Зря я, наверное, ей глаза на правду открыл. Лучше бы дальше думала, что у нее отличное контральто.
– С другой стороны – идти куда-то, – задумчиво пробубнил домовой. – Да и Ермолай может не одобрить.
– Я больше не буду, – пролепетал Родька, глядя на то, как Антип залихватски перекинул веревку через высокую ветку яблони. – Правда не буду! Я ж сберечь чтобы… Золото же, камушки. Ежели голодный год, так их продать можно, чтобы хозяин с голоду не помер! А то выйдет как тогда, на Урале, когда кору с деревьев толкли!
Из глаз слуги выкатились две огромные слезинки.
– Жа-а-алко его! – протянула Жанна, опуская на мои плечи свои холодные, словно лед, ладони. – Может, не надо? Он же не со зла.
– Со зла, не со зла, – проворчал Антип. – Слова это все. Род свой опозорил, дом свой опозорил! И перед кем! Перед Хозяевами, лесным да водяным!
Так он что, на самом деле Родьку вздернуть собирается? Ну это уж дудки! Шума и гама от этого пройдохи многовато стало, что есть, то есть, но это не повод его на ноль множить.
– Развлекаешься, сосед? – послышался из-за калитки голос бабки Дарьи. – Так его, непутевого, так! Он, почитай, лет двадцать с моего огорода редиску да огурцы Захарке-покойнику таскал. И ловко так, ни разу его не поймала. И ни в одну ловушку мою он не попался. Больно смекалист, стервец!
Это как же она углядела, что мы тут делаем? Забор новый, ростовой, щелей в нем нет.
– Воспитательный момент, – громко ответил я. – Чтобы знал, с какой стороны масло у бутерброда. А то Захару Петровичу овощи на стол поставлял, а мне и не думает.
– Я принесу, – забормотал Родька. – Принесу! Просто нет у нее еще ничего, я лазал, смотрел. Но как…
– Заткнись! – в один голос прошипели Жанна и Антип, верно все понявшие.
– На два слова, сосед, – весело попросила ведьма. – Дело есть.
А нож в притолоке торчит. Не идти же за ним? Впрочем, на воду дую. Договор есть договор, не тронет она меня. Она же не совсем рехнулась.
Ошибочка вышла. Стоило мне только выйти за пределы двора, эта старая перечница с неожиданной силой приплюснула меня к забору.
– Мадам, я не по этой части, – выдал я первое, что пришло в голову. – Десять минут назад я отказал в любви даме, которая моложе лет на восемьсот, так что вам вовсе рассчитывать нечего.
– Я тебе дам любовь! – задушевно прошипела мне в лицо ведьма. – Такую любовь, что дышать перестанешь. Ты что творишь, недоучка? Ты куда лезешь?
– Вы о чем? – я отцепил ее морщинистые руки от своей футболки. – Куда я лезу? У меня вон ремонт только-только закончился, мне вообще сейчас ни до чего.
– То есть это не ты нынче ночью мое заклинание порушил? – уточнила бабка. – Или всё же ты?
Вон оно что. Тут да, тут претензия обоснованна.
– Договор есть договор, – продолжала вещать ведьма, разгладив замятости на моей футболке. – Ты не суешь нос в мои дела, я в твои. До той поры живем мирно, полюбовно. Так?
– Наверное, – предположил я. – Этот договор не мной заключен, деталей не знаю. Что до ночи – меня попросили помочь, я помог.
– И лишил меня малой дани, что водяник платил за свой покой да тишину, – подытожила Дарья. – Мертвяка нет, шиш он мне теперь речной жемчуг будет задаром, да с поклоном, нести.
Чего?
Блин, да меня нынче ночью, получается, тупо отъюзали! Просто и безыскусно. Эти два старых хрыча разыграли представление как по нотам, решив свои проблемы за мой счет.
Убил бы!
– Так я не знал, – придал лицу выражение поглупее я. – Это ваши внутренние дела, я в них не вхож.
– Что там мое заклятие лежит, тоже не знал? – не мигая уставилась в мои глаза старуха – Правду говори, помни о том, что Покон за лжу карать велит строго.
– Это знал, – неохотно выдавил я. Меня на такой фуфел не возьмешь, я врать в глаза приучен на славу, работа такая была. Но тут правда на ее стороне, Покон лжецов карает строго, особенно в разрезе подобных разборок. – Только заклятье твое строители сковырнули, когда дорогу перекопали. Иначе чего бы этот жмурик каждую ночь к реке таскался? А если его нет, так я, получается, в своем праве.
– Нет у тебя никаких прав там, где ведьмина метка положена, – прошипела старуха, причем в этот момент я заметил двух ее подружек, стоявших на разных концах улицы, и неотрывно смотревших на нас. – Тако было, тако будет. Или ты и про это не слыхал, ведьмак?
– Не-а, – передернул плечами я. – Про ведьмины метки впервые слышу. Серьезно. Как они хоть выглядят опишите, а? Чтобы в следующий раз не оплошать.
Бабка помолчала, посопела, а после сделала пару шагов назад.
– На первый раз не будет беды, – наконец молвила она. – Но наперед знай – второй раз встанешь на моем пути, станем судить-рядить, кому в Лозовке жить, а кому нет.
– Идет, – сплюнул я. – Что до меня, скажу так – дойдет до драки, будет драка. Надо тебе было меня тогда, в лесу, резать, бабка, потому как я тогда толком ничего не знал и не понимал. А теперь все по-другому стало. Теперь я тебе дорогу в Навь, туда, где мгла на твоих сородичей под плеск реки Смородины сон нагоняет, быстро налажу. И подругам твоим тоже дорожку укажу.
Ничего такого сделать я, само собой, не мог, но почему бы не козырнуть полученным знанием?
– Далеко прошел, Ходящий близ Смерти, – цыкнула зубом бабка Дарья. – Пригож да умен, два угодья в нем. Только не забудь, что там и твои браты под курганами спят. Коли меня туда отправишь, я тебя с собою утащу, не сомневайся.
– Потому – давай жить мирно, соседка? – предложил я. – Ну нарушил я твои бизнес-схемы, признаюсь. Так не нарочно же? Не со зла? Будем считать, что квиты.
– Квиты? – опешила ведьма. – Это что за долг ты покрыл?
– А все тот же, за прошлогоднюю летнюю ночь, – на голубом глазу ответил я. – У меня память длинная, в ней ничего бесследно не исчезает. А теперь всё, мы с тобой при своих.
– Ваше ведьмачье племя всегда бесстыдностью отличалось, – медленно проговорила бабка Дарья. – Но если всё теперешнее поколение подобным тебе станет, то и вправду мне в Навь пора. Знавала я наглецов, но таких…
– Это что, – потер я руки. – Видела, я баньку поставил? Скоро мои закадыки приедут, водки да девок привезут. Вот они как есть чумовые, мне до них как до Луны на тракторе!
– Те, что ли, которые по осени были? – уточнила ведьма. – Охти нам!
Она развернулась и, ссутулившись, побрела к своему дому.
Само собой, я ей ни на грош не поверил. Будь у
