– Не-а, – помотал головой я, хоть увидеть меня собеседница не могла. – Всё равно не поеду. Даже на день. И не просите. Если подождет ваш Миша чисел до десятых июня – тогда повстречаемся, а раньше – увы и ах.
А почему нет? Я все равно в Москву заскочу на пару дней, перемещаясь с дачи на дачу. Ряжская, колдун, Мезенцева – это все нюансы, которые никуда не убегут. А убежали бы – и слава богу. Зато корень мандрагыра, что мне обещан лесовиком с родительского поместья, очень нужная по жизни штука. Упустишь день летнего солнцестояния – и жди потом еще год его наступления.
– Ты ставишь меня в безвыходную ситуацию, – голос Ряжской стал посуше. – Это не очень правильный поступок, Саша.
– Так увольте меня, – предложил ей я. – С позором, по статье. Предлагал ведь уже. И о том, что характер у меня дрянь, предупреждал. А вы не слушали! Ну же, скажите мне «кыш»!
– Это не ответ.
– Вы станете смеяться, но это именно он. – Я тоже добавил в голос официоза. – Ольга Михайловна, вам не кажется, что наши отношения начинают себя исчерпывать? В силу неравномерности распределения дружеской нагрузки. Вы все время говорите мне про то, что не желаете давить, прессинговать, что Саша Смолин вам как родной стал, – и я вам верю. И всякий раз на деле все оказывается совсем не так. Не так, как было сказано. Вот и сейчас – вы услышали «нет» и сразу начали переходить к пусть и очень завуалированным, но угрозам. «Не очень правильный поступок», значит? А вы подумали, насколько ваш поступок правилен? И что я тоже могу рассердиться? У вас есть охрана, безопасность, решетки на окнах, куча денег, наконец, только мне на это все плевать, и вы об этом прекрасно знаете. Да что там. Даже моя смерть не будет означать, что все закончилось. Наоборот, для вас все только-только начнется. Подумайте об этом.
Ряжская бросила трубку. И дело тут было не в нервах, как мне кажется. Она просто не знала, что сказать дальше. Эта леди привыкла, что у всех и всегда есть некая точка, в которую можно надавить для получения желаемого результата. Но как надавить на того, кто ничего не боится? Ничего, включая летальный исход. Непонятно. И она взяла тайм-аут.
На самом деле, она не права. Я много чего боюсь. Например – боли. Хорошо несгибаемым героям боевиков, которые презрительно улыбаются в лицо своим мучителям, когда те дробят им кости. Их сила духа выше, чем болевой порог.
Я не такой. Мне если мизинец в плоскогубцах сжать посильнее, то все расскажу. Что знаю, что не знаю – всё. Я не герой. Я обычный человек двадцать первого века, не очень приспособленный к лишениям и дискомфорту. Могу, конечно, потерпеть какое-то время бытовые неудобства, я же еще и русский человек, а мы, по сути своей, чудовищно адаптабельны, в отличие от совсем уж рафинированных европейцев, но боль… Это нет.
Телефон задергался в моей руке. Ряжская.
– Саш, извини, какие-то помехи. – Голос женщины снова сочился дружелюбием. – Разъединили вот нас.
– Вы думаете, нас разъединили только помехи? – чуть ехидно поинтересовался я.
– Только они, – заверила меня Ольга Михайловна. – И да, ты в чем-то прав. Я подумала… Саша, я не умею извиняться. Не приучена.
– Так и не надо, – отозвался я. – Не настаиваю ни на чем таком.
– Вот и славно. – Ряжская помолчала. – Значит – десятое июня? Я верно запомнила?
– Ориентировочно, – ответил я. – По дате ближе к встрече определимся. И вот еще что. Безвозвратный аванс – двадцать пять тысяч евро. Это только за то, что я согласен выслушать вашего Мишу.
– Нагло, – заметила Ряжская. – Я все понимаю, но это уже перебор.
– Это недобор, – возразил я ей. – Если точнее – скидка за то, что он ваш друг. С кого другого я бы вдвое больше взял.
Согласен – нагло. До края. Но мне что она, что все ее друзья так надоели, что сил нет. Если уж делать нелюбимую работу, то надо на ней хоть зарабатывать? А то вовсе мазохизм какой-то получается.
– Двадцать две пятьсот, – отчеканила Ряжская – Я все еще твой работодатель, десятина – моя.
– Теперь точно уволюсь, – захохотал я. – Ладно, пусть будет даром. Двадцать тысяч.
– Наглец, – рассмеялась и Ольга Михайловна. – Но есть в тебе шарм, Смолин. Сначала одна наглость имелась, а теперь и мущинистость прорезалась. Ох, не натворить бы мне с тобой дел на старости лет!
И снова повесила трубку, на этот раз окончательно.
Не натворите, Ольга Михайловна, не натворите. Вы женщина интересная, но у меня и без вас хватает забот по этой части. Даже чересчур.
И самое досадное, что последняя по счету, та, которую я про себя зову Снежной Королевой, так и не позвонила ни разу. Можно и самому набрать ее номер, но вот только я отчего-то уверен, что она не ответит на мой вызов. И это будет досадно.
Одно хорошо – подобные мысли навещают меня разве что только перед сном. Да и то не каждый день, потому как иногда я засыпаю еще до того, как голова на подушку ляжет.
Протяжный вопль, раздавшийся за окном, возвестил о том, что мой слуга всё же свалился с крыши. Ну или был сбит метким броском Антипа, с домового станется. Пойду посмотрю – убился он или нет?
Не убился. Уцелел. Сидел на крылечке с выпученными глазами и таращился на Антипа, который задумчиво поигрывал веревкой с уже завязанной на ней петелькой.
– Только не в саду, – попросил я его. – Там у реки небольшая рощица есть… Ну ты понял.
– А как же, – бодро ответил мне он. – В рощице – так в рощице. Да и твоя правда, хозяин. Повадится еще потом по саду бродить, на разные голоса завывать. Оно нам надо?
– Я не завываю, – влезла в разговор Жанна. – Хотя и могла бы. Между прочим, один продюсер говорил, что у меня отменное контральто. Вот так!
– Он имел в виду не голос, – ответил я. – Уж поверь. У меня один приятель в кредитном отделе есть, так он после основной работы тоже продюсером подрабатывает, правда, кинематографическим. Ищет на одну ночь в недорогих клубах талантливых актрис для сериалов. Так вот у него твое контральто называется фактурой. И к кино эта фактура никакого отношения не имеет.
– Совсем? – уточнила девушка.
– То есть абсолютно, – невесело усмехнулся я. – По-хорошему, Грине надо за такое морду бить. Странно, правда, что я это только сейчас осознал. Раньше мне такие разводы доверчивых дурочек почему-то нормальным делом казались.
Замолчала Жанна, о чем-то задумалась, а после с непонятной мне целью в сумочку слазила, что по обыкновению висела на
