Девка посмотрела на него своими огромными темно-серыми глазищами. Прижала к груди щетку, как будто та могла ее спасти.
– Я… я полы мою.
И губы задрожали, будто сейчас расплачется.
Мариус посмотрел на печать. Болезнь миновала, и теперь печать Надзора выглядела просто как чернильный рисунок, большой такой, на всю левую щеку. Другая половина лица чистая и кожа просвечивает, как фарфоровое блюдце, если смотреть сквозь него на солнце.
Ему показалось, что ошейник слишком туго охватывает тонкую шею и уже натер розовую полоску. А сама девка, в старых штанах Робина и в старой его же рубашке, выглядит совсем как недокормленный мальчишка-беспризорник.
Полы она моет, видите ли.
– Убирайся, – устало буркнул он. – Я предупреждал, не попадайся мне на глаза. Прибью.
Двуликая опустила голову, затем, чуть помедлив, подхватила бадейку, зажала щетку под мышкой и бочком-бочком, обходя его как можно дальше, шмыгнула к двери.
– Передай Марго, чтобы обед накрывала! – крикнул он вдогонку.
Последний-то раз ужинал вместе с Фредериком, а потом уже не получилось поесть.
Глава 4
Затишье
После этого случая Алька изо всех сил старалась не попадаться на глаза своему выходит что хозяину. Это оказалось неожиданно просто: его почти никогда не было дома. Как говорила Марго, все время пропадал в местном отделении Надзора. Являлся только на ужин (тогда Алька пряталась на кухне и старалась носа не высовывать), а потом почти сразу уходил к себе, оставаясь в спальне до утра. На следующий день приор спускался в столовую, перекусывал наскоро, а в это время у ворот уже ждал ведомственный экипаж. Альке только и оставалось, что помыть кружку из-под кофе, большую, керамическую, в красивых разводах синей и фиолетовой глазури, и смахнуть крошки от гренок со стола.
Иногда, очень редко, прятаться не удавалось. Однажды Алька забралась по выщербленной кладке на второй этаж и метелкой собирала паутину с окон. Она вообще очень хорошо лазила по стенам – и потому, что была легкой, и потому, что в ней говорила кровь двуликой. Так вот, Алька увлеченно собирала паутину и гоняла жирных пауков, когда меж лопаток неприятно закололо. Она обернулась – и едва не свалилась вниз, потому что у ближайшей яблони стоял приор и смотрел на нее. Алька похолодела, слишком свежо было воспоминание о том, как он застал ее в спальне с ведром и щеткой. Пальцы мгновенно сделались скользкими, слабыми, ей пришлось цепляться изо всех сил, чтобы в самом деле не свалиться дохлой мухой под ноги ниату Эльдору. Она оглянулась еще раз – его больше не было.
Или вот еще, когда она убирала в столовой рано утром, он появился внезапно – впрочем, как и всегда, а она заметила его только тогда, когда, пятясь с тряпкой в руках, ткнулась спиной во что-то твердое и теплое. Вот тогда стоило немалых усилий не взвизгнуть от ужаса, и деваться из столовой было некуда, разве что в окно выпрыгнуть. Но тогда случилось чудо: ниат Эльдор снизошел до разговора.
– Почему ты вечно в этих обносках? – спросил он и поджал губы, как будто сам факт беседы с двуликой выглядел оскорбительно.
Алька растерялась. В груди разливался вязкий, холодный страх. Нет, она не боялась того, что мог бы с ней сотворить ниат Эльдор как мужчина, она до дрожи в коленках боялась приора Эльдора, бывшего стража Надзора. Потому что он привык убивать таких, как она. И ни о каких других отношениях речи быть просто не могло.
– Я… – просипела она, – у меня больше ничего нет.
Он посмотрел-посмотрел на нее отрешенным взглядом, кивнул каким-то своим мыслям и ушел. А Алька сползла на пол по стеночке и поняла, что старая рубашка Робина насквозь промокла от пота.
Тиберик был единственной ее отрадой. Забираясь вечером в кровать, Алька прижимала к себе спящего малыша и шептала, что теперь у них все будет хорошо. Да, спали они в одной кровати, потому что Тиб так привык и с Алькой не боялся темноты. Ей тоже не было страшно, потому что приор Эльдор вряд ли стал бы убивать ее в присутствии малыша, к которому весьма благоволил и даже несколько раз играл с ним в мяч.
Мамину вазочку Алька перенесла в отведенную им с Тибом комнату. И порой ей начинало казаться, что жизнь налаживается: кров, пища – все есть. Только ошейник вызывал тянущую, острую тоску. Алька не была здесь человеком, и приор Эльдор очень ясно дал это понять.
А дом потихоньку менялся.
Приор нанял кухарку, молодую и ладную, светловолосую. И конюха. А потом Алька видела, как приор привел великолепного вороного коня, огромного, с пышной длинной гривой. Ну как привел – приехал на нем. Альке жуть как хотелось пробраться в конюшню и посмотреть на коня поближе, но она сперва не решилась, а потом уже некогда было. Приор нанял еще двух поденщиц, чтобы окончательно привести в порядок большую гостиную, холл, несколько залов. Алька тоже целыми днями что-то чистила, драила, стирала тяжелые шторы. Она боялась, что нанятая прислуга будет относиться к ней как к зверю – опасному, но стреноженному печатью Надзора, но ничего подобного не произошло. Кухарка Эжени смотрела на Альку с жалостью и постоянно пыталась сунуть то булку, то пирожок, ссылаясь на то, что девушка не должна выглядеть как скелет, обтянутый кожей.
– У меня печать на пол-лица, – сказала ей Алька, – кому интересно мое сложение?
Но Эжени только рассмеялась и внезапно обняла, мягко прижимая к себе.
– Глупая. Для себя надо стараться. Не будешь себя любить, кто тебя полюбит?
– Да никто. Кому я нужна?
– Сколько тебе лет?
Алька сглотнула. В самом деле, сколько? Вот-вот стукнет двадцать.
– Ну вот, а выглядишь ты на пятнадцать. Я бы тебе одно из своих платьев дала, но ты из него вывалишься.
И правда, Алька бы из него вывалилась, потому что Эжени обожала сдобу и сама напоминала прекрасную сдобную булочку, причем с какой стороны ни глянь. Это очень быстро оценил конюх Эндрю, и порой Алька видела, как по вечерам парочка уединяется на конюшне.
Впрочем, ей-то что?
Ее дело выполнять поручения Марго и по возможности следить за братом.
Поденщицы, Марта и Роза, тоже относились к ней вполне терпимо. Когда работали вместе, болтали, и Алька едва ли не впервые с момента гибели родителей почувствовала себя почти счастливой.
Если бы не ошейник. И не леденящий кровь взгляд приора, когда ненароком все же с ним сталкивалась.
В очередной раз она столкнулась с приором Эльдором на лестнице, ведущей на второй этаж. Алька несла стопку выстиранного и выглаженного белья, чтобы перестелить его постель, и была уверена, что в такое-то время ниат укатил в ведомство. Но нет, ошиблась. Рот наполнился вязкой слюной, стоило наверху появиться плечистому силуэту. Алька замерла на миг, потом торопливо попятилась, опустив голову и мысленно молясь Пастырю, чтоб убраться поскорее.
Конечно, до сих пор приор ее не убил, не открутил
