– Ты же сам советовал мне не путать желание защитить с любовью.
– Эй, никто и не говорил о любви, – вскидывая руки, возмущается он, но на его лице расплывается улыбка. – Я просто не хочу, чтобы его убили.
Я качаю головой и, повернувшись к хижине, толкаю его плечом:
– А на мой взгляд, это очень похоже на любовь. Ему повезло, что у него есть ты.
Ли обнимает меня за плечи, и мы шагаем по траве.
– О, я знаю. И обязательно дам ему это понять.
Мы поднимаемся на крыльцо и заходим в хижину. В воздухе пахнет чесноком и свежим хлебом. На полу лежат надувные матрасы, а вдоль стен громоздятся рюкзаки. Анна сидит за кухонным столом и, отрывая кусочки от багета, закидывает их в рот.
– Я лишь хочу сказать, – жуя, говорит она, – что, если бы нам удалось разоружить «Скорпиона», он стал бы отличным домашним питомцем.
Коул качает головой. Он стоит у плиты и помешивает булькающие в кастрюле спагетти.
– Да будь твоя воля, ты бы с радостью засунула в домашнее животное гранатомет.
Она отрывает еще один кусочек хлеба.
– Только если бы у него были ноги.
Коул поворачивается и встречается со мной взглядом, а на его лице расцветает улыбка. В моей груди тут же разрастается тепло. Этот месяц мы провели вместе как друзья. Друзья, которые ходят на прогулки, смотрят вместе фильмы, пропущенные нами из-за нелегкой жизни, и спорящие о гентехе, свободе и о том, надо ли контролировать свое тело. Друзья, которые строят планы о том, как вместе проедутся по закрытым бункерам, чтобы попытаться убедить людей выйти на поверхность и помочь остальным восстановить мир.
Правда о вакцине и гентехе напугала многих, но это и неудивительно. Но попытки спрятаться от всего мира не остановят его на пути к новому будущему. Может, «Панацея» Цзюнь Бэй так и не появилась на свет, но в новостных лентах уже появляются безумные идеи, подгоняющие и подталкивающие гентех за границы, которые раньше контролировал «Картакс».
Люди боятся генхакеров и того, что может случиться в будущем, но, увидев Коула и меня – бывшего тайного агента со шрамами от лей-линий на лице и девушку с половиной мозга, тело которой создано в резервуаре, – они поймут, что мы ничем от них не отличаемся. Что мы такие же люди, как и они. И, возможно, уже не так будут бояться неизвестного.
Кроме того, Коулу, как и мне, кажется, нравится идея провести некоторое время наедине.
Леобен проскальзывает мимо меня на кухню и, вырвав багет из рук Анны, отрывает кусок себе.
– Звонила Зиана, – говорит он. – Рассказала, что строит дом в Монтане.
– Она должна была остаться с нами, – забирая багет обратно, ворчит Анна. – Мы едва ли успели наверстать упущенное.
– Ей было тяжело находиться с нами, – возражает Коул. – Кроме того, у нее появилась новая семья.
– Мы ее семья, – говорит Анна и обводит нас взглядом.
Тепло вновь расползается в груди от осознания, что она говорит и обо мне. Мы с ней вряд ли станем заплетать друг другу косы, но она как-то предложила научить меня стрелять и даже позволила настроить несколько новых уровней системы защиты на ее панели. Они ей понадобятся. ДНК Анны по-прежнему остается ключом к бессмертию. А потеряв «Панацею», люди попытаются воссоздать ее самостоятельно. Если кто-нибудь прознает о даре Анны, то за ней начнут охотиться. Поэтому Коул переживает, что ей придется прятаться всю оставшуюся жизнь. Но, думаю, Анна сможет о себе позаботиться.
– Зиана прожила в лаборатории больше нас, – напоминает она Коулу. – Мы год провели в программе тайных агентов, пока над ней продолжали ставить эксперименты. А это очень долгий срок.
В комнате воцаряется тишина. Знаю, Цзюнь Бэй терзалась чувством вины из-за того, что оставила остальных в лаборатории. А они не могут простить себе, что оставили Зиану. Но она все понимает. Им всем приходилось идти на сделки с совестью ради собственного выживания.
– Ее новая семья – фермеры, – говорит Леобен. – Вы можете представить себе Зиану в этой роли?
Анна закатывает глаза:
– Она же выращивает скот, а не вспахивает поля. Ты хоть раз видел ферму, Ли? Знаешь, откуда берется еда?
– Конечно знаю, – возмущается Леобен. – Если один помидор влюбляется в другой помидор…
Анна фыркает и бросает в него кусок багета.
– Кто-нибудь что-то слышал о Цзюнь Бэй? – спрашиваю я.
Леобен опускает глаза, а Анна, нахмурившись, отрывает еще один кусок от багета.
– Нет, – спокойно отвечает Коул. – Ни словечка с тех пор, как она уехала.
Я киваю и принимаюсь медленно вытирать мокрые волосы полотенцем. Они редко упоминали в разговорах Цзюнь Бэй. Весь остальной мир не знает, сколько всего она потеряла – свой код, свое детство, свою личность. Не знают, что нам бы не удалось спасти вакцину без нее.
Как и то, насколько близка она была к тому, чтобы захватить контроль над их разумами.
И теперь она скрылась от всех. Я писала ей каждый день, рассказывая, как у меня дела. Что здорова и могу ходить, что вновь чувствую себя самой собой. Но она ни разу мне не ответила, и, кажется, я понимаю почему.
Но продолжаю отправлять ей сообщения, чтобы она знала, что мне бы хотелось общаться с ней, когда она будет к этому готова. В конце концов, мы же сестры.
– Уверен, у нее все хорошо, – говорит Леобен. – Может, она решила стать фермером, как Зиана. Так и представляю ее за рулем трактора.
Анна закатывает глаза:
– Какой же ты шутник, Ли. Скорее всего, она тусуется где-нибудь со своими чудиками.
В голосе Анны слышатся резкие нотки, но они уже не такие явные, как раньше. За последние несколько месяцев мы все хотя бы раз предавали друг от друга, и, думаю, она понимает, что подтолкнуло Цзюнь Бэй к тому, что она натворила. Мы живем в жестоком, сломленном мире, и часто готовы пойти на все, чтобы выжить. Но теперь пришло время двигаться дальше. И нельзя позволять прошлому влиять на наше будущее.
Издалека доносится множество тихих хлопков, сливающихся в единый гул. Я наклоняю голову и выглядываю в окно.
– Вы это слышите?
– Я слышу лишь урчание своего желудка, – отвечает Анна. – Коул, когда мы уже будем есть?
Он хмурится и проходит мимо нее.
– Да, я тоже это слышу.
Я смотрю на ночное небо и отдаю на панель команду усилить звуковые модули. Алгоритмы на моей панели все еще привыкают к сигналам нервной системы, вместе со мной сживаясь с этим новым и странным телом. Через мгновение поток статических помех сменяется тихим, дребезжащим звуком, который усиливается с каждой секундой.
Я пересекаю гостиную и толкаю входную дверь, не замечая, что полотенце выпадает из моих рук. Коул следует за мной на крыльцо и, остановившись вместе со мной у перил, вглядывается в ночь.
Солнце практически скрылось за
