Наконец, он достиг дна.
Пол был неровным, каменистым, с прожилками снега и льда. Хейс посветил фонарем и увидел, что находится в проходе, который постепенно углублялся в мерзлую землю. "Хорошо", - крикнул он. "Следующий".
Очередь Шарки. Она довольно быстро спустилась по лестнице. Катчен последовал за ней, всю дорогу жалуясь на то, что в последний раз, когда он спускался за ними в яму, ему пришлось выжимать кальсоны, по возращению на станцию. Но, в конце концов, он тоже спустился.
"Похоже на декорации из старого фильма категории "Б", - сказал он, высоко держа фонарь. "Я бы сказал, естественная пещера. Я не вижу на стенах никаких следов сколов или инструментов".
Хейс тоже не видел. - Известняк, - сказал он, изучая бороздки и слои, давящие друг на друга.
- Конечно, естественная известняковая пещера. Вероятно, вымыта грунтовыми водами за миллионы лет, - сказал Катчен.
Шарки усмехнулась. - И кто сейчас говорит о гео всяком?
Проход был футов восьми-девяти в высоту и, возможно, пяти в ширину. Хейс вел их вперед, они начали спускаться по наклонной тропе. Она поворачивала то влево, то вправо, имела больше изгибов и поворотов, чем водяная змея. И с каждым шагом они углублялись в гору. Через десять минут Хейс начал замечать, что температура повышается. Время для восковой эпиляции зоны бикини и стрингов еще не пришло, но определенно стало теплее. Катчен тоже заметил это, сказав, что это должно быть связано с жерлом вулкана или геотермальным воздействием.
- По крайней мере, мы здесь не замерзнем, - сказала Шарки.
Катчен кивнул.
- Знаете, мне было интересно, как Гейтс и ребята так хорошо с этим справляются. Находиться здесь час за часом. Если бы не тепло, они бы яйца отморозили...
Шарки приложила палец в перчатке к губам.
- Тихо.
- Что?
- Заткнись, черт возьми, - прошептала она.
Хейс теперь тоже слушал ее.
Он не знал зачем, и часть его, честно говоря, не хотела знать, но тем не менее он слушал. Затем он услышал эхо откуда-то снизу... просто быстрый, украдкой царапающий звук, который исчез так быстро, что он не был уверен, что вообще его слышал. Затем он услышал это снова, не прошло и пяти секунд... словно палкой царапали по подземной стене.
И там, в этом подземном мире, отправляясь в место, которое в их воображении было таким же легендарным и ужасным, как замок какого-нибудь вампира, это, вероятно, было худшей вещью, которую можно было услышать. Ибо царапание подразумевало движение, а движение подразумевало что-то живое...
Хейс думал: "может быть, это человек, может быть один из команды... а может быть и что-то совсем другое".
Они стояли, глядя друг на друга и на известняковые стены, ледяной дымка клубилась у них под ногами, словно низко стелющийся туман. В свете фонаря Катчена были только их ледяное дыхание, взвешенные кристаллы льда и летящие пылинки. И тени. Потому что внизу, в этом надвигающемся мраке, огни отбрасывали огромные и искаженные тени.
Хейс сделал еще несколько шагов, его живот стал пустым и легким. Он направил свой свет дальше, в стигийские глубины того канала, который с того места, где он сидел, с тем же успехом мог вести прямо в нижние области самого Ада.
Он снова услышал звук и вздрогнул.
Далекий скрежет, который, казалось, двигался к ним по коридору, а затем, несколько секунд спустя, звучал невероятно далеко. Он останавливался на мгновение или два, а затем начинался снова... ближе, потом дальше, тот же царапающий, тянущий звук. Хейс почувствовал, как струйка пота скатилась по его спине. Что-то в его кишечнике напряглось. Он слышал собственное дыхание, и оно казалось невероятно громким. Затем внезапно царапание стало намного ближе, настолько близко, что Хейс чуть не развернулся и не побежал. Потому что казалось, что то, что его создавало, могло проявить себя в любой момент, что-то паучье, царапающее лапками вместо пальцев.
