Спотыкаясь, я пошел за Корин, потянулся к ней, чтобы коснуться.
Мне было это необходимо.
— Корин...
— Бек! Смотри! Я выиграла! — завизжала она.
Ее карие глаза сияли, а в руках находился самый ужасный плюшевый медведь, которого я когда-либо видел. Я пытался улыбнуться ей, а затем пошатнулся, понимая, что после этого мне больше не увидеть ее улыбки.
Корин нахмурилась.
— Бекетт, что случилось?
Давление в груди становилось невыносимым, ком поднимался в горле. Я старался отмахнуться от беспокойства, с упрямым упорством цепляясь за последние потоки своего отрицания.
— Ничего, — ответил я хриплым и болезненным голосом.
Невольно вздрогнул, когда боль шипами пронзила грудь: а дефибриллятор, который должен поддерживать во мне жизнь, старался делать свою работу.
Я наклонился, и меня вырвало на землю. Мне было плевать на возгласы отвращения вокруг себя.
— Боже мой, Бек!
Голос Корин больше не был счастливым. Она не смеялась и не улыбалась. И от этого мне было больнее, чем от адской боли в груди.
Я знал, через пару минут мне станет лучше. Сердцебиение восстановится, и я снова смогу дышать. Так сказал мне врач. Я читал буклеты. Считал себя подготовленным.
Поэтому я просто ждал. Но ничего не происходило. Мне не становилось лучше. Наоборот, намного хуже.
Не хватало воздуха, чтобы вдохнуть его в легкие. Не доставало крови, которая должна циркулировать в моем теле.
И, самое главное, времени.
Судьба — жестокая, бессердечная сука.
— Бек! — кричала Корин, и мне хотелось заверить ее, что все будет хорошо.
Пусть даст мне секунду, и я приду в норму.
А потом выиграю для нее глупый приз в мошеннической игре. Я бы до беспамятства целовал ее на колесе обозрения, а потом держал за руку и притворялся, что мы не живем взаймы.
Всего на одну ночь мы воспользовались бы шансом побыть молодыми и не обремененными мрачными эпизодами из нашей жизни, которые слишком долго бременем висели над нами.
Но я не мог врать.
Не ей.
Никогда.
Мое тело пронзило судорогами, когда еще один удар поразил меня. Мое сердце пыталось биться самостоятельно, и у него не получалось.
Никогда не получалось.
Глаза горели от слез раздражения. Мне хотелось кричать. Рвать и метать. Я сжал рубашку, оттягивая ее от горящей кожи.
Я не испытывал грусти или сожаления. Я был весь охвачен гневом. Я ненавидел свое неполноценное сердце, которое все чувствовало, но не могло сделать единственное, что от него требовалось.
Удержать меня здесь.
С Корин.
Несправедливо, что после того, как сильно я пытался заставить Корин поверить мне, поверить в нас, мое сердце, этот несчастный, бесполезный орган все отнимал.
Я взглянул на плачущую рядом со мной женщину. Мою прекрасную сокрушенную Корин. Мне хотелось произнести тысячу слов, которые ей так необходимо услышать.
Все будет хорошо.
Ты пройдешь через это.
Ты сильная, смелая и невероятно потрясающая.
Я люблю тебя.
Я сжал руки в кулаки, желая того, чего у меня никогда не будет.
Почувствовал слезы Корин на лице. Ее руки в моих волосах. Я хотел, чтобы так было всегда.
Но нам так и не повезло.
Наше время вышло.
Глава 24
Корин
Двадцать четыре часа спустя
— Он очнется. И мне не хочется быть далеко, когда это произойдет, — спорила я с Тамсин, которая пыталась заставить меня съездить домой, принять душ и поспать.
Потому что последние двадцать четыре часа я не двигалась с места, целовала тыльную сторону безжизненной ладони Бекетта и пыталась не вздрагивать от прикосновений к его холодной коже. Большую часть дня я наблюдала за его лицом, пытаясь найти хотя бы какие-то признаки того, что он просыпается.
— Если ты не поспишь и не поешь, то этим не поможешь ни Бекетту, ни себе. — Тамсин протянула мне сэндвич, но я отложила его на столик, что находился возле больничной койки Бека.
— Со мной все хорошо, — ответила я ей, хотя сама себе не верила.
Потому что все было совсем не хорошо.
Это я вчера настояла, чтобы мы пошли на ярмарку в парк. И это был такой хороший день. Он был счастлив. Я была счастлива.
Мы были счастливы.
Я должна была догадаться, что это не навсегда. Не подхожу я для сердечек, цветов и «жили они долго и счастливо».
Мы держались за руки, смеялись. Целовались. Проводили вместе время. Всего лишь на день стали обычной парой.
А потом все закончилось.
Бекетт упал и потерял сознание.
А его сердце остановилось.
Внезапный сердечный приступ.
До самого приезда скорой я делала ему искусственное дыхание. Оставалась спокойной. Собранной. А потом медики загрузили его в машину и продолжили мою работу. Его губы были синими, и он все еще не дышал.
И тогда меня накрыло.
Мне разрешили поехать с Бекеттом, но я едва помнила саму поездку до больницы.
А после все вообще стало одним размытым пятном. Как только мы приехали, доктора и медсестры окружили и увезли его. Мне велели ждать новостей в комнате ожидания.
До того как Бекетта увезли, я забрала его телефон и позвонила его родителям.
Не знаю, как долго простояла там, но когда Мэрил и Стэнли приехали вместе с Зои, я все еще стояла в дверях реанимации. Они спрашивали, что случилось, но я не помню, отвечала ли им что-то.
Оцепеневшей.
Я была такой оцепеневшей.
Мы просидели много часов. День сменился ночью, а мы все ждали и ждали. Вскоре пришли врачи и поговорили со Стэнли и Мэрил.
У Бекетта случился сердечный приступ, и они реанимировали его. Но сейчас он находился в коме, вызванной остановкой сердца и кислородным голоданием.
Кома.
Сердечный приступ.
Может не очнуться.
Никогда.
Мэрил плакала. Стэнли обнимал ее. Зои рыдала в углу, прижимая телефон к груди.
А я просто стояла. Неподвижно.
В шоке.
В неверии.
У нас был нормальный день. Мы были счастливы.
Слова «я люблю тебя»
