***
В нос ударил резкий запах снадобья, я закашлялась и открыла глаза. Сжимая в руке склянку — источник крепкого амбре, передо мной сидел синьор Ландольфи. Дурацкие лекарские штучки… Не сразу сообразила, что меня потряхивает не от дрожи, к которой я уже успела привыкнуть, а от того, что мы внутри двигавшейся кареты. Я лежала на весьма удобном мягком диванчике, а главное — руки и ноги были свободны от верёвок. Тело ломило, под рёбрами гудела тупая боль, но умирать расхотелось. Сложно думать о смерти, когда смотришь в полные любви карие глаза своего будущего.
— Ты меня починил? — слова царапали пересохшее горло.
— Починил, — Ромео пересел на мой диванчик, и я с удовольствием положила голову ему на колени. — Когда уберём нитки со швов, шрамы будут почти незаметны. Я старался.
— Их всё равно никто не увидит… кроме тебя.
— Гвидиче, опасно делать мне такие предложения, — не видела лица Ромео, но точно знала, что он довольно улыбается.
— И чем это грозит?
— Сменой фамилии. Синьора Амэно, супруга сына рода Бракко, наследника рода Ландольфи…
— А-а-ай, — прижалась щекой к руке страшно знатного синьора, — очень много слов!
— Амэ, нам надо кое-что обсудить.
Обычно с подобных предложений начинаются самые неприятные разговоры. Жаль прощаться с кокетливой атмосферой, но ничего не поделать. Мой синьор не только умопомрачительный красавчик, превосходный лекарь, обладатель ста тысяч талантов, но и немножко зануда.
— Давай обсудим, — вздохнула как можно печальнее.
— Это касается не только нас, но и Сальваторе.
— Слышала, Тор уехал из Илиси. Пеллегрино собирался шантажировать нашего командира, но даже анонимку оказалось отдать некому. Сальваторе решил, что Ловчие обойдутся без меня. Нечего тут обсуждать.
— Всё не так… — мучительно долгая пауза в речи синьора Ландольфи — верный признак серьёзной беседы. — Гвидиче, когда я уходил из дома, то прихватил с собой конверт из твоего саквояжа…
Конверт? Из моего саквояжа? О, Сильван! Мими!
— Ром! Эспозито у Охотников! Стая Карузо везёт её в Польнео, чтобы забрать из банка досье на нас.
Синьор Ландольфи не задал ни одного вопроса, но в его глазах я прочитала крайне решительные мысли. Лекарь врезал кулаком по стене кареты, отдав приказ вознице поддать лошадям. Экипаж практически ворвался во двор больницы Илиси, где нас уже ждала хорошо знакомая мне сестра милосердия. Ром подробно объяснил ей чем и как меня следует лечить, дал пару ценных указаний для местных лекарей и направился к карете. Понимала, что Ромео должен отправиться за нашей карманной фурией лично: во-первых, она моя подруга, а за жизнь друзей принято волноваться, во-вторых, наши тайны, ставшие народным достоянием — крах всему, но сердце разрывалось от возмущения. Синьор Ландольфи даже не поцеловал меня… Да он слова не сказал на прощанье, а ведь мы собирались серьёзно поговорить.
— Стой! — почти висела на локте сестры милосердия, но мне хватило сил сделать пару шагов.
— Амэ, времени слишком мало, — Ром развернулся и зашагал ко мне. — Нужно выпросить у Святейшего парней покрепче и мчать в Польнео.
— Ты мне что-то сказать хотел.
— Да… вот, — Ром достал из кармана пальто конверт, что когда-то дала мне синьорина Мими. — Ты читала это?
— Нет, — виновато опустила голову.
— Тогда ясно, почему не испугалась пойти к Пелле.
— Ты ведь к Мими едешь… Она и ты, я…
О, Сильван! Куда меня понесло?! Охотники неизвестно что творят с синьориной Эспозито, а я сгораю на костре собственных страхов. Трезвая мысль мелькнула и пропала, а вот безумная агония, в которой билось моё собственническое «я», никуда не делась. Спаситель Ландольфи с нашей фурией на руках так и стояли живописной картинкой перед глазами.
— Ты и в ревности прекрасна, Гвидиче, — Ромео укутал меня объятиями, аккуратно прижимая к себе. — Мне тоже нелегко. Приходится оставлять свою единственную, любимую, прекрасную синьорину в одной больнице с Сальваторе.
— Тор здесь? — растерянно хлопнула ресницами.
— Здесь. Передай этому пухлому засранцу, что он должен сдержать обещание, которое дал мне.
Больше мы с Ромео не говорили. Оставив мне на прощание поцелуй, лекарь скрылся в карете. Держа под руку сестру милосердия, я смотрела, как экипаж покидает больничный дворик и уже скучала по Ромео. Мне всегда будет мало времени, проведённого с ним.
— Береги себя, — прошептала вслед.
Панического страха за жизнь синьора Ландольфи я не испытывала. Сегодня мне довелось убедиться, что он способен на многое, да и прав Пелле: его стая — шавки. Издеваться над синьориной Мими совсем не то же самое, что противостоять главному лекарю госпиталя Польнео и отряду инквизиторов.
— Ох, синьорина Ловчая, я так рада, что вы живы, — причитала сестра, держа меня под руку, пока мы поднимались по ступеням к главному входу больницы. — Я вас надоумила пойти к тому Охотнику. Простите, ради печатей!
— Перестаньте, — кряхтела, с трудом переставляя ноги, — у меня своя голова на плечах.
Смелое заявление, учитывая, что в моей руке пухлый конверт с досье на синьора Карузо, которое давно стоило прочитать. Это наверняка помогло бы избежать многих неприятностей, в том числе и той, в которую угодила сейчас наша наблюдательница.
— Тут такое творилось! — синьорина округлила глазки. — Вчера утром синьор Ландольфи привёз вашего командира и заплатил кучу денег, чтобы мы его спрятали. Великий Брат, синьор Сальваторе был в стельку пьян!
— Могу представить…. Но от кого его прятать?
— От Святейшего, — девушка перешла на шёпот, когда мы переступили порог больницы. — Илиси уже дышит свободнее, но Охотников здесь ещё хватает. Святейший жрец бросил все силы, чтобы выгнать отсюда этих убийц. У него сейчас каждый солдат на счету, что уж говорить о командире Ловцов безумия. Наши лекари подделали документы, и синьора Сальваторе поместили в больницу как пациента с тяжёлым недугом, чтобы смог отлежаться. Весь день его выхаживали, чуть ведь Великому Брату душу не отдал. Надо же так напиться!
Мы вошли в чистую, светлую палату — всё койки пустые. Похоже, я буду лечиться в одиночестве. Сестра милосердия помогла мне снять пальто, переодеться в больничную сорочку, и я улеглась на кровать.
— С этой суетой чуть не забыла рассказать синьору Ландольфи о том, что вы его искали, — снова затараторила синьорина. — Вспомнила лишь к вечеру. Пришлось покаяться, что отправила Вас к Охотнику.
— Зачем? Зачем вы ему рассказали? — у меня чуть сердце не выскочило из груди. Ром знает, что я собиралась продать перстень…
— Как это — зачем? Он собирался вас искать, хотел Илиси вверх дном перевернуть, не могла же я смолчать. Так разозлился… Но это ещё что! Потом он зачем-то уговорил одного из наших дворников увезти ваш дилижанс из города. Кулак золота ему заплатил за такое плёвое дело. Дюжины минут не прошло, как уехал наш дворник и я пошла закрывать ворота.
