— …Тор, ты напишешь меня?
— Ты будешь сопротивляться.
— Знаю.
— Амэно, я сделаю из тебя убийцу.
— Пусть так.
Мы ждём любви. Хотим, чтобы нас приняли, оценили, сделали засечку на сердце. Выпили до дна и снова наполнили чувством — это и есть жизнь. Быть любимым, быть с любимым… Быть!
— Ты возненавидишь меня, моя Амэ.
— Я уже ненавижу тебя, Торе. Ненавижу до вспышек в глазах.
— Это любовь.
Мокрые следы на полу, мурашки на влажной коже — и синее море глаз Сальваторе. Чувствовать, как это делают все нормальные люди, мы не могли. Горький привкус сожжённых яблок, опасный запах желания. Прикосновения обжигали болью. Она срывалась с кончиков пальцев Торе, утекала в моё тело и возвращалась эхом к любимому. Привкус крови на искусанных губах, рычание вместо стонов — всё могло быть иначе, но не с нами. Мы рвались к избавлению, пытались смыть муку потоком страсти, чтобы не быть одним целым хоть секунду. Больше не было зрения, слуха, запахов, только пульсирующий узел из тел и душ, содранные колени и синяки на плечах, тяжёлое дыхание и обрывки реальности.
Девятый вал накрыл неистовой силой, сорвал флаги с рей и отправил на дно любви. Когда шторм стих, упрямые волны вытолкнули нас на берег. Торе сжимал мою ладонь и, не моргая, глядел на балки под потолком. Я никогда не забуду первого впечатления от его тела и своей слабости, ощущения почти смерти и боли, возвращавшей к жизни. Холод каменного пола и тепло очага на мокрой макушке. В ушах шумел прибой, а сердце взрывалось ударами.
Всё могло быть иначе, но должно быть именно так.
***
Перебравшись в спальню, улеглись под тёплое одеяло «зализывать раны». Гладила кучеряшки Сальваторе, а он покрывал поцелуями моё лицо. Тор — противоречие. Он напоминал перину — мягкую, тёплую, уютную, и в то же время в нём чувствовалась сила. Там, в купальне, отпусти он себя, и я бы рассыпалась пылью в его руках…
Торе проснулся до рассвета. Лежала спиной к любимому, но мне не нужны глаза, чтобы видеть, как он сладко потягивался с улыбкой на губах, как его взгляд гладил изгибы моего тела, а в мыслях мелькала наша ночь. Эмма, Эмма — похоже, твоё желание помочь «сестре» осуществилось. Тёплое дыхание моего мужчины приятно защекотало спину.
— Не спишь? — Тор заглянул через моё плечо.
— Проснулась, — сонно мурлыкнула я. Мне нравились новые нотки в голосе любимого. — Пора вставать?
— Моя Амэ, — Сальваторе, ловко закинул меня на себя, — сегодня начинается наша новая жизнь. Ты готова?
— Да, мой командир.
Ловчие безумия возродились не в каменном зале аудиенций Святейшего, не в столовой, когда Мими протянула синьору Сальваторе стопку документов, а после моего — «да» в предрассветном сумраке спальни. И, кажется, малыш-ангел на потолке шепнул едва слышное — «свидетельствую».
Старалась не рассмеяться, пока Тор неуклюже натягивал штаны. О, Сильван, если у него вся одежда такая тесная, то по утрам меня ждут настоящие представления. Синьор Сальваторе спешил навстречу мечте. От начала пути нас отделяли считанные часы. Торе торопливо разжег огонь в камине, чмокнул меня и чуть не вприпрыжку покинул комнату.
Пустота больше не съедала. Амэно смирилась с отсутствием собственных желаний и впустила мечты любимого в сердце. Но, похоже, я слишком рано обрадовалась обретённому равновесию. Присев на кровати, схватилась за голову — камень стыда потянул чашу весов вниз. О, козлоногий, откуда столько вещей?! Это же бешеные деньги! Вчерашний день порхал перед глазами словно в тумане. Я скупила весь Польнео и ещё чуть-чуть. Свёртки, коробки, футляры, снова свёртки, большой саквояж, саквояж маленький… Корзина?.. Да, корзина с нижним бельём: дорогая ткань, тонкая работа. Я ведь даже не смотрела на цифры. Синьор Сальваторе не обрадуется, когда подсчитает, во сколько ему обошлась вся эта красота. О, Великий Брат, нужно помолиться! Закончив возносить хвалу, поцеловала серебряную печать и попросила Бога о наказании помягче. Натянула шерстяное платье, наскоро расчесалась и поспешила покинуть спальню — глаза бы мои не глядели.
Раннее осеннее утро в Польнео — одеяло из тумана и подушка, набитая мягкой тишиной. Город сонно потягивался, неуверенно высовывал крыши на прохладный ветер и снова прятался в дремоту. Я уже скучала по мостовым, уютным дворикам и кадкам с зелёными кустами, по неторопливым экипажам с приветливыми возницами и узким улочкам с верёвками для белья между окон. Жить здесь на широкую ногу дано не каждому, но в Польнео даже нищие особенные — за ними словно стелился шлейф возвышенности. Местный воздух пьянил, дарил лёгкость, и проблемы — уже не проблемы, а в мире нет ничего важнее тирамису и чашки кофе.
— Сюда! — в тумане мелькал Торе. Он открыл ворота и размахивал руками. — Да куда тебя несёт?! Сюда давай!
Слушала цокот копыт по каменной кладке двора и пыталась разглядеть, кого в такую рань Сальваторе звал с улицы. Из молочной дымки показались лошадиные головы, а через несколько мгновений я тихо охнула, облокотившись на перила крыльца. Лошадки тянули дилижанс. Самый настоящий чёрно-красный лакированный дилижанс! Тяжёлая высокая карета с изящной гравировкой «Ловцы безумия» завершила путь у дома синьора Ландольфи. Быстро спустившись по ступенькам, чуть не бегом бросилась к этому чуду. Большое багажное отделение сзади и дополнительные места для поклажи на крыше, едва потёртые колёса, сверкающая металлическая подножка под дверью и ни единого скрипа, пока двигался по двору.
— Синьорина, моё почтение! — возница смотрел на меня сверху вниз. Мужчина улыбнулся и приподнял шляпу.
— Доброе утро, — я растерянно выдохнула приветствие.
— Вы успели! — Тор протянул руку синьору, помогая спуститься. — Тысяча благодарностей!
— Сальваторе, как вы могли усомниться? Каретные мастера Польнео лучшие в своём деле! — с гордостью выпалил мужчина, оказавшись на тротуаре.
Он принял ещё с десяток благодарностей, мешочек с деньгами, а затем, вежливо отказавшись от кофе и предложения подвезти, скрылся за воротами. Возница исчез за стеной тумана, и я не могла больше сдерживать восторг:
— Торе! Да чтобы у Сильвана рога отвалились! Это же дилижанс!
— Малыш ещё пару дней назад готовился к смерти, — Тор не скрывал улыбку, глядя, как я осторожно касаюсь лакированного борта. — Его починили для нас. Взгляни, — он распахнул дверцу.
А взглянуть было на что! Мысленно я уже ехала по землям Ханерды в «Малыше», удобно устроившись на одном из двух диванчиков — иначе сиденья назвать нельзя. Под ними оказались ящики для вещей, рядом небольшие удобные столики. Занавески из тончайшего кружева на окнах добавляли уюта, а чугунные сундуки для углей обещали тёплую дорогу.
— Надо выпросить у Рома одеяла, о них я
