За прошедшие годы Терри нисколько не изменился: чисто выбритый, рыжие завитки за ушами, бакенбарды по моде семидесятых.
— Это был ты? В вентиляции? Зачем ты пугал мою семью?
— Я проторчал тут целую неделю, не знал, чем себя занять. Не психуй, твоей родне нет до тебя никакого дела. А так, глядишь, появится возможность навестить их всех. Чтобы поняли, какой ты особенный.
Терри сморщил лицо в неприятной ухмылке и спрыгнул на пол, гибкий, как угорь. На нем была порыжевшая черная сутана.
— Вот черт. Похоже, ты прямиком с черной мессы. — Першинг истерически хихикнул.
Что-то в облике старого друга настораживало: количество суставов в пальцах и запястьях Терри явно превышало человеческое, как и количество шейных позвонков. Это не был тот Терри Уокер, которого Першинг знал, и в то же время до некоторой степени это был его старый друг, и от этого чувство нереальности происходящего усиливалось.
— Что ты здесь делаешь? Зачем вернулся? — спросил Першинг и тут же об этом пожалел — в улыбке Терри проступило дьявольское наслаждение.
— Обследую местность.
— Обследуешь местность? — Першинг по-новому оценил все грани значения этого словосочетания, его холодную безнадежность. Геодезическая съемка местности предшествовала разрушению старого порядка и утверждению нового, более живучего, способного к переменам.
— А что мне остается? Каждому приходится искать свою нишу во вселенной.
— На кого ты работаешь?
«Господи, пусть это будет ФБР, Министерство национальной безопасности, кто угодно!»
— Если что, налоги я заплатил и никогда не сотрудничал с американскими джихадистами. — Першинг из последних сил пытался шутить. — Ты же не собираешься доставить меня в Гуантанамо? Честное слово, я ничегошеньки не знаю.
— Миграция в процессе. Диаспора, если хочешь. Все идет, как… знаешь, когда количество достигает определенного предела, цифры уже неважны. Мы разрастаемся, словно плесень. — Во рту Терри чернели острые края, хотя это были не зубы. Язык пульсировал: росянка в луже крови. — Впрочем, не тревожься, землянин. Мы пришли с миром. — Он рассмеялся тоненьким голосом слабоумного ребенка. — Кроме того, мы предпочитаем жить в темных расселинах. Ваше солнце для нас пока слишком яркое. Возможно, позднее, по мере его угасания…
Дверь ванной скрипнула, и на пороге показалась женщина в черном платье.
— Привет, красавчик, я Глория, приятно познакомиться.
Ее плоть сияла как молоко в стакане, как сахар в стеклянной чашке.
— Он старше, чем я думала, — обратилась Глория к Терри.
— Но моложе, чем кажется. — Непроницаемые глаза Терри изучающе скользили по Першингу. — Городская жизнь не пошла тебе впрок, верно, дружище? — Он кивнул Глории. — Я заберу его. Моя очередь.
— Хорошо, милый. — Женщина прислонилась к мойке, не пытаясь скрыть скуку. — Надеюсь, хотя бы вопли будут.
— А когда их не было?
— Терри, прости меня, — сказал Першинг. — Тебя искали по всей округе. За две недели я облазил все окрестные холмы. Двести человек и собаки. Ты бы видел, что творилось. — Тайная рана открылась, и чувство вины и стыда захлестнуло Першинга. — Послушай, друг, я хотел спасти тебя. Я был совершенно раздавлен.
— Думаешь, я призрак? Как провинциально, дружище.
— Я не знаю, что думать. Может быть, я сплю и вижу сон? — Першинг с трудом сдерживал слезы.
— Не сомневайся, тебя ждут удивительные открытия, — сказал Терри. — Твой разум не выдержит, если мы не проявим осторожность. В любом случае я не собираюсь мстить за то, что тогда ты бросил меня в горах.
Женщина ухмыльнулась:
— А он бы не возражал, если бы ты оказался здесь ради мести.
— Будьте вы прокляты, дамочка, я вас знать не знаю, — сказал Першинг. — И вы не похожи на Глорию, кем бы она ни была, хоть девушкой с молочного пакета{104}. Вы носите чужие лица просто для маскировки, верно? Кто же вы такие?
— «Кто же вы такие?» — передразнила его Глория. — Дети Старого Червя{105}. Те, кто лучше вас.
— Кто мы? — переспросил Терри. — Мы раса. Старше и мудрее вас, а наши вкусы куда изысканнее. Мы предпочитаем темноту, но тебе там понравится, обещаю. — Он двинулся к полке, где Першинг хранил памятные вещи: снимки из экспедиций, семейные фотографии в серебряных рамках, всякие диковинки и безделушки, схватил четки Этель и встряхнул их. — Если не ошибаюсь, ты неверующий. Я тебя не виню. Бог Нового Завета слишком расплывчат и неуловим. Боги моей цивилизации осязаемы. Один из них, божество низшего порядка, обитает в этой системе, в пещерах одной из отдаленных от Солнца лун. Духовная жизнь приносит куда больше удовлетворения, если ты встречаешь великих, касаешься их и ощущаешь ответное прикосновение…
Першинг решил оттолкнуть Глорию и выхватить нож из подставки. Идея напасть на женщину с ножом претила ему, но Терри был крупнее, чем он, и когда-то играл в защите футбольной команды колледжа. Он собрался с духом…
— Перси, хочешь, покажу тебе кое-что? — спросила Глория. — Ты должен увидеть то, что видел Терри… когда ты бросил его одного среди нас.
Она опустила голову и закрыла лицо ладонями. Раздался звук, который напомнил Першингу треск яичной скорлупы. Кровь засочилась между ее пальцами, когда с вязким влажным хрустом трущихся друг о друга костей она отняла полусферу от лица. Внутри, в пустоте, что-то извивалось. Пока Першинг сражался с парализовавшим его ужасом, Терри подступил сзади и похлопал его по плечу.
— Она вечно так шутит. Наверное, остального тебе лучше не видеть. — Терри отечески улыбнулся ему и продемонстрировал нечто напоминающее гроздь грибов, только прозрачных и сверкающих, как рождественские гирлянды.
Темно-лиловое пламя опалило Першинга.
В рассказах уфологов о похищениях людей инопланетянами злополучных жертв обычно парализует и засасывает вверх в луче яркого света. Першинга утянули в подвальную дыру, во тьму такую непроницаемую и влажную, что она струилась по его коже. Они использовали инструменты, и, как предупреждала та женщина, он орал, только с закрытым ртом, потому что губы ему заклеили.
Бесконечная лилово-черная влажная ночь властвовала в ущелье инопланетного царства. Извивались гигантские щупальца, обитатели подземного мира бесконечной процессией прибывали по извилистым трубам и тоннелям, хихикая и пуская слюни в предвкушении его агонии. В кромешной тьме море мертвенно-бледных лиц мерцало и переливалось, словно фарфоровые маски на бале уродов. Он не