Он собирался это сделать, и в этом не было никаких сомнений.
Хейс и Катчен последовали за Сент-Оурсом и остальными наружу, оставив Шарки с беспомощным видом, а ЛаХьюн пытался найти свои яйца, и соображал, как он будет отбивать это на своем ноутбуке.
17
Был час обеда, и ученые и контрактники стали прибывать в кают-компанию по двое и по трое, неся с собой запах машинного масла, пота и усталости. Запах, который смешивался с вонью старого пива и застарелыми ароматами кухни, дымом, мусором и заплесневелым брезентом, растянутый для просушки вдоль стены. Это была герметическая вонь, чисто антарктическая.
Поначалу в кают-компании было не слишком многолюдно, но она быстро заполнялась людьми, ворчащими и жалующимися, шутящими и смеющимися, притащивших снег и лед, которые таяли в грязные лужи на полу.
"У вас есть идеи, док, что может вывернуть у человека глаза наизнанку?" - спросил Катчен, наблюдая, как заполняется комната.
Шарки пожала плечами. Она закончила отчет о Майнере и указала причиной его смерти, насколько она могла судить, массивное кровоизлияние в мозг. Можно только догадываться, какое это имело отношение к тому, что глаза мужчины превратились в желе и вылезли из орбит.
Хейс наблюдал за Сент-Оурсом, Рутковским и парнями за их обычным столиком у северной стены. Они были мрачны, с застывшими лицами и усталыми глазами, словно оплакивающими Майнера. Другие контрактники подходили к ним, говорили пару слов и продолжали свой путь.
Они выглядели, решил Хейс, как кучка головорезов, ищущих драки.
Вы почти чувствовали нарастающий запах, грубую вонь ненависти и страха, которая тлела и поглощала. Это был сильный аромат, который возвышался над всем остальным, питался сам собой и выходил из-под контроля в геометрической прогрессии. И если что-то не измениться на станции довольно скоро, черт возьми, он вырвется наружу, и Хейс не думал, что захочет это увидеть.
Но это должно было случиться, рано или поздно.
Это была дерьмовая зима, и не было никаких шансов на улучшение. Все это место утратило чувство товарищества и братства, которое вы обычно имели, живя практически друг на друге, полагаясь друг на друга и зная, что не к кому обратиться, кроме парня или девушки, сидящих рядом с вами. Все это быстро исчезало, и еще через неделю или две вы могли бы, вероятно, окончательно похоронить все это и забыть. Станция ощущалась огромной сухой батареей, аккумулирующей страх и негатив, вся эта потенциальная энергия просто искала катализатор, который высвободит ее. И когда это произойдет, когда она, наконец, выйдет из-под контроля, у нее появятся когти, зубы и темные намерения.
- Когда это случится, док, будут проблемы, - сказал Хейс.
- Когда случится что?
Хейс посмотрел на нее и Катчена. - Когда закончится терпение и люди решат, что с них достаточно. Поскольку вы знаете, что это произойдет, вы можете чувствовать это в воздухе.
- Они боятся, - сказала Шарки.
- Я тоже. Но я могу думать, по крайней мере, до сих пор, я вижу причины... но некоторые из них? Я не знаю. Присматривай за Сент-Оурсом. Он опасен. В его глазах убийство, и, если бы я был ЛаХьюном, я бы спал очень чутко.
- Думаешь, это зайдет так далеко? - спросил Катчен.
- Да, зайдет. Посмотри на них. Им всем снятся сумасшедшие гребаные кошмары, они напуганы и не могут думать правильно. Это исходит от них, как яд.
И, возможно, так и было.
Потому что уже началось формирование по классовому признаку... ученые держались особняком, контрактники держались своих. Не было никакого смешения, как обычно бывает в большинстве зим. Возможно, это было временное явление, а возможно, намек на то, что нас ждут худшие вещи. В ожидании весны.
- ЛаХьюн мог остановить это или хотя бы притормозить, - сказал Хейс. - Верните людям интернет, радио и спутник, пускай они выйдут на связь с реальным миром. И произойдет чудо.
- Я не думаю, что это произойдет в ближайшее время, - сказала Шарки.
- И я тоже. И вот почему так все хреново. Боевой дух летит в сортир, а ЛаХьюну, похоже, по херу. Он давит, секретничает и пугает, и это ни хрена не помогает.
