выйду из себя. Замучилась повторять одно и то же и родителям, и Демьяну. — Этого не достаточно? Какие еще нужны аргументы?
— А кто тебе вообще нравится?! Тебе все не нравятся, тебе всё не так!
— Да, мне всё не так, и я не считаю, что это плохо. Я не собираюсь продаваться, и мне пофиг, на что Демьян ради меня готов.
— Мне уже неудобно перед ним!
— Зато ему удобно.
— И тебе! Удобно! Очень удобно рассуждать, когда пальто твое стоит столько, сколько некоторые за месяц получают, а в кармане этого пальто ключи от машины. Сейчас папа еще квартиру купит и вообще отлично.
Наверное, сейчас стоило бы замолчать, но я уже не могу.
— Мне сейчас должно быть за это стыдно? И за пальто и за машину? Еще за
