Когда солнце повисло на западе оранжевым шаром, температура достигла пика. В квартире было нечем дышать. Он дотащился до холодильника и, широко расставив ноги, встал в трусах перед открытой дверцей, омываемый ледяным сиянием. Все лучше, чем ничего.
Вдруг позади него раздались шепот и хихиканье. Першинг резко обернулся. Звук исходил из пространства между кофейным столиком и книжной полкой. Из-за плотно задернутых штор в комнате висело синеватое марево, мешавшее видеть. Он попятился к раковине, пошарил по стене в поисках выключателя и зажег верхний свет. Это придало ему смелости продолжить изыскания. К его номеру примыкал номер Фрэнки Уолтона. Старина Фрэнки был глуховат и включал радиоприемник на полную мощь. Порой через стену до Першинга доносились возгласы бейсболистов и рев толпы, но хихиканье раздавалось откуда-то сверху, прямо за его спиной.
Думаешь, кто-то спрятался у тебя под столом? Не глупи, Перси. Хорошо, что твоя подружка не видит, как у тебя трясутся коленки, словно у последнего труса.
Тщательный осмотр позволил определить, что звуки исходят из вентиляционного отверстия возле окна. Он грустно хмыкнул и расслабился. Ордбекер разговаривал с сыном, звук поднимался вверх. Ничего удивительного: гостиничная акустика отличалась своеобразием. Першинг встал на колени и приложил ухо к отверстию, немного стыдясь того, что подслушивает, но не в силах удержаться. Люди разговаривали; впрочем, это были не Ордбекеры. Странные сиплые голоса шли откуда-то издалека, пропадая в атмосферных помехах.
Кишки. Почки.
Ах, и то и другое восхитительно.
А еще железы. Потому что молоденькие.
Ганглии для меня. Или мозг. Высосать, пока свеженький.
Хватит! Ночью приступим. Возьмем одного…
Раздалось хихиканье, слов было не разобрать, затем наступило молчание.
Ш-ш-ш! Стой! Кто-то подслушивает.
Не болтай ерунду.
А я говорю, подслушивает. Слышит каждое наше слово.
Откуда ты знаешь?
Он дышит.
Першинг прижал ладонь ко рту. Волосы у него встали дыбом.
Я слышу тебя, шпион. В какой квартире ты живешь? На первом? Нет-нет. На пятом или шестом.
Сердце выскакивало из груди. Да что ж такое творится?
Мы выясним, где ты, дорогой слушатель, и нанесем тебе визит. Когда ты заснешь.
Рассмеялся ребенок, или взрослый подражал детскому смеху.
Мы тут внизу всегда готовы тебя оприходовать, как мюмзики в мове{94}…
Глубоко в недрах здания шумно пробудился вентиляционный агрегат, как случалось каждые четыре часа, когда воздух прогоняли по трубам. Его шипение заглушило хриплые угрозы, которые спустя несколько минут стихли вместе с отключением вентиляции.
Першинга мутило. Кишки? Железы? Он схватил телефон, чтобы набрать 911, но вовремя спохватился. Что, ради всего святого, он скажет диспетчеру? Зато он отлично представил себе, что диспетчер ответит ему: «Прекращайте смотреть на ночь фильмы ужасов, мистер Деннард».
Он ждал, пристально всматриваясь в отверстие, словно оттуда могла выскочить змея. Ничего не происходило. Сначала таинственная девушка, теперь это. Такими темпами скоро начнешь шарахаться от собственной тени. Деменция первой стадии, как у дорогого папочки. Мама и дядя Майк поместили отца в сумасшедший дом, когда тому исполнилось семьдесят, но отец начал впадать в безумие задолго до этого. Его состояние ухудшалось до тех пор, пока он не перестал соображать, что происходит вокруг. Сыновья представлялись ему призраками его фронтовых товарищей, и он с криком пытался выпрыгнуть из окна, когда они приходили его навестить. Слава богу, еще задолго до того матери хватило ума перепрятать его пистолет сорок пятого калибра. Говорили, что бабушка пережила нечто подобное с дедушками. Впереди у Першинга маячила вовсе не радужная перспектива.
«Но ты же еще не впал в деменцию и не допился до чертиков. Ты ясно слышал их голоса. Господи Исусе, кто они такие?»
Першинг прошелся по комнатам, включая свет, посмотрел на часы и решил, что в его состоянии лучшим лекарством будет сбежать куда-нибудь на пару часов. Все равно куда. Надел костюм — привычку всюду ходить в костюме он перенял у дяди-профессора, — для завершения образа добавил фетровую шляпу и вышел. Ему повезло вскочить в последний автобус до центра, оказавшийся горячей духовкой на колесах. Кроме него, двух подростков и водителя, в автобусе не было никого, но за день машина успела пропитаться вонью бесчисленных потных подмышек.
Автобусную станцию заполнила обычная толпа усталых пенсионеров и нищих работяг помоложе. Студенты с забавными прическами, в татуировках и пирсинге составляли меньшинство. Первые спешили домой или на ночную смену, вторые ехали тусить на дачах приятелей или у пляжных костров. Было тут и полдюжины крепких ребят с цепким взглядом, в куртках и мешковатых спортивных костюмах, несмотря на удушающую жару. Олимпию никак не назовешь большим городом{95}, но свою «норму» драк и разборок — особенно в северной четверти, в районе пристани и доков, — она выбирала с лихвой. Никто, если не хотел нарваться на неприятности, не осмеливался бродить после захода солнца вокруг старой консервной фабрики.
Однако в тот вечер обошлось. От станции он быстрым шагом миновал несколько полузаброшенных промышленных зданий и складов, свернул направо и некоторое время шел мимо закрытых тату-салонов, спортивных и книжных магазинов, пока не свернул в переулок, где направился к тускло освещенной деревянной вывеске «Мантикора лаунж». Это малоприметное заведение было рассчитано на публику посерьезнее, чем типичные клиенты центровых ночных клубов и спортбаров. Внутри был оазис прохлады, пахло пивом и лимоном.
Как всегда в будний вечер, посетителей здесь было немного: две юные парочки занимали столики рядом со сценой, где по выходным играли рок-группы. За стойкой восседали двое упитанных джентльменов в хороших костюмах. Судя по «ролексам» и по тому, как сияли в мягком барном свете их стрижки волосок к волоску, типичные деляги-лоббисты из тех, что осаждают законодательное собрание штата.
Мел Клейтон и Элджин Бейн замахали ему от столика у окна. Мел работал инженером-консультантом и предпочитал синие, жестко накрахмаленные рубашки. Социальный работник Элджин носил черные водолазки, очки а-ля Бадди Холли{96} и перед женщинами на вечеринках корчил из себя поэта-битника. На такой случай он даже таскал в кармане мятую
