Хохотали все долго и от души, особенно я. Очень это полезно – посмеяться после пережитых волнений. Со смехом из меня выходил страх, испытанный на перекрестке.
– Скоро рассвет, – сказал дядя Ермолай, когда мы добрались до полянки с костром. – Майские ночи короткие. Только стемнело, ан уже и небо яснеет. Ты там хотел русалкам что-то подарить? Не тяни, скоро им обратно на дно уходить, день там коротать.
– Верно, – поддержал его водяник, уже забравшийся в реку. – Эй, девки! Разбирай гостинцы!
– Чуть не забыл, – поморщился я. – Память никудышная стала, надо будет глицина попить.
В воду полетели расчески и бусы, в ответ послышались всплески, охи, вздохи и одинокое томное «Мужчина!». Последнее было приятнее всего, пусть даже это сказала и русалка.
– На-ко еще! – хлопнул в ладоши Карпыч, и меня чуть не сбила с ног скользкая длинноносая рыбина, сама прыгнувшая мне в руки из реки. – Не для проглота твоего дарю, для тебя. Похлебай ушицы, оно всегда полезно. Да под жабры ее хватай, а то руки изувечишь!
– Это осетр, что ли? – Я цапнул извивающуюся рыбину как велено, повертел, рассматривая, заглянул в ее круглые глаза. – Вон у нее клюв какой!
– Сам ты клюв! – притворно рассердился Карпыч. – Стерлядка это! На крючок такую не поймаешь, паря, и неводом тоже. Гоняю я их от берега. Коли узнает кто, что в моей реке стерлядь водится, так все, пиши пропало. Всю вентерями да сетьми перегородят, до донышка вычерпают и молодь погубят. Но тебе – дарю.
Увесистая рыбка, килограмма четыре, кабы не больше. Так вот она какая, стерлядь. Читать про нее читал, есть не доводилось. Интересно, у нее внутри икра есть? Она же из осетровых?
Я, если честно, разбираюсь только в жареной рыбе. Ну и карася от щуки отличить могу, на большее меня не хватит.
– Хорошо ночь провели, – подытожил дядя Ермолай. – Все, Александр, пошли. Отведу тебя к дому, а то еще заплутаешь в потемках.
Карпыч махнул нам на прощание рукой и скрылся под водой, следом за ним пропали и русалки. Одна лунная дорожка осталась, та, по которой мне надо было бы пустить плетенку из ревенки, не окажись рецепт неверным.
Но сколько же я искал Родьку, возвратившись домой! Он спрятался так, что только позавидовать можно. Все углы облазил, все закутки, даже в самовар заглянул – нет его.
Я уж, грешным делом, плохое начал думать, хоть и звучало это абсурдно даже на уровне мыслей. Как-никак при нем полкило золота имелось, да еще с камушками.
Хотя кому и как он это все толкнуть сможет – представить не могу.
Обнаружила его Жанна. Уснул мой отважный защитник в кустах красной смородины, предварительно замаскировав себя спешно нарванной травой и привалившись одним боком к забору. При этом кубок он крепко прижимал к себе, надо полагать – инстинктивно. Да еще и ногами дергал, то ли убегал от кого, то ли догонял.
Не стал я его тревожить. Пусть спит. И мне пора баиньки идти, поскольку рассвет на носу, а я еще не ложился. И распорядок дня сбивать не следует, и данное слово нарушать не след. Сказал себе – теперь ты спишь столько, сколько хочешь, и да будут прокляты все будильники на свете – выполняй!
Вот только остальной мир оставался в неведении о моих «хотелках», потому покемарить удалось не так долго, как мечталось.
Разбудили меня сопение, возня и негромкая перебранка. Ну как негромкая? В понимании слуг – не очень они шумели, но мне этого хватило для пробуждения.
– Дави его!
– Давлю! Ты же, возгря мохнатая, говорил, что все науки в городе постиг? Чего ж не знаешь, как эту штуку оглоушить?
– Моделя новая! Мне хозяин старую дал, у ней кнопка есть, а у этой – нет!
– Моделя! В мозгу у тебя моделя! Иль в другом месте, которым ты и думаешь!
Родька и Антип возились в углу, навалившись на подушку, из-под которой несся полузадушенный вой смартфона.
– Вот же настырный какой! – возмутился Антип. – Коли не отвечают, так значит в дому никого нету!
– Какая, – зевнув, поправил его я. – Это женщина звонит.
На звонки Ряжской я установил специальный рингтон, представляющий собой давнишнюю песню, повествующую о радостях красивой жизни, похожей на рай. Как по мне, ее припев отлично соответствовал внешнему ритму существования этой дамы.
– Разбудили-таки, – топнул ногой, обутой в валенок, домовой. – Тьфу!
Интересно, а ему летом в них не жарко?
– Хозяин, ты дальше спи. – Родька приподнял подушку, под ней лежал смолкнувший смартфон. – Всё, уже никто никому не звонит.
– Чаша где? – поинтересовался я у него. – Там же, где твоя совесть? Антип, он тебе не рассказывал, что ночью учудил?
– Нет, – нехорошо глянул на Родьку домовой. – Хотел спросить, чего он в кустах дрых, как кот какой бездомный, да не успел.
– Так слушай. – Я опустил ноги на пол и почесал бок. – Этот красавец, когда его Лесной да Речной хозяева пристыдили за нехорошее поведение, без спросу сбежал куда подальше, даже не попрощавшись. Да еще и уволок с собой вещь, что мне подарили. Опозорил он меня. Как есть опозорил.
– Вот паразит! – борода домового распушилась от гнева, как веник. – Хозяина бросил! Да еще и очернил его перед миром? Вот я тебя….
– Звонят! – звонко выкрикнул Родька, подхватив с пола телефон, вновь заверещавший о том, что до входа в рай предприимчивой даме всегда остается только один шаг. – Хозяин, надо ответить. Вдруг чего важное? Вон человек как настырничает.
– Давай. – Я протянул руку, и тот с поклоном положил в нее смартфон. Прямо ангел, а не слуга. Сама услужливость. – Антип, я там рыбину принес, тоже подарили. Что делать с ней, не знал, потому в бочку выпустил. Вода вроде чистая, не должна она сдохнуть. Только-только из колодца ее набрали.
– Плавает, – отозвался домовой. – Не уснула пока. До вечера дотянет, а там мы ушицу сгоношим, не сомневайся. И за помин души вот этого поганца ее съедим!
В процессе разговора он деловито копался за печкой, а с последним словом у него в руках появилась кривая палка, похожая на топорище гигантских размеров.
– Ты это чего? – испуганно заорал Родька и опрометью бросился от свирепо сопящего домового. – Не имеешь права! Я по телевизору видел, как человеков судили, так там дядька в черном платье сказал, что просто так казнить нельзя! Этот… Как его… Астахов! Он умный, он знает! Надо сначала…
– Пять секунд – и поговорим, – ответив на вызов, попросил я Ряжскую. – Ага?
На Антипа его доводы не действовали, он махал палкой, наращивая темп. Первым на пол полетел декоративный светильник, стилизованный под керосиновую лампу, следом отправились несколько книг, которые я привез с
