И она отправилась по дому в поисках фотографии Коннора-ребенка или чего-нибудь, что помогло бы ей лучше понять Табиту Донахью.
Во всех жилых помещениях, даже на огромной современной кухне она встречала одно и то же — абстрактные картины и странные фигурки.
Миновав альков, она вошла в кабинет, который был обставлен в стиле хай-тек. Она увидела на полках компьютерную аппаратуру вместе с лазерным принтером и монитором, а в центре комнаты — нечто напоминающее подсвеченный эпидиаскоп в металлической окантовке размером с кофейный столик. Вокруг него стояло четыре вращающихся стула. Сверху лежала карта, зажатая между двумя листами стекла, а прямо над ней, подвешенный на шелковой нити к крюку в потолке, неподвижно застыл кристалл кварца, конец которого был всего лишь в нескольких дюймах над стеклом.
Маятник, поняла она. Должно быть, именно здесь мать Коннора и занималась ясновидением.
Испытывая легкое чувство вины из-за того, что пустилась в эту прогулку, она все же продолжила осмотр. Открыв дверь в дальнем конце дома, она предположила, что попала в спальню хозяйки, главным предметом в которой была огромная двуспальная кровать под пологом.
На столике у окна стояли две фотографии в рамках. На одной был изображен Коннор в день окончания учебы, в церемониальной шляпе и мантии. Другая, черно-белая свадебная фотография, где юная Табита Донахью стояла рядом с застенчивым мужчиной во фраке.
Монти была разочарована, не обнаружив явного сходства с Коннором, и решила, что, унаследовав внешность матери, Коннор конечно же получил в наследство лучшее из набора генов своих родителей — если предположить, что рядом с Табитой стоит мистер Моллой. Она вздрогнула, когда, снова посмотрев на него, представила, как этот несчастный падает из окна одиннадцатого этажа и разбивается у ног Коннора.
Выйдя из кабинета, она увидела узкий коридор с закрытой дверью в конце. Сказав себе, что на кону стоят их жизни и фактически она оказалась в руках совершенно незнакомого человека, она решила, что несет ответственность перед отцом, да и сама перед собой — делать то, что считает правильным. Монти открыла дверь.
За ней стояла непроглядная темнота, и ее встретил мускусный запах помещения, которым редко пользуются. Пошарив рукой по стене, она нашла выключатель. В бумажном глобусе вспыхнуло слабое красноватое свечение, и она удивилась тому, что открылось ее глазам.
Старомодные портьеры пурпурного бархата были плотно задернуты, а пол покрывал истертый персидский ковер. В центре стоял округлый стол и шесть антикварных кресел. На столе лежали несколько предметов, включая древний фолиант в полотняном переплете, маленькую стеклянную пирамидку и россыпь горных кристаллов.
У противоположных стен друг против друга стояли два дивана, а набор стульев позволял предполагать, что комната была подготовлена для групповой встречи. Монти обратила внимание на набор сложной аудиоаппаратуры и полки с книгами.
Здесь была застывшая в ожидании атмосфера, и Монти почувствовала, что ей не стоит здесь оставаться, но, прежде чем выйти, она решила пробежать взглядом по книжным полкам. На них стоял широкий набор книг по оккультизму и по теме нью-эйдж. Жизнь после смерти, пути получения информации оттуда, сила кристаллов, гримуары черной магии, чакры, лекарственные растения, телепатия, врачевание…
Она зевнула, почувствовав прилив усталости, и вспомнила, что, если не считать зыбкой дремоты в самолете, практически не спала.
Когда она повернулась, чтобы выйти из комнаты, ее внезапно пронзила острая боль. Ей показалось, что в голову от виска до виска вошел добела раскаленный стержень.
Она в ужасе глотнула воздуха и согнулась. Боль усиливалась, и она потеряла ориентацию. Качнувшись, Монти сделала шаг вперед, наткнулась на стул и рухнула на пол. Боль усилилась, словно стержень еще и повернули. Она лежала, плотно смежив веки.
