– Рядом со мной дремала старушка в пальто. Я не видел, как она появилась и куда дела вещи. Помню, что повернулся, а она уже дремлет. Была тихой весь полет. Я бы о ней и не вспомнил, наверное. А на посадке она проснулась. – Вовка шумно сглотнул. – Господи, да я такого в жизни не видел! У нее глаза будто наполнены черным желе! Чернота эта вываливалась из глазниц… А потом старуха открыла рот – я увидел ее редкие зубы и тонкий бледный язык, – и начала орать! Орала и орала секунд тридцать! К ней бежала стюардесса в тот момент, когда самолет упал. И я тебе готов поклясться, что видел, как старуха исчезла. Раз – и нет ее!.. А потом в салоне лопнули иллюминаторы, и рядом со мной разорвало корпус. Бежавшая стюардесса взмыла в воздух, ее унесло куда-то в хвостовую часть… Я слышал только крики. Сплошной поток непрекращающихся криков… Все вокруг оказалось в дыму. Нас затрясло. Ремни сдавили живот, да так, что меня почти сразу же стошнило. Проклятая рыба… Я помню запах дыма и гнили. Невероятный запах тухлятины. И еще помню, как лопнули глаза. Очень страшное ощущение. Я и сейчас ничего толком не вижу, все как будто в тумане. Только адреналин помогает сфокусироваться, но ненадолго…
Он был абсолютно спокоен, говорил негромко и то и дело поглядывал куда-то в угол около телевизора, будто высматривал что-то.
– Тебе повезло, вообще-то, а ты тут про всяких старушек вспоминаешь, – сказал я. – Вон, апельсинов принес. Будешь?
– Какие апельсины, – отмахнулся Вовка. – Все думают, что у меня галлюцинации и этот… синдром какой-то. После катастроф развивается. Короче, я постоянно слышу шумы в голове, крики. Сны мне снятся страшные. И еще… вижу разное. Тома притворяется, будто верит мне. Я ее попросил найти мне истории про авиакатастрофы. Все, что есть. Она выкачала из Интернета кучу информации, побегала по библиотекам, принесла газеты. Читает, своими глазами видит, что я не выдумываю, а все равно не верит. Знаешь, сколько всего про них написано?
О да, я знал. Вовка и до авиакатастрофы был дотошным, в хорошем смысле слова, но тут сделался совершенно неуправляемым. Он гонял Тому по газетным киоскам и книжным магазинам, заставлял рыться в Интернете, выкачивать тонны сомнительных сведений. Тома вела переписку с несколькими экстрасенсами, ведьмами и колдунами. Книги и журналы подписывались, систематизировались и складывались аккуратными стопками в соседней комнате. Распечатки подшивались. Сам же Вовка, как только научился заново держать в руках ручку, принялся исписывать школьные тетрадки различными теориями, догадками и найденными на страницах желтой прессы фактами. Его жизнь сейчас крутилась только вокруг призраков в самолетах. Ничто другое Вовку не интересовало.
– Ты уж извини, – сказал я. – Не было времени изучить вопрос. По командировкам шлялся, там не до призраков.
– Я бы и сам забил на это дело. Но не отпускает. Видишь ли, Сань, я единственный, кто выжил. Что-то пошло не так, наверное. Никто не выживает в самолетах с кричащими призраками. Есть только записи разговоров и криков. Догадки. Легенды. Слухи. А я вот выжил. И старушка эта, в пальто… я ее до сих пор вижу.
Вовка ткнул пальцем в небольшой зазор между аквариумом и телевизором, куда ранее поглядывал. Там шевелилась от сквозняка прозрачная занавеска.
– Затаилась, с-сука. Смотрит на меня. Шевелит губами. Глаза у нее открыты, а в них чернота, похожая на куски желе. Верхняя пуговка на пальто расстегнута, и я могу разглядеть ее складки на шее и ворот белой блузки. Знаешь, Сань, у нее помада какая-то не красная, а лиловая, что ли. А кожа желтоватая, морщинистая. Тетке лет восемьдесят, не меньше. Все смотрит и смотрит на меня.
Я почувствовал холодок на затылке, повернул голову. Никого, естественно, не увидел, но Вовка смотрел в какую-то неуловимую точку и продолжал описывать так, будто перед ним действительно кто-то стоял.
– Шапка у нее дурацкая, вязаная. А из-под нее волосы лезут. Седые, понятное дело, но покрашенные. Такие завитки вокруг ушей, на лбу. И еще брови рыжие, будто йодом намазаны. Нелепость…
– Вовка! – буркнул я, и он отвлекся. – Ты серьезно сейчас? Прямо так и стоит? Как в играх-страшилках?
Вовка задумчиво нахмурился, будто забыл, что я нахожусь в комнате, и вот только сейчас вспомнил. Потом заговорил снова:
– Она, наверное, ждет, когда я умру. Я должен был разбиться, но этого не произошло. Мы каким-то образом оказались вместе. Что я сделал? Спас ее? От чего? Она же смотритель. Может быть, она меня спасла? Не знаю. Я после аварии вообще ничего не видел, потому что осколки в глазах. А затем адреналин начали колоть, я проморгался, сквозь туман разглядел ее – затаилась! Кто такая? Шевелит губами. Что-то сказать хочет, а не понять, что.
Он отвел взгляд в сторону. Моргнул, будто вышел из оцепенения, и не замолчал, как я ожидал, а продолжил:
– Я когда в первый раз ее увидел, чуть с ума не сошел от страха. Спать не мог. Насилу себя заставлял. Представляешь, что это вообще такое? Тоже подумал, что это у меня в голове, галлюцинации, видения разные. Прикидывал то да се. Но потом понял, что вижу взаправду. Потому что ну не может быть она галлюцинацией… Думаю, что с ней делать. Накачал информации, читаю. В Интернете же все можно найти, да?.. Томке не говорю, ей и так тяжело. А старуха, пока я в комнате, стоит у аквариума, не двигается. Я в кухню перебираюсь – она уже там, между холодильником и батареей. Думаю, если на улицу выйду, она тоже за мной последует. Всюду за мной. Чего-то хочет, наверное.
– Ерунда какая-то, – сказал я, разглядывая пустующий угол. – Вовка, тебе таблетки какие-нибудь надо тяпнуть. Вызови врача, объясни проблему. Я уверен, что такая фигня лечится.
– Ага, лечится, – ответил Вовка. – Только, Сань, я же ее в самолете с самого начала увидел. И когда орать она начала, ее все слышали. Все, кто уже умер. На нас люди оборачивались, стюардесса бежала… И, потом, почитай заметки. Возьми одну папку, полистай на досуге. Я много чего собрал о смотрящих. Как они возникают, как исчезают. Стюардессы о них знают, но помалкивают. Кому охота, чтобы тебя считали сумасшедшим? Я тебя не уговариваю, Сань. Я тебе потому и рассказал, что ты рационалист. Знал, что не поверишь. Но и за психа меня считать не будешь, да?
Я взял со стола папку с вырезками, наугад, запихнул под мышку.
– Вовка, я пойду, что ли. На недельке еще забегу. Ты, если что, звони,
