– Он хитрый, – снова вставил откуда-то сбоку сторож. – Его этими змеями не проймёшь…
– Большинство собак, как, впрочем, и других теплокровных, боятся змей, – продолжил волосатый. – Боятся и нападают первыми. А он… – Волосатый указал на меня карандашом, – он откуда-то знает, как себя вести.
– Да он всё время телевизор смотрит, – бухнул сторож. – А там чего только не показывают…
– Собака смотрит телевизор? – сразу же повернулся к нему волосатый.
– Ещё как смотрит. – Сторож кивнул на меня. – Если телевизор включён, так просто не отходит. Целыми днями может смотреть. И всё подряд. И фильмы, и передачи всякие. Футбол вот не любит…
– Я тоже футбол не люблю… – растерянно сказал лысый.
– Да. – Чеснок обрадовался вниманию. – Футбол не любит. Новости любит. Как новости показывают, он даже поближе подходит…
– Как интересно, – волосатый оживился. – Я об этом раньше не думал… Телевизор, как своеобразный усилитель умственного развития…
– Обычно бывает наоборот, – заметила женщина.
– Это у людей, – сказал волосатый. – Это людей телевидение отупляет…
Волосатый принялся ходить вокруг клетки.
– Собака смотрит телевизор, – говорил он. – Хотя многочисленные опыты показывают, что собака в принципе не может этого делать…
– Это не так, – поправила женщина. – Последние эксперименты обнаружили отклонения…
– Да-да, – согласился волосатый. – Некоторые собаки различают движущиеся фигурки, слышат звуки, но всё это на уровне зрительного рефлекса, не более… Осмысленно смотреть телевизор способны далеко…
– Он и газеты читает, – брякнул Чеснок. – Я ему даже специально подкладываю…
И лысый, и волосатый, и женщина с карандашом уставились на меня как… Будто я не был собакой, а был существом с восемью глазами и антеннами на голове. Я сделал глупую морду и высунул язык.
– И всё-таки это не подтверждение, – сказал лысый. – Ваша теория так необычна…
– Вы же прекрасно видели, видели своими глазами, что интеллект этого животного на несколько порядков выше, чем у других представителей вида.
– И что?
– И то. Собранные мною данные позволяют с точностью утверждать, что более девяноста процентов животных, напавших на своих хозяев, обладали высоким интеллектом.
– Это натяжка, – улыбнулся лысый. – Прямой зависимости нет…
– И всё-таки я утверждаю, – ответил волосатый. – Я утверждаю, что эта зависимость есть! Чем выше интеллект – тем выше агрессия. И эта агрессия направляется на естественного угнетателя. То есть на нас с вами, на людей. Наши четвероногие друзья пребывали в униженном положении десятки тысяч лет, и сейчас, похоже, они начинают с этим бороться. В обозримом будущем человечество может столкнуться…
– Ерунда, – перебила женщина. – Размер популяции несопоставим. Одно-два животных… пусть даже и разумных, ничего не смогут нам противопоставить.
Женщина внимательно так на меня смотрела.
– Это уж как-то слишком сказочно… – покачал головой лысый.
– В начале двадцатого века не помышляли о полётах в космос. А ведь мы летаем…
– Он всё понимает, – вдруг сказала она. – Понимает, но изображает из себя дурачка. Я думаю, что мы и в самом деле столкнёмся с проблемами.
Они все замолчали и дружно уставились на меня.
– Если человек справился с чумой, – ухмыльнулся лысый, – то он справится и со своими морскими свинками. А подобные случаи будут оставаться единичными.
Женщина снова приблизилась к моей клетке.
– Я буду добиваться разрешения на продолжение исследований, – сказал волосатый. – Это явление надо изучать в более приспособленных условиях. Вы подпишете заявку?
Лысый и женщина подумали и заявку подписать согласились.
