— Синьора, засвидетельствуете? — Ромео схватил с пола лист бумаги и протянул хозяйке таверны.
— Да, — не раздумывая, согласилась женщина.
— Амэ, куколка… О, Великий Брат… — Торе хотел помочь, но боялся прикоснуться. — Потерпи, Ромео сейчас принесёт что-нибудь, чтобы унять боль.
Глава 3
Ромео выдал целую пригоршню пилюль, заверив, что как только они подействуют, я забуду о боли и жаре. Как можно не поверить этому очаровательному мужчине? Таблетки до сегодняшнего дня видела всего пару раз, но готова съесть мешок лекарств, лишь бы ожоги не саднили.
На улице нас ждал конный экипаж святейшей инквизиции. Мы с Торе устроились в лакированной карете, а Ромео занял место возницы. Инквизитор развалился на сидении и упёрся кучерявым затылком в стену. Мягкий свет фонарей вечернего Польнео заглядывал в окошки, немного покачивало — захотелось спать.
— Амэ, всё собираюсь спросить — почему тебя прозвали Безумной?
— Это странная история, Тор. Посмотри, как красиво, — отодвинула занавеску, чтобы инквизитор тоже увидел тротуары, заваленные красно-жёлтыми листьями.
— Да, очень красиво, — он мельком бросил взгляд в окно и уставился на меня. — Хочу услышать эту историю.
— Ну, когда мне было четырнадцать, — вздохнула я — воспоминания стремительным потоком ударили в голову, — на одном из шабашей…
— Ты с четырнадцати лет посещаешь шабаши? — удивление в синих глазах пухлощекого мужчины вызвало у меня улыбку.
— С десяти.
— О, священная печать…
— Мне продолжать? — Торе притих. — Иногда я чувствовала странный душок от ведьм, а позже поняла — так пахнут только безумные. Однажды на празднике, я почуяла, что несколько совершенно нормальных сестёр источают страшный смрад, словно уже ополоумели. Он казался таким сильным, таким близким, голова кружилась. Подходила к каждой, хотела предупредить, но они только смеялись надо мной. Конечно, ни одна из них в тот вечер не чокнулась. После этого на шабашах кто-то да обязательно выкрикивал — «Смотрите, Безумная Амэ…» Все хохотали от души, вспоминая, как рыжая девчонка приставала с глупостями к весёлым хмельным подругам. А через пару лет все, на кого я указала, сошли с ума одна за другой. Потешаться перестали, прозвище осталось.
— Ты хочешь сказать, что чувствуешь запах безумия за два года до его наступления?
— Около того… Сложно сказать наверняка.
Инквизитор замолчал. Его мысли скрежетали полчищем саранчи, но я не могла разобрать, о чём думает Тор. Накрытые плотной чёрной тканью — тайны, как птицы в клетке, бились в его душе.
— Знаешь, я думала ты не придёшь.
— Что?
— Мне было плохо, подумала — тебе тоже. Хорошо, что ты не чувствовал мою лихорадку.
— Амэ… Великий Брат, придай мне сил… — Торе взялся щепотью за переносицу. — Сегодня я чувствовал куда больше, чем следовало…
Тор сгрёб меня в охапку. Прижавшись щекой к его груди, положила ладонь на мягкий живот и потерялась. Вечер за окном пропал, карета пропала, остался только запах печёных яблок. Никогда не ощущала ничего более приятного. Сальваторе тихо рассмеялся и обнял крепче.
***
Видимо, уснула в тёплых объятьях, и снился мне прекрасный сон. Будто в доме лекаря мне выпало счастье получить отдельную комнату с огромной кроватью, платяным шкафом и самым настоящим камином на полстены. Как же я разочаровалась, когда проснуться пришлось совсем в другом месте.
