Я заглянул под телегу и обнаружил там растянувшегося на буром плаще спящего Винса. Спал он беспокойно: то и дело крутил головой, вздрагивал, скрежетал зубами. И еще… не знаю уж, не померещилось ли мне: но в волосах у него то и дело вспыхивали красноватые искры. Может быть, статика от плаща?
Смотреть на камердинера было страшновато, и я наклонился к нему
— А, ваше инородие? Что такое? Нужно чего-нибудь? — спросил он, заспанно озираясь.
— Да нет, — ответил я. — Просто гляжу, ты что-то во сне говоришь.
— Это со мной бывает, — кивнул Винс. — Мне еще в Кернадале работники говорили: бормочешь, дескать, что-то по ночам, спать мешаешь. А я что сделаю: мое дело невиновное, не нарочно же я?
— Что же, снилось тебе что-то? — спросил я.
Винс наморщил лоб, словно старался вспомнить.
— Нет, кажись, ничего… — неуверенно проговорил он. — А может быть… может быть, и снилось. Но снилось именно ничего: вот какая штука. Темнота какая-то, не разберешь ничего. И словно смотрит на меня оттуда кто-то.
— Из темноты? — спросил я, невольно оглядевшись по сторонам. Ох, не ночью и не на окраине Чернолесья вести такие разговоры!
— Угу, из нее самой, — ответил Винс. — Инда страшной иной-раз-то.
— Ничего, ты не бойся, — ответил я. — Спи, вон тут народу сколько.
— Да я чего, — ответил Винс, потянувшись. — Я и то поспал бы еще.
Он отвернулся от меня и засопел, кажется, мгновенно отключившись. Я же постоял еще немного, раздумывая над тем, что это с ним такое. Впрочем, жизнь среди нежити, конечно, кого угодно сделает нервным, а уж кошмары мне и самому снились с раздражающей регулярностью.
Убаюканный далеким треском костра и приглушенной болтовней солдат я сладко зевнул. Пожалуй, пора было и мне на боковую.
* * *Замок Брукмерского маркграфа был местом мрачным и неуютным. Когда-то давно владения здешних сеньоров располагались почти в самом центре королевства, а город соперничал красотой и богатством с Карнарой. От этих времен остался замок — не столько даже замок, сколько дворец: огромный, богато украшенный палатинским мрамором, ансуйскими гобеленами, разноцветными изразцами и фресками лучших мастеров, некоторых из которых здешний граф за сумасшедшие деньги выписывал из Запроливья.
Все изменилось, когда континент перерезало Чернолесье, и Брукмер оказался пограничным с ним городом. Торговые пути, уходившие на северо-восток, в орденские земли и герцогство Суранское, теперь прервались. Судоходство на реке Брук также захирело. Знаменитые брукмерские сукновальни все еще производили ткани, но рынков сбыта для них стало меньше, цены упали, податей стали собирать меньше. Деревни на границе Чернолесья были заброшены, а те, что еще держались, едва сводили концы с концами: продовольствие вздорожало, его приходилось теперь закупать на юге.
Последний граф тратил большие деньги на то, чтобы извести нежить, совсем на этом издержался, впал в зависимость от ансуйских ростовщиков, и по их совету притащил на свою голову палатинских наемников.
Когда те захватили Брукмер и казнили графа, то превратили замок в казарму. Богатые фрески покрылись чадом от костров и факелов. Гобелены частью продали, частью изодрали на портянки. После этого город и замок пережили еще многомесячную осаду королевских войск, что процветанию также не способствовало.
Теперь в замке жил новый маркграф: человек аскетичный, экономный до скупости. Слуг он держал немного, праздных придворных не держал вовсе, солдат своих — кроме роты личной охраны — разместил в городе. Оттого большая часть огромного замка пустовала. Ходили слухи, что по этим холодным и пустым покоям до сих пор бродит призрак последнего графа Витольда, сожженного иеремитами на костре, и громко плачет о былом величии.
По этим-то коридорам, холодным и гулким, шагали мы в сопровождении алебардистов из маркграфской гвардии. Путь от замковых ворот до маркграфских покоев оказался удивительно долгим и по безлюдности мог посоперничать с Чернолесьем. Пару раз дорогу нам преграждали часовые, обменивавшиеся паролями с нашими провожатыми. Еще раз-другой мы видели спешащих по своим делам слуг или чиновника с кипой бумаг. Зато часто попадались крысы, удивительно наглые, почти не стеснявшиеся присутствия людей даже в дневное время.
Наконец, солдаты привели нас к высокой дубовой двери. Командовавший ими сержант зашел внутрь, чтобы доложить о нас, и минуту спустя вернулся, приглашая нас войти.
За дверью оказался просторный кабинет, в котором сперва бросались в глаза до блеска начищенные рыцарские доспехи, установленные напротив входа. Рядом с ними всю стену занимала коллекция мечей, аккуратно расположенных на подставках. Чего тут только не было: от коротких и тонких кортиков до огромного, хищно извивающегося фламберга, занявшего место под самым потолком.
Маркграф расположился возле пылающего камина за массивным столом черного дерева, беспорядочно заваленным бумагами и кое-где заляпанным чернильными пятнами. Был он немолод, высок, мускулист и совершенно лыс, а ворот черно-красного камзола, казалось, готов был вот-вот лопнуть от напора его бычьей шеи.
— Мне передали, что вы прибыли из Кернадала, — сказал он, едва взглянув на нас.
Я кивнул.
— Мы хотели бы услышать, чем можем быть полезны вашему сиятельству, — произнес я, когда молчание стало затягиваться: казалось, его сиятельство про нас забыл, погрузившись в чтение бумаг. — Мое имя Руман из Брукмера, а это…
— Вы можете быть полезны тем, что вытащите занозу из моей задницы, которая называется «Монастырь Клугстер», — раздраженно перебил его сиятельство, не поднимая головы. — До вас там, в вашем Кернадале, уже дошли вести?
— Увы, нет, — ответил я. Если Сергею что-то и было известно об этом монастыре, мне он ничего не сообщил.
— Его осадила армия нежити, — произнес маркграф.
Я услышал, как за моей спиной Макс удивленно закашлялся. Армия нежити? За время, проведенное в Кернадале, я насмотрелся на нежить, и был уверен, что никаких армий из нее быть не может. Тамошние монстры вели себя, как животные: подчас весьма опасные и даже неглупые, но разумного поведения и командной тактики я за ними никогда не замечал и не слышал, что такое бывает. Разве что тот случай с таинственной трубой…
— Вы уверены, ваше сиятельство? — переспросил я.
Маркграф впервые за время нашей беседы поднял на меня серо-стальные глаза, просверлив меня ими за пару секунд до самого основания черепа.
— Послушай, парень, я похож на человека, который болтает всякий вздор и не отвечает за слова? — медленно, с расстановкой спросил он.
Я помотал головой.
— Вот, — кивнул его сиятельство. — Поэтому, если я говорю, что монастырь осадила армия нежити, значит, монастырь осадила армия нежити. Кстати, это государственная тайна, так что если кому-то из вас вздумается почесать язык в кабаке на эту тему, то лучше бы вам вообще не родиться на свет.
Он грузно поднялся из кресла,