Потом резко прекратилось.
"Что это было, ради Христа?" - спросила Шарки сзади него, приближаясь к нему ближе.
И только он собрался сказать ей, что, вероятно, ничего страшного. Что звук разносился по пустотам в земле. Вот и все. Не о чем волноваться. Но не успел, менее чем через минуту после того, как царапание прекратились, его место заняло что-то другое... резкое, скрипучее пение, похожее на запись расстроенного церковного органа, проигрываемую на старой Виктроле[47]. Оно быстро и визгливо усилилось, набирая громкость и настойчивость. Никакой ветер, дующий через подземный ход, не мог бы создать нечто подобное. Звук был жутким и тревожным, слуховой эквивалент лезвия ножа, прижатого к вашему позвоночнику и медленно поднимаемого кверху.
Хейс внезапно почувствовал себя онемевшим, эластичным и потерявшим координацию.
Настолько, что если бы он пошевелился, то, по его мнению, упал бы плашмя лицом вниз. Поэтому он не двигался. Стоял, как статуя в парке, ожидая, пока на него нагадит голубь. Такой тихий, такой неподвижный. Язык у него был словно приклеен к нёбу. Звук затих на секунду или две. Но потом повторился, душераздирающий, пронизывающий и очень злобный. Это было пронзительно и какофонично, и что-то в нем заставляло кричать. Но что действительно беспокоило Хейса, так это то, что он ни в коей мере не был нейтральным... звучал почти истерично или безумно.
А затем он окончательно заглох, прекратив свой визг, распавшись на дюжину громких и жестяных звуковых отражений, которые разносились по пещерам, впадинам и проходам. Но память об этом все еще была там.
Хейс не осмелился озвучить то, о чем думал: "Вот как они звучат... Я слышал это той ночью на тракторе и слышал это в хижине... это был голос живого Старца..."
Но он держал это при себе.
Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, чувствуя, будто что-то испарилось внутри него. Может быть, это была смелость, а может быть, просто здравый смысл.
- Хорошо, - сказал Катчен едва слышным голосом. Он прочистил горло. - Я за то, чтобы убраться отсюда прямо сейчас.
- Я тоже, - сказала Шарки.
В результате весь этот вонючий беспорядок оказался у порога Хейса. Он покачал головой.
- Мы хотим ответов? Мы хотим знать, что случилось с Гейтсом и остальными? Тогда эти ответы там.
Катчен посмотрел на него с гневом, который постепенно утих.
- Хорошо, Джимми, если это, то что ты хочешь. Но это последнее чертово свидание, на которое я с тобой пойду.
Это была слабая попытка пошутить, но она заставила всех улыбнуться. Хейс знал, что это не должно было быть смешным, однако именно так Катчен отреагировал на ужас и неопределенность: забавными репликами, рожденными из презрения.
Они продолжили спуск.
Еще через пять или десять минут проход сузился до дыры, идеально круглой, как шахта канализационной трубы. Ее окружность составляла около десяти футов, но она была настолько совершенно симметрична, что не могла быть сделана древними паводковыми водами. Хейс вошел первым и оказался в комнате, которая снова была искусственной, но прямоугольной формы. В дальнем конце еще один проход уходил во тьму. Он осмотрел его при свете фонарика и увидел резные каменные ступени, уходящие в темноту. Это были длинные низкие ступеньки, больше похожие на плиты, каждая из которых, казалось, была достаточно большой, чтобы на ней можно было поставить обеденный стол и стулья.
Кто бы ни ходил по ним, подумал Хейс, он отличался от человека.
Чтобы сориентироваться, потребовалось время, потому что ширина каждой составляла около пяти футов. Они были покрыты разломами и трещинами, края отпадали. По ним было разбросано множество крошечных камешков и кусочков камня, как будто их туда забросила какая-то древняя подземная река. Время от времени Хейс видел небольшие выступы, вроде бугорков или бугорков, которые почти полностью стерлись. Так что, возможно, это вообще не было ступеньками.
Они шли дальше, свет подпрыгивал, а шаги были громкими и скрипучими.