- Он человек плаща и кинжала, - добавил Катчен, и что-то в его глазах почти говорило, что он мог бы уточнить, но не собирался.
Шарки вздохнула. - Он... ну, боюсь, он просто не понимает людей. Что им нужно, чего они хотят и что делает их счастливыми.
- Смотрите, вот что меня беспокоит в этом парне: тот факт, что ему безразлично, что ему по херу душевное состояние на его собственной чертовой станции, которой он должен руководить. Меня это просто бесит. Но, опять же, ЛаХьюн бесит меня с тех пор, как я приехал сюда. Он не имеет права управлять таким местом, - Хейс сделал паузу, изучая нескольких контрактников, прислонившихся к стене и курящих сигареты, с ожесточенным видом и мертвыми глазами, - большинство людей здесь - ветераны, зимующие не первый раз. Я знаю, что мы трое это делали и много раз. Обычно NSF выбирает администратора с навыками работы с людьми, а не такого чертового манекена, как ЛаХьюн. Парень, который одинаково хорошо чувствует себя как с техническими специалистами, так и со вспомогательным персоналом. Парень, который может говорить о ледяных кернах и осаждении, говорить о пиве, бейсболе и ремонте Хеми[17]. Парень, который может поддерживать баланс, делать людей счастливыми и поддерживать работу станции, следить за тем, чтобы работа была выполнена и люди имели то, что им нужно, и тогда, когда им это нужно. Вот почему я не принимаю ЛаХьюна. Ему здесь нечего делать.
- Ну, кто-то решил, что есть, - сказала Шарки.
- Да, и я начинаю задаваться вопросом, кто бы это мог быть.
Никто не возражал против этого, и Хейса это не устраивало. Он уже изложил Шарки свои теории заговора, и она предупредила его, чтобы он был осторожен в подобных высказываниях. Что такие вещи лишь подпитывают пожар, который уже тлел на Харькове.
Однако Катчен не был глупым. Он умел читать между строк, и то, как он смотрел на Хейса, подсказывало ему, что он именно это и делает.
- Чего я не понимаю, - сказал он через некоторое время, - так это того, почему Гейтс оставил там свои мумии, чтобы они разлагались. Что-то не складывается. Если они являются тем, о чем он говорит... или не говорит... тогда я не вижу шансов, чтобы эта возможность снова представилась ему.
Шарки немного напряглась, потому что знала, что собирается сказать Хейс.
- Может быть, он не осознавал, что делает, - сказал Хейс, верный себе. - Может быть, он был в своем уме не больше, чем Майнер, когда решил составить компанию тварям в темноте. Да, возможно, как и у Майнера, у Гейтса не было выбора. Возможно, он делал то, чего от него хотели эти существа... дать им оттаять, дать их разуму полностью проснуться.
Катчен просто сидел там. Он ухмыльнулся, сначала подумав, что это шутка, но улыбка исчезла достаточно быстро. Он посмотрел на Шарки, его глаза, казалось, спрашивали: о чем, черт возьми, говорит этот парень?
18
- То, что мы здесь делаем, - говорил доктор Гандри Хейсу на следующее утро внутри буровой вышки, - это бурим скважину почти на милю вниз к озеру Вордог. Мы прекратим бурение примерно в ста футах над ним и позволим криоботу[18] проплавить оставшийся путь. Почему? Почему бы просто не просверлить до конца? Элементарно. Мы не хотим загрязнять озеро каким-либо образом, в какой-либо форме. Помните, мистер Хейс...
- Джимми достаточно, просто Джимми.
- Хорошо. В любом случае, Джимми, Вордог - девственный водоем, не тронутый микроорганизмами с поверхности вот уже почти сорок миллионов лет. Меньше всего мы хотим, чтобы некоторые из наших жуков попали в эту воду. Экосистема там может радикально отличаться от любой другой на Земле, и мы не можем рисковать и загрязнять ее.
Гандри был сильно возбужден этим, особенно из-за того, что он и его команда возлагали большие надежды добраться до озера к концу дня. Они были чертовски близко. Хейс пытался разделить энтузиазм, но у него снова возникло плохое предчувствие, которое подсказывало ему, что, возможно, озеро следует оставить в покое.