Полумрак, густо беленые стены, узкая жёсткая кровать, металлический столик на длинной ножке — более чем скромное убранство. Откинув одеяло, поняла, что меня переодели в ночную сорочку, ноги и живот перемотали чистой ветошью, пропитанной пахучей мазью. Госпиталь? Ну конечно, куда же ещё повезут раненную синьорину. Сорвала с головы чепец, и на плечи посыпались каштановые пряди. Расчесав волосы пальцами, спрятала головной убор под подушку — никогда не понимала стремление богатеев надевать этот ужас по ночам. С утра забудешься, глянешь в зеркало, и сердце остановится от непередаваемой красоты.
— Синьорина Амэ, вы проснулись, — на пороге появился Ромео с масляной лампой в руке. — Как самочувствие? — он поставил светильник на металлический столик, приложил ладонь к моему лбу, пощупал пальцами моё запястье и присел рядом на кровати. — Вижу, весьма неплохо?
— Кажется, я чувствую себя вполне здоровой.
— Торопиться не будем. Вы останетесь в госпитале до конца моей смены. Здесь есть всё необходимое, чтобы в случае чего…
— В госпитале святейшей инквизиции? — перебила я.
— Совершенно верно.
— А где Торе? — в ответ получила недоумение лекаря. — Сальваторе, — поправилась, догадавшись, что нового имени инквизитора друг не знает.
— О, Великий Брат, — заулыбался он, — понял — вы так зовёте Сальваторе. Ещё дома никак не мог понять — кто этот загадочный Торе. Вот я болван! — лекарь хлопнул руками по коленям и сдержанно рассмеялся.
— Мы не слишком далеко друг от друга? — хотела бы поучаствовать в веселье, но сердце беспокойно заколотилось.
— Не переживайте, Амэ, Польнео не так велик… Торе, — он сделал акцент на имени, — сейчас у меня дома. Пусть отдохнёт, завтра сложный день.
— Что-то ещё произошло?
Ромео не торопился с ответом. Лекарь выглядел разбитым, измученным. Он и без того нетороплив в разговорах, а усталость только прибавила медлительности.
— Небольшое продолжение сегодняшней истории, — мужчина, словно между делом, оттянул мне нижние веки и взялся внимательно что-то там рассматривать. — Всё в порядке. Итак, на чём я остановился?
— Продолжение сегодняшней истории…
— Да, конечно. Дело в том, что Марио уже не раз находился под следствием за жестокие убийства невинных. Несколько раз его судили, но до сегодняшнего дня ему удавалось обходиться штрафами. Везение Охотника прервали вы, синьорина Амэ…
— Ромео, умоляю, переходите к сути дела, — от нетерпения потрепала лекаря за рукав.
— Если коротко, то завтра Марио казнят, а палачом вызвался выступать Сальваторе.
— О, козлоногий…
— Простите?
— Нет-нет! Это вы простите, Ромео, но мне лучше обсудить это с Тором. Когда казнь?
— Завтра после обеда. Сальваторе обещал зайти с утра, так что вы успеете поговорить. Будьте спокойны.
Карие глаза лекаря излучали умиротворение, и я уже почти слышала, как спокойствие мчится по коридору, чтобы нежно поцеловать меня на сон грядущий, но за стеной раздался неистовый женский вопль.
— Великий Брат! — Ромео подскочил на ноги. — Кому пришло в голову разместить её рядом с излеченными?! — полы белого балахона размашисто порхали, пока он нёсся к двери.
Женщина кричала и кричала. Я забралась под одеяло и прижала ладони к ушам — не помогло. Мне захотелось сбежать из госпиталя в одной ночнушке, босой, лишь бы не слышать рвущего душу ора. Даже угли на животе не смогли бы довести меня до такого состояния. Ступни коснулись холодного каменного пола, неуклюже переваливаясь из-за ветоши на ногах, я шлёпала к выходу. В коридоре горели факелы, отдавая чёрную сажу каменной кладке стен и потолка. Из других комнат высунулось несколько любопытных пациентов святейшего госпиталя. Обменявшись взглядами с синьорой преклонных лет, переступила порог и отправилась к соседней двери,
