– Ничего ты не понимаешь.
– Не пони-ма-ю…
Шурка засмеялся. Лешка стоял немножко в стороне, засунув руки в карманы. Неожиданно он оживился.
– Клоун, дай этому Профессору одну.
– За что? – изумился Вовка.
– Надо, – засмеялся Заяц и преданно посмотрел на Лешку.
– Заяц, а ты этому, с антенной.
Славка подошел к Петьке Серебрякову и задиристо сказал:
– Чего стал на подснежник? Иди отсюда, а то сейчас как дам одну.
Друзья-изобретатели не стали драться. Они отступили, потому что были заняты делом поважнее: испытанием нового секретного прибора.
Роща занимала несколько обширных холмов на окраине города. На солнечной стороне одного из холмов ребята увидели целую плантацию подснежников. Гога первым скатился вниз и начал рвать цветы. Ребята рассыпались по всему склону… На некоторое время они забыли про Лешку, а Лешка забыл про них. Он выбирал самые крупные цветы, потому что у крупных цветов были крупные луковицы. Выкапывал, очищал, отправлял в рот. Ему даже некогда было выпрямиться. Так он и двигался то на корточках, то на четвереньках, опираясь о землю длинными руками.
Алик перестал рвать подснежники и испуганно следил за ним. Лешка не всегда хорошо очищал от земли луковицу, поэтому его губы были в земле. Почувствовав на себе пристальный взгляд, он поднял голову и спросил:
– Чего вылупился?
– Ничего.
Из рощи возвращались поздно, когда солнце покатилось по верхушкам деревьев. Завидев трамвайную остановку, Алик побежал.
– Скорее!.. Наш трамвай.
– Нет! – отрезал Лешка.
Шурка остановился и приложил руку козырьком. Береговой трамвай можно было угадать издалека. Везде курсировали новые трамваи с квадратными дугами, а на берег ходили старые, с круглыми.
– Наш.
– Нет, точно наш, – подтвердил Шурка.
– Нет.
– Наш! – авторитетно заявил Гога. – Семерка.
Лешка улыбнулся.
– Не наш. Нам двенадцатый нужен.
– Нет, что ты, – махнул рукой Заяц. – Двенадцатый – это на вокзал.
– А нам и нужно на вокзал.
– Зачем? – робко спросил Алик.
– Мою бабку встречать. Понятно?
Лешка захохотал. Его маленькая не по возрасту голова в серой кепке моталась от хохота на тонкой шее так сильно, что Алик начал опасаться, как бы она у него не оторвалась.
– Зачем мы, по-вашему, целый день рвали подснежники? – спросил он наконец.
– Для гербария, – ответил Алик.
– «Для гербария»… Дурак! Продавать. За билеты можно срок получить. Вам-то ничего, а мне скоро паспорт дадут. А подснежники чьи?.. Ничьи. По двадцать копеек пучок, тридцать копеек пара. Деньги. Растут в лесу.
Лешка наклонил голову и посмотрел на мальчишек, приглашал их посмеяться над тем, что деньги растут в лесу и никто до них не догадался заняться их сбором. Первым засмеялся Заячья губа. Алик растерянно улыбнулся.
На привокзальной площади в скверике Лешка выбрал скамейку, скрытую от оживленного перехода фанерным павильоном, и приказал ссыпать цветы в кучу. Потом достал из кармана катушку ниток, похвастался:
– Все предусмотрено.
Алик нерешительно вышел из сквера. Он не знал, как это он будет продавать цветы.
– Мальчик, продаешь подснежники? – обратился к нему молодой лейтенант.
– Нет, – сказал Алик и покраснел.
– А чего ж ты их так держишь? – засмеялся лейтенант.
Алик торопливо спрятал подснежники в карман пальто, а когда проходил мимо урны, незаметно выбросил. У него был с собой рубль бумажкой, который мама ему дала, чтоб он купил себе красок. Сначала Алик хотел разменять рубль в газетном киоске и отдать Лешке шестьдесят копеек, вроде он продал три пучка, а потом решил отдать рубль целиком. Быстрее наберется на телевизор Уф Фимовне.
Алик походил по вокзалу, подождал, когда стрелка больших часов прыгнула на пятнадцать минут ниже, и только после этого вернулся в сквер.
– Рубль? – удивился Лешка. – За три пучка рубль?..
– Да.
– Жаль, мало нарвали.
Он спрятал деньги в карман, похлопал Алика по плечу:
– Далеко пойдешь. Клоун, учись у маменькиного сынка.
Алик скромно опустил глаза. «Надо будет выпросить у мамы еще рубль на кисточки», – подумал он.
8. Семь раз в неделю – неправда
В понедельник Евгения Викторовна спросила, зачем ему нужен еще один рубль?
– Кисточки купить, – соврал Алик.
– На рубль кисточек? Сколько же тебе их нужно? Одну или двадцать штук?
– И ластик, и мастихин, и новый альбом.
Мама поверила и дала деньги.
Во вторник Алика случайно встретил на улице худой и длинный Карандаш Петрович, художник, который вел кружок рисования в доме пионеров.
– Здравствуйте, молодой человек! – сказал он. – Это вы кому так торжественно несете подснежники?
Алик спрятал цветы за спину и пролепетал:
– Маме.
– Цветы маме – это хорошо. А почему ты не был прошлый раз на занятиях?
– Я болел.
– Что с тобой?
– Температура подскочила.
– Куда же это она подскочила? – недоверчиво улыбнулся художник.
– В градуснике.
– А потом назад отскочила?
– А потом отскочила.
– Ну, ну… В следующий раз не болеть.
– Постараюсь.
Карандаш Петрович, прямой и тонкий, зашагал по улице, а Алик осторожно уронил цветы под ноги около стенки и быстро пошел прочь, нащупывая в кармане мелочь, шестьдесят копеек, которые он сегодня выручил за продажу двух бразильских марок. Сашка Крачковский дал ему сорок копеек за Пеле, потому что это главный футболист, а за Амарильдо только двадцать, потому что он только один раз участвовал в мировом первенстве и забил всего два гола.
– И вообще, – сказал Сашка Крачковский, – если б Пеле не получил травму, то он сам бы забил эти два гола, а про Амарильдо тогда и марку бы не сделали.
Сашка хитрил. Амарильдо он считал таким же знаменитым футболистом, как Пеле, но сбивал цену,
