Кольцо фиолетового света мигнуло с грубо обтесанной балки прямо над ним. С каждым ударом сердца кольцо пульсировало и мерцало. Затем поверхность кольца дрогнула, словно вода, и изменила форму. Его лицо было влажным, но не от слез, не от пота. Он почувствовал, как делятся на части суставы пальцев, а кожа и мясо слезают с них, словно шкурка перезрелого банана. Что там Терри говорил о поедании юных и о бессмертии?
Ты можешь спросить, как мы размножаемся. Культурная ассимиляция, друг мой. Мы отрезаем то, что делает вас, низшую жизненную форму, слабыми, и наполняем вас любовью. Скоро ты станешь частью семьи и сам все поймешь.
В голове щелкнул выключатель, и Першинг улыбнулся, вспоминая, как крался в спальню Эрика, как выдернул малыша из кровати. Вяло дергались ручки, новые сородичи подбадривали его криками. Он вздрогнул в экстазе, и в дюжине мест кожа начала лопаться и расходиться в стороны. Першинг сбросил одеяло и встал, извиваясь, пьянея от откровения. Его плоть была куколкой, куколка сочилась кровью.
Терри и Глория смотрели на него с порога, обнаженные и расплывающиеся, лица искажали дьявольские ухмылки. В комнате было тихо. Он смотрел на их тела, презрительно удивляясь, что кто-то в здравом уме мог принять их — или его — за людей.
В следующее мгновение он был снаружи, под холодными-холодными звездами.
Ванда куталась в шаль, маленькая и неприметная в свете костра. Наконец она увидела его и подняла голову, чтобы заглянуть ему в глаза.
— Милый, ты за мной? — тревожно улыбнулась она. От забот последних дней ее лицо осунулось.
Он смотрел на Ванду из темноты. Безмолвный, потому что рот был полон крови. Затем коснулся своего лица, тронул влажную линию прямо под волосами — щель, застежку из плоти. За его спиной Терри сказал:
— В первый раз будет лучше, если ты снимешь это.
Першинг ухватился за кусок кожи и сдернул с себя последние остатки человеческого.
Отчужденное
Уильям Браунинг Спенсер
Перевод Д. Кальницкой
Уильям Браунинг Спенсер — автор новаторского лавкрафтианского романа «Резюме с монстрами» (Resume with Monsters, 1995), а также романов «Может, позвоню Анне» (Maybe I’ll Call Anna, 1990), «Зод Уоллоп» (Zod Wallop, 1995), «Иррациональные страхи» (Irrational Fears, 1998) и сборников рассказов «Возвращение Удивительного Графа и другие истории» (The Return of Count Electric and Other Stories, 1993) и «Все ухищрения океана» (The Ocean and All Its Devices, 2006).
Они возвращались на машине из Эль-Пасо, куда ездили навестить родителей Меты, и вдруг Брэд заметил на дороге какое-то мерцание, — может, это было марево над раскаленным асфальтом, а может, небольшое помрачение сознания, корчащаяся серебристая амеба — предвестница его жутких мигреней.
Некоторое время назад Мета потребовала выключить кондиционер и открыть окна.
— Обожаю воздух пустыни, — сказала она тогда, делая глубокий вдох.
«Люблю запах дизельного выхлопа по вечерам»{107}, — хотел было сказать Брэд, но не сказал.
Почти половину из своих тридцати шести лет Брэд был женат. Он любил жену, любил ту радость, с какой она воспринимала несовершенный мир, и понимал, как легко по недомыслию испортить ей хорошее настроение необдуманным циничным замечанием. К тому же грузовики, то и дело нависавшие над ними в течение дня, теперь исчезли вместе со своей вонью. С тех самых пор, как он съехал с прямой дороги, ведущей на восток, на двухполосном шоссе им не попалось ни единой машины.
Брэд убедил себя, что облако над асфальтом — всего лишь иллюзия, игра природы или его воображения, и перестал его видеть. Такова сила самоубеждения.
А потом раз — и салон автомобиля в мгновение ока заполонили осы. Невероятно, но среди воцарившейся неразберихи и паники он сразу понял, кто именно залетел в машину. Брэд отчетливо видел, как одна мерзкая черно-рыжая оса, изогнув брюшко, вонзила жало ему в обнаженное предплечье, — отвратительный, нестираемый из памяти образ. Стрекотали крылышки, ветер выл у него в ушах, тельца насекомых со шлепаньем стукались обо все вокруг. Одна оса ползла по шее, другая ужалила в щеку, и та вспыхнула огнем. Мета визжала, сам он от отвращения кричал: «Ааааааах!», выворачивая руль. Удивившись такой внезапности, «форд-рейнджер» подпрыгнул, вильнул, опрокинулся, еще раз и еще, небо и земля закрутились в нелепой схватке.
Брэд моргнул, и на него воззрились сотни тысяч звезд. Он лежал на спине и не мог полностью прийти в сознание — опасался того, что это сознание с собой принесет. Дышать было трудно: в воздухе словно висели иголки. Он медленно перекатился на бок. Мескитовые деревья, кактусы и растрепанные можжевельники отбрасывали болезненно покореженные тени на плоскую, залитую лунным светом равнину, за которой темнели далекие горы.
Брэд приподнялся на локтях, и у него захватило дух, когда боль ударила словно ножом. Он замер, пережидая, будто олень, заслышавший хищника. Потом сунул правую руку под футболку и нащупал источник боли; все оказалось хуже, чем он ожидал, — разорванный окровавленный бок и острый кончик сломанного ребра.
Брэд встал. Следовало порадоваться, что нет других, более страшных ран, что ему чудом удалось пережить аварию, но он просто вообразить не мог, что может быть еще больнее. Болью его наделили щедро, с избытком. Мета бы сказала… Мета!
Тут он увидел «рейнджер». Машина валялась на боку, пассажирская дверь была оторвана, переднее стекло разбито, из развороченного капота выплеснулась на песок яркая пена стеклянной крошки.
— Мета! Мета! — закричал Брэд и заковылял к машине.
Что-то не то творилось с левой ногой: коленную чашечку будто подменили наполненным водой воздушным шариком.
Меты не было ни в «рейнджере», ни под ним.
В свете луны все казалось бледно-серебряным, тени прорисовывались со всей отчетливостью — галлюциногенный мир, слишком четкий, чтобы быть настоящим. Брэд медленно описывал все более широкие круги и звал жену по имени. Наконец он свернул к дороге. На пути попался вечнозеленый дуб с толстым стволом, одиноко стоящий, огромный, с тысячей узловатых ветвей, будто перевитых гирляндами маленьких блестящих листьев. Подойдя ближе, Брэд обнаружил пассажирскую дверь — она досталась дубу и лежала рядом с покрытым бороздками стволом, будто щит павшего воина.
«Вот здесь-то, — подумал Брэд, — ее
