Я забираю у нее из рук стаканчики с вином и даю удостоверение.
— О, боже, Ник, — выдыхает она, — ты прокурор. — И хохочет: — Вот жук! За нос меня водил!
— Самую малость. Тебя особо не проведешь.
— Я сразу поняла, что что-то не так. По разговору.
— Это издержки профессии. Давно привык вопросы задавать, нежели отвечать на них самому.
— Оно и видно, — упрекает она. — Я знала, что у тебя все получится. Я же тебе говорила, что у тебя… все-все получится… ты стал, кем хотел… — голос ее затихает.
— А ты стала? Кем хотела…
Не отвечая, Настя отдает мне ксиву и хватается за ручку двери.
— Душно… подышать хочется.
Выхожу следом, бросаю стаканчики с недопитым вином в урну. Сунув руки в пальто, Настя бредет по тротуару, подальше от машины. Я хватаю ее за руку и разворачиваю к себе.
— Ник, а ты помнишь тот Новый год? Нашу первую ночь?
— Да. — Конечно, помню. После той ночи мы не расставались. До того момента…
— Клянусь, у меня больше никогда в жизни не было такого праздника.
Я сжимаю ее плечи. Климова знает, о чем я хочу спросить. На языке только одно слово.
Она знает. И вся сжимается под моим взглядом. Вздрагивает, прикрывая глаза, но я успеваю заметить, сколько боли скрывается за дрожащими веками.
Смотрю на ее губы, манящие влажные губы, которые когда-то горели от моих поцелуев, и у меня больше нет сил скрывать страстное желание под напускным равнодушием. Почти невесомо приникаю к ним. Но это легкое касание быстро перерастает в глубокий поцелуй, не имеющий ничего общего с тем первым, приветственным. Этот, безрассудный горячий, будоражит кровь, и после него нам неизменно захочется большего.
Уже хочется…
Желание пульсирует в венах, в каждой моей клеточке. У меня — даже не с этого момента. С того самого, как увидел ее на том мероприятии. Она была одета, но я видел в платье ее голое тело и все эти дни только и жил мыслью, как бы снова овладеть ею. Ощутить под собой, вырвать стон из жестоких губ и снова увидеть ее, такую холодную и надменную, в угаре страсти…
В кармане у Насти звонит телефон. Громко и настойчиво. Я знаю, что это он. Знаю, что это Филипп. Спинным мозгом, что ли, чувствую.
— Ответь. — Отпускаю и отхожу от нее.
Сердце стучит неспокойно. Меня разрывает ненужная, почти забытая ревность, когда я представляю, что Настя лежит с ним в постели, отдается его ласкам и стонет под ним от наслаждения. В голове мутится от этих мыслей, и в груди становится тесно от этого мучительного чувства, кажется, оно вот-вот разорвет мою годами твердевшую оболочку.
Я не слышу, что говорит Настя. Не слышу, когда она заканчивает разговор. Вызываю такси и называю ее адрес. Пока не поздно, отправляю ее домой, подальше от себя, вместе с тем прекрасно осознавая, как бесполезны эти попытки. В наших отношениях всегда присутствовала пугающая предопределенность, она и сейчас никуда не делась. Нам больше друг от друга не спрятаться и не убежать. Я буду думать о ней. Завтра, послезавтра, потом… все следующие дни до телефонного звонка. Моего. Или ее. До момента нашей следующей встречи, которая обязательно состоится. Потому что, проклиная все на свете, я все равно пойду к ней. Хотя в нашей прошлой жизни своим поступком Настя отрезала все пути назад.
Климова смотрит на меня и все понимает: домой она поедет одна.
— Зачем ты меня сегодня позвал? — спрашивает вызывающе громко.
— А зачем ты пришла? — отвечаю в том же тоне.
— Обещай, что не сядешь за руль, а тоже поедешь на такси, — проявляя вежливое смирение, теперь улыбается. Той самой хорошо знакомой мне непробиваемой улыбкой, что доспехи, а не улыбка.
— Я в состоянии о себе позаботиться, Настя, — резче, чем мне того хотелось, отвечаю я, и Климова отшатывается, словно получает пощечину.
— Что ты хочешь, чтобы я тебе сказала? — говорит напряженным дрожащим голосом. — Что мне было больно и плохо без тебя? Что все эти годы я страдала? Что, как с тобой, у меня больше ни с кем не было? Ты это желаешь слышать?
— А если — да. Если именно этого я хочу.
Слышать о ее боли. О разочаровании и ошибке.
Я больше не могу слышать о счастье. Ненавижу ее счастье и хочу слышать о ее боли. Я мечтаю услышать фальшь в этих рассказах об удачно сложившейся жизни! Тогда, много лет назад, уходя от нее, я остро понимал, что мне будет не хватать ее. Не головой, а всем телом я чувствовал, как невыносимо мне будет недоставать Насти. Кажется, было сделано все, чтобы избавиться от этой чувственной зависимости и не попасть в нее снова. Я пообещал себе никогда больше не влюбляться.
И у меня получилось.
Все эти годы я только и делал, что не любил других.
***Я и чувствую себя так же… Животным, загнанным до пены…
Настя
Просыпаюсь с головной болью и болью воспоминаний.
Телефон звонит уже не в первый раз, но я не отвечаю. Перевожу на виброрежим, чтобы совсем не выпадать из реальности, и снова ложусь в кровать.
У меня законный выходной, оставьте меня в покое!
Противное жужжание умолкает, но не тут-то было, не расслабишься, дальше, как из рога изобилия, сыплются сообщения.
Семья, чтоб ей провалиться…
— Поля, в чем дело?
— Ты почему не отвечаешь?
В звонком голосе сестры мне чудится претензия, и я спешу осадить негодяйку:
— Твое какое дело, почему я не отвечаю. Чего надо? — Сегодня я не в состоянии спустить все на тормозах, прикрывший сарказмом или иронией.
Полька умолкает. Так и вижу ее хлопающие глазки.
— Это… блин… — мямлит она еле слышно, растеряв свою уверенность.
— Что — блин? Ты за этим мне позвонила с утра? Чтобы научить словам-паразитам?
— Вообще-то, уже не утро, — малодушно поправляет она меня. — Двенадцать часов…
— А у меня утро! Это ты сидишь у мужа на шее, а я всю неделю пашу, как проклятая. Мое утро может длиться сутки, если я того пожелаю, — режу ее по живому.
— Ох, я говорила маме, что это плохая идея… в общем, мы к двум часам собираемся в ресторане…
— Я думаю, вы вполне обойдетесь без меня.
— У нас повод есть серьезный.
— Да ты что! — картинно удивляюсь, приподнимаясь с постели. — Тебе машину новую купили или Дёмке галстук?
— Ой, Настя, перестань, Дёма носит фирменные и очень дорогие галстуки.
— Угу, главное, чтобы костюмчик сидел, а что внутри — мелочи. — Выбираюсь из кровати, сую ноги в тапки и иду на кухню.
— Настя, мне кажется, ты снова издеваешься.
— Что ты, сестра, тебе кажется. Так что за повод? — Прижимаю телефон к уху плечом и заправляю кофеварку. Все-таки паршивка умудрилась