— Коннор! — прошептала она. — Коннор, помоги мне, прошу тебя, помоги!
Монти содрогнулась от приступа тошноты. Она открыла глаза, но комната плыла перед ней под каким-то диким углом. Когда она попыталась встать, ее повело в сторону, и она потеряла равновесие.
Боль пульсировала под кожей лба, била в переносицу и одновременно в затылок, в основание шеи. Казалось, словно череп разламывают растущие в нем корни какого-то дерева, которые давят во все стороны, прорываются сквозь барабанные перепонки, сквозь глазные впадины, лезут из горла. Она слепла, глохла и задыхалась.
Ее охватила паника. Она не могла дышать, хотя отчаянно старалась втянуть в себя воздух.
— Кн…нр. Пжл…ст… пммг… — Теперь корни жадно всасывали в себя керосин вместо воды, и голова ее была заполнена удушливыми испарениями, от которых горели все нервные окончания. Затем они вспыхнули, и все содержимое ее черепа взорвалось, охваченное ревущим адским пламенем. — Коннор, Коннор, Коннор, Коннор! — непрерывно кричала она, не в силах справиться с невыносимой болью. Но даже в этом состоянии она слышала доносящиеся откуда-то глухие ритмичные удары. От окна. Они становились все громче, ритм все стремительнее. Затем она услышала голоса, смех. Перебарывая боль и встающий дыбом пол, она подползла к окну, раздвинула портьеры и выглянула.
Снаружи стоял доктор Кроу и, прижимая лицо к стеклу, вглядывался внутрь. Он приказал ей открыть окно и присоединиться к нему.
Полная слепой паники, она попыталась отползти от него. Но могучая сила, которая подтащила Монти к нему, продолжала толкать ее — все ближе, ближе и ближе.
Ее сопротивление слабело. Монти осознавала, что, когда она доберется до окна, боль прекратится. Доктор Кроу ей это обещал. Он там, в темноте, за прозрачной преградой, он проделал весь этот путь из Англии, чтобы помочь ей!
— Мисс Баннерман, я могу прекратить эту вашу боль!
Его лицо было полно мягкости и благородства, которого она в нем никогда раньше не замечала. Тело ее окунулось в теплоту, и боль стала ослабевать. Она с благодарностью посмотрела на него.
— Верьте мне, Монти. Я могу прекратить боль. Скажите, что доверяете мне; вы должны выбраться из этого дома. Они хотят убить вас, принести в жертву. Вы должны бежать. Здесь вам угрожает серьезная опасность.
По выражению его глаз она видела, что он говорит правду. Ей оставалось лишь удивляться, как раньше она могла не доверять ему. Он
И тут боль вернулась. Она была хуже, куда хуже. Из горла Монти вырвался мучительный крик. Теперь голова была полна голодных муравьев, которые вгрызались в мозги; она прижала пальцы к ушам, чтобы остановить их. Но теперь они атаковали оптические нервы; подрагивая усиками, они грызли их и кусали тыльную сторону глазных яблок.
Она попыталась закричать, но горло было забито ползущими муравьями. Слава богу, доктор Кроу продолжал стоять здесь, такой добрый, такой полный сочувствия — ее единственная надежда.
— Слушай меня, Монти. Делай, как я тебе говорю.
Она отчаянно закивала.
— Твой отец умрет, если ты не сможешь спасти его. Он испытывает такую же боль, как и ты; только ты можешь освободить его от этих болей. Ты готова?
Да,
— Влезь на стол, Монти.
Плача от боли, она медленно, по очереди переставляя ноги, влезла на стул, а потом и на стол; она чувствовала, как стол качается под ее весом и как висящий на шнуре бумажный абажур ударил ее по лицу.
— А теперь поднимись! — приказал Кроу.
Монти медленно выпрямила одно колено, а потом другое. Боль пронзила тело. Муравьи копошились глубоко в глазных яблоках, и она понимала, что видеть ей осталось всего несколько секунд.