Я представил себя, утыканного всевозможными датчиками, приборчиками и другими научными иглами. Что-то вроде современной собаки Павлова. Мне стало грустно, я отвернулся к стене и снова стал вспоминать.
11
Чердак
С утра я вышел на улицу и не спеша направился к молочному. Завод находился в противоположной части города, и, чтобы добраться до него, мне пришлось обогнуть холм. Заводик был маленький, я не стал ломиться через главный вход, сунулся в служебную калитку.
Из сторожевой будки высунулся здоровенный ирландский волкодав. С волкодавом связываться не хотелось. Я его, конечно, задеру, но возни будет…
– Пропустил бы, – попросил я.
– А тебе зачем?
– Надо.
Волкодав задумчиво повертел хвостом, потом сказал:
– Проходи.
Люблю ирландцев.
Я оказался на территории завода. Послушал воздух. То, что мне нужно, располагалось справа. Это были большие баки, куда сливали прокисшую и уже ни к чему не пригодную сыворотку. Раз в неделю эти баки вывозили и спускали в озеро. Запах, как у дохлой кошки. Я поморщился, унял тошнотворные рефлексы, набрал в лёгкие побольше воздуха, а затем запрыгнул в бак.
Я провалился в густую белую дрянь по брюхо. Как следует повозился, чтобы жижа пропитала подшёрсток. Потом погрузился в неё почти целиком, одна голова на поверхности осталась. Стоило нырнуть и вообще с головой, но не хотелось, чтобы сыворотка попала в уши.
Выбравшись из бака, я первым делом как следует отряхнулся. Сыворотка разлетелась в стороны, а запах остался. Мощный устойчивый запах дохлой кошки. С таким ароматом домой лучше не показываться. Впрочем, я и не собирался возвращаться домой до вечера.
– Ты что, на кошачьи похороны собираешься? – спросил волкодав.
Я не ответил на этот глупый вопрос. Ирландец больше не приставал.
До дома я добирался несколько дольше. Чтобы не пугать прохожих, пришлось вилять по кустам и закоулкам, а всё равно – возле трамвайного депо от меня шарахнулась дама с двумя болонками, а возле церкви я напугал монашек. Свою улицу я обогнул с тылу и в усадьбу проник через подкоп в заборе. Оставалось проделать самое сложное – влезть на чердак.
Попасть на чердак изнутри было нельзя, Па давно заколотил обе лестницы – чтобы мы не шастали по крыше. К тому же на чердаке хранилось всевозможное старьё, о которое можно было легко пораниться. Значит, на крышу придётся забираться по-другому, мне бы руки…
С другой стороны, у человека нет таких зубов.
С западной стороны к дому прислонялась длинная приставная лестница, но цирковой собакой я не был, этот вариант не годился. Оставался единственный путь – забраться на крышу гаража, оттуда перепрыгнуть на крышу зимнего сада, подняться по ней до трубы водостока второго этажа, затем вдоль этой трубы до крыши третьего, а там уже совсем близко – по козырьку и в слуховое окошко. Оно всегда открыто, для улучшения вентиляции.
Я отправился к гаражу. Повезло – Ма оставила свою машину на улице, а это здорово облегчало задачу. Я запрыгнул на капот, затем на крышу, с крыши машины перескочил на черепицу гаража. При этом я здорово царапнул когтем краску, но это были мелочи жизни, вряд ли кто обнаружит царапину на крыше.
Шагать по черепице оказалось легко, ей было лет сто, и её здорово изъели дожди и другие осадки, сцепление лап с крышей получалось надёжное. Между гаражом и зимним садом футов шесть, перелетел легко. А дальше начались неприятности.
Не то чтобы мне было тяжело пробираться по жестяному жёлобу, просто весь жёлоб оказался забит мёртвыми ласточками. Птицы высохли, сжались и представляли собой плотные чёрные комочки. Не знаю, почему это произошло, возможно, ласточки просто не вынесли
