Губерт Уэнтуорт, похоже, был погружен в размышления.
— Мальчишки, — рассеянно произнес он. — Мальчишки… — Внезапно он опустился на колени и, прищурившись, вгляделся в рецепт, прикрепленный к флакону, пытаясь прочесть текст. Затем оглянулся на Алана: — Сара принимала какие-то лекарства?
— Что вы имеете в виду?
— Все, что угодно… вообще любые лекарства. Принимала ли она что-нибудь во время беременности? Или
— Н-ну, да… да, принимала. — Алан покраснел и стал слегка заикаться. — Мы… мы пытались обзавестись ребенком т-т-три года. А что?
Газетчик помрачнел, правда еле заметно. И затем мягко сказал:
— Просто поиск на ощупь… в темноте. Я не тороплюсь делать выводы. Мы должны… м-м-м… проверить, что было изъято. Может, и у полиции появятся какие-то идеи. Пока же… м-м-м… слишком рано делать выводы.
18
Сидя за обеденным столом в лондонском доме Чарли Роули, Коннор Моллой чувствовал, что попал в совершенно иной мир.
Маленький и элегантный особняк с террасой времен короля Георга был пропитан духом прежней роскоши, Коннор знал о ней только по кино и книгам. Почти все пространство стен было занято картинами маслом; некоторые из них представляли портреты предков, на других были буколические сцены или же морские пейзажи. Ковровое покрытие было прикрыто великолепным, выцветшим от старости ковром, и каждый предмет обстановки дышал неподдельной стариной; тут было несколько предметов, которые не мог бы создать даже самый лучший сегодняшний дизайнер, подумал Коннор, заметив в комнате один из них. Единственной возможностью обрести такое совершенство было унаследовать его.
Овальный обеденный стол красного дерева с достоинством нес на себе следы многочисленных царапин; лезвия ножей от времени истончились, а костяные ручки потрескались и покрылись пятнами; на синеватом стекле стаканов в серебряных подстаканниках появились щербинки, и в глаза бросалась разнокалиберность бокалов и высоких стаканов. Во главе стола сидел Чарли Роули в пурпурном жилете поверх полосатой рубашки, в зеленых плисовых брюках и замшевых мокасинах. Он рассказывал анекдот, с которым уже успел ознакомить Коннора и который Коннор год назад слышал в Бостоне.
— И тут он говорит: «Не могу припомнить, где же я живу!»
Раздался взрыв хохота, сопровождаемый запоздалым фырканьем по мере того, как и остальные усваивали смысл анекдота. Коннор осушил свой стакан кларета. Он чувствовал опасное головокружение и понимал, что потерял представление о количестве выпитого им алкоголя. Шампанское, шабли, а теперь еще этот «Ле Фортс де Латур». Он чувствовал веселую раскованность с примесью чрезмерной уверенности в себе; роль невинного хорошего парня давалась ему легче легкого, несмотря на то что никто из этой компании не вызывал у него интереса, и меньше всего — подружка Роули Лулу, полная, с оглушительно громким голосом.
Взяв бокал с арманьяком, он погонял по стенкам сосуда янтарную жидкость. В мыслях у него всплыла Монтана Баннерман, теперь это с ним регулярно случалось после их второй встречи два дня назад. Он сравнил искреннее тепло ее улыбки с натужным смехом этой высокомерной молодой женщины и осознал, что увлечен Монти куда больше, чем ему хотелось бы признать. Но ему понадобится ее помощь в работе над бумагами ее отца, так что у него будет достаточно предлогов для новых встреч с ней.
Он перестал обращать внимание на свою случайную соседку, которая сидела справа от него и за весь вечер не задала ему ни одного вопроса. Вот и хорошо, решил он, вспоминая, что она провела год в Вашингтоне. На его попытки завязать разговор она то односложно отвечала, то делала вид, что не расслышала его слов. Он явно не вызывал у нее интереса. Что ж, будем считать, что это чувство взаимно, решил он, и теперь позволял себе лишь искоса поглядывать на нее.
Аманда что-то там такое. Бархатная повязка на голове, черное платье, напоминающее корсет, — во всяком случае, сиськи надо было запихивать в него с помощью рожка для обуви, и то они угрожали перевалиться через край. Она вызывала у него отвращение тем, что постоянно жевала противоникотинную резинку.
— Бросай курить, дорогой, — сказала она ему тоном, которым, наверное, говорила со своим парикмахером.
— Коннор, твоя очередь, — объявил Роули, выпустив клуб сигарного дыма. — Есть какие-нибудь хорошие шуточки?
Последние десять минут Коннор отчаянно ломал голову, пытаясь вспомнить что-нибудь и пошлое и смешное, чему не было бы сто лет от роду. В памяти у него всплыли лишь два гэга, о которых уже шла речь.
— А как насчет моего розыгрыша?
— Какого именно? — спросил человек напротив.
— Я могу гипнотизировать.
— Неужто? — подала голос девушка, сидящая в дальнем конце стола, слева от Роули. У нее были длинные светлые волосы и пухлое, симпатичное, хотя и агрессивное лицо. — А я думаю, что гипноз — это откровенное жульничество. По телевизору показывали, как тот парень дурит публику. — Она прикурила сигарету, щелкнув золотой зажигалкой. — Во всяком случае, не понимаю, как вы сможете убедить, что кого-то загипнотизировали, — они просто будут притворяться.
— Я могу и загипнотизировать, и доказать это, — сказал Коннор.
— Ничего не получится. Люди уже пытались это сделать. Вот я невнушаема… или как это называется?
— А вам и не надо быть внушаемой. Я могу загипнотизировать любого. Вы Камилла, да?
— Коринтия.
— Ну что ж, Коринтия. Хотите, я докажу вам? — Он обратил внимание, что наступило всеобщее молчание.
— Ну, валяйте — но я заранее извиняюсь… со мной ваш номер не сработает, — с ноткой враждебности заявила она.
— Отлично. — Коннор встал, обошел вокруг стола, нетвердо держась на ногах, и кивнул хозяину: — Чарли, ты не против, если я на минутку займу твое место?
Роули освободил стул, и Коннор уселся. Девушку такое близкое соседство не смутило; Коннор заметил, что кожа у нее под слоем грима желтовато-болезненная.
— Не угодно ли сначала положить сигарету?
Пожав плечами, она подчинилась и вызывающе посмотрела на него. Коннор взял сигарету, держа ее за кончик со следами губной помады. Теперь все взгляды были сосредоточены на нем. Он театрально повернулся к публике, описав рукой с дымящейся сигаретой дугу в воздухе. Подтянув обшлаг левого рукава пиджака, он закатал рукав рубашки, обнажив часы и пару дюймов кожи над ними.
Легко дунув на тлеющий кончик сигареты, он заставил его ярко разгореться, и, пока тот рдел кроваво-красным свечением, Коннор медленно опустил его на кожу руки над часами. Разнесся запах горящих волос и легкий хрустящий звук, когда он оторвал сигарету от запястья. Одна из женщин потрясенно вскрикнула.
Коннор продолжал методично вращать тлеющую сигарету, а потом поднял всем напоказ почерневший растертый кончик, и у всех на лицах появилось выражение ужаса.
— У вас что, кожа из асбеста? — не без надменности спросил торговец предметами искусства.
Коннор покачал головой:
— Все дело в силе убеждения.
— Это невозможно, — возмутилась Коринтия. — Ясное дело — это какой-то хитрый трюк.
