— Ты видел флешмоб из торгового центра? — начала она издалека, и Платон молча кивнул. — Так вот, после этого Игоря с оркестром пригласили на одно мероприятие…
Она сама не ожидала, что ее так прорвет на болтовню. Слова цеплялись друг за друга, и сами слетали с языка, сыпались на Платона бурным градом. Люди всегда думают, что психоаналитики нужны слабакам, что нормальному человеку и нечего особо о себе рассказать, а потом приходят на сеанс — и через полтора часа, очнувшись в слезах, понимают, что за все это время ни разу не замолчали.
Вот и Надя никогда не считала себя говорливой, а тут вдруг только раскрыла рот — и понеслось. Рассказала и про то, как мечтала стать концертным директором целого оркестра, и про то, как долго планировала выступление в Архангельском, как старалась, занимаясь организацией, как вкладывала душу в каждую деталь… Билась, билась, и все зря. А теперь еще придется выезжать из квартиры, потому что платить за нее нечем.
Когда внутри не осталось ничего, кроме пустоты и непривычного чувства легкости, Надя выпрямилась, будто сняла со спины здоровенный походный рюкзак, и покосилась на Платона. Вид у него был задумчивый и немного растерянный. Надя ждала, что он скажет банально-поддерживающее, какую-нибудь затертую фразу, которыми всегда пользуются, если хотят побыстрее завершить чужую исповедь, вроде «все будет хорошо» или «ты справишься», но Платон вдруг взял ее за руку и крепко сжал.
— Так было всегда? — спросил он.
— Что? — Надя так удивилась, что даже не стала убирать руку.
— Ты всегда так работала? Суетилась, носилась, звонила?..
— Ну… Да, — она дернула плечом, не понимая, к чему он клонит.
Платон стиснул челюсти, словно ужасно разозлился на кого-то.
— Прости, — выдохнул он.
Одно короткое слово, а Надю будто контузило. И вроде не крикнул, не оглушил, а ей показалось, что рядом подорвалась граната. Может, все дело в том, что он произнес это пронзительно и искренне, может, — в том, что его глаза при этом подозрительно блестели.
— За что? — опешила Надя.
— Я никогда… — он странно кашлянул. — Никогда не думал, что ты так много работаешь. В смысле… Нет, ты все время была рядом или на телефоне… Но ты все делала с такой легкостью, я не знал, что это отнимает у тебя столько сил… И я ведь даже не ценил это!
— Да ладно, чего ты в самом деле, — она неловко поежилась, уж больно траурное он сделал лицо.
— Нет, я серьезно, — Платон наклонился к ней, но потом сам же отпрянул и сунул руки в карманы.
— Все в порядке. Я люблю свою работу, просто это не всегда взаимно, — она улыбнулась и положила руку Платону на колено, но он вздрогнул, как ошпаренный.
— Лучше не надо, — он отодвинулся от Нади.
— В любом случае, спасибо, что выслушал, — она постаралась не подавать виду, что реакция Платона на ее прикосновение задела ее. Вот как понять его? Еще недавно целовал так, будто целиком хотел проглотить, а теперь шарахается от нее, как от прокаженной. — Мне уже легче, думаю, я как-нибудь все разрулю… Наверное…
— Нет! — воскликнул он так резко, что Надя, уже собравшись было встать, подскочила и рухнула обратно.
— Господи! Зачем так пугать?
— Нет, — повторил Платон уже тише. — Я сам.
— Что — сам? — непонимающе моргнула она.
— Сам все разрулю. Этот концерт состоится, и ты получишь за него все до копейки, — сказал Платон твердо, будто не со студентами собирался разговаривать, а снаряжался в крестовый поход. — А что касается квартиры, я переведу тебе всю сумму прямо сейчас.
— Не надо! — отмахнулась Надя. — Я не могу это принять.
— Можешь! — отрезал он. — И примешь. Это не обсуждается. У них сейчас репетиция? — он кивнул в сторону консы.
— Ну да, но…
— Вот и отлично! — он встал и взял чехол от виолончели с таким видом, словно внутри был пулемет. — Сиди здесь, я скоро приду.
И, резко развернувшись на каблуках, он уверенно зашагал к консерватории, напомнив Наде Антонио Бандераса из фильма «Отчаянный», когда тот собирался покромсать в лоскуты целую банду головорезов. Надя коротко вздохнула, покосилась на Петра Ильича Чайковского и шепнула:
— Не знаете, что за вожжа попала ему под хвост?
Глава 18 (1)
«Скоро» — понятие растяжимое, и Надя убедилась в этом на собственном опыте. Сначала она не хотела идти вслед за Платоном, но вовсе не потому, что привыкла подчиняться приказам. Нет, просто от одной мысли снова войти в тот зал, где каждый считал ее алчной гадиной, становилось тошно. Однако время шло, а Платон все не появлялся, и Надя начала подозревать неладное. Кто знает этих студентов? Запинают его ногами, забьют кларнетами, надуют через флейту, как лягушку. Что ни говори, а нет на свете существ более жестоких, чем дети, даже если эти дети возомнили себя взрослыми и могут покупать пиво по паспорту. Еще и пресловутый эффект толпы, — страшная штука.
Не выдержав мук любопытства, Надя бросилась в консерваторию. У самого входа в зал сбавила шаг, аккуратно приоткрыла дверь и заглянула внутрь.
Там уже никто не играл: инструменты молчали, и лишь мужские голоса, усиленные качественной акустикой, гремели над пустыми рядами кресел. Студенты, вжавшись в свои стулья и затаив дыхание, наблюдали за битвой двух титанов.
— Это все твоя вина! — рычал Платон на Игоря. — Ты должен был сразу предупредить их о Надиной ставке!
— Моя? — Игорь говорил нарочито спокойно, хотя шея его покрылась багровыми пятнами, а у висков вздулись вены. — Напомни, будь добр, каким местом наши с Надей дела тебя вообще касаются?
— А тебя не касается, чем они меня касаются! — выпалил Платон, и кто-то в оркестре фыркнул, с трудом сдерживая смех. Платон, впрочем, тут же обернулся на весельчака с таким свирепым видом, что чувство юмора отключилось у всех разом.
— Ты смешон, Барабаш, — Игорь презрительно скрестил руки на груди. — Иди, записывай свои ролики для дамочек, здесь тебе делать нечего.
— Вот как?! Чтобы вы могли бесплатно сесть Наде на шею и ножки свесить? Не выйдет! — Платон шагнул к Игорю вплотную.
У Нади екнуло под ложечкой от страха. Не хватало еще, чтобы эти двое подрались прямо здесь, среди инструментов! День выдался такой «удачный», что Надя почти не сомневалась: сломай они кому-нибудь смычок или скрипку, ущерб повесят именно на нее, на Надю. И тогда ей точно останется лишь одна дорога: на паперть.
— Подождите! — робко подала она голос, и Платон с Игорем резко на нее обернулись. Вид у обоих был, как у бешеных быков перед красной тряпкой: ноздри раздувались, лбы блестели от пота, глаза чуть ли не искрили. — Не надо, успокойтесь…
— Думаешь, я бы позволил им так с ней поступить? — Игорь, проигнорировав Надю, снова уставился на Платона.
— Ты бы и сам еще не так поступил! — лицо
