Добронравов хотел, чтобы его воспринимали как великого библейского пророка. Его не волновало, что в сознании воспитанных на медийной культуре обывателей образ пророка был практически неотличим от образа телевизионного американского проповедника второй половины XX – начала XXI веков. Так было даже проще. Выкурить утренний косячок и вещать убедительным голосом высокопарные фразы, периодически прерываясь, чтобы послушать восторженные аплодисменты.
В это воскресенье было что-то не так. В публике было что-то неправильное. То тут, то там Шамилю попадались на глаза лица, которые явственно выделялись из общей массы. Старческие лица, грязные, с всклокоченными бородами. Вроде бы ничего необычного – обыкновенные бомжи и опустившиеся одинокие пенсионеры, коих среди его аудитории всегда было немало. Однако что-то было неправильное в их взглядах. Никакой усталости, никакой надежды, никакой тоски. В глазах стариков словно бы попеременно вспыхивал огонь церковных лампад, чередуясь с холодной синевой небес. В глазах этих людей будто мелькали облака и плясали языки пламени. Они не аплодировали, не внимали сладкоголосым речам оратора. Они глядели на Шамиля с презрением, некоторые что-то при этом бормотали, один мужчина с улыбкой загонял себе иглы под ногти, еще один задумчиво жевал сырую немытую картофелину.
Добронравов, хоть ему и было не по себе, продолжал проповедовать. Без запинок, только голос его звучал несколько громче, чем обычно. Он вещал, пока не был заглушен непонятно откуда взявшейся музыкой. Словно из ниоткуда раздался звук церковного органа, невпопад с ним вступили духовые. Орган звучал бы бесподобно, если бы не звуки труб, в которые словно бы гудели глухие безумцы.
Это был сигнал. Необычные старики поднялись со своих мест и неспешно двинулись к сцене. Шамиль интуитивно понимал, что лучше бы ему поскорее убраться подальше, но против воли замер неподвижно. Старцы обступили его, повалили на пол и принялись его бить. Кто чем: кто цепями, кто сучковатой палкой, кто просто ногами. Аудитория безмолвно взирала на происходящее.
9
Толпа пьяных парней в грязных рубищах приближалась к университету. Они вразнобой орали псалмы, били в бубны, размахивали кадилами с дымящимся ладаном и передавали по кругу ведра с сильно разбавленным спиртом кагором. Возглавлял шествие Васька Старообрядец, молодежь из Ордена шла к университету бить студентов.
Когда они дошли до университетского двора, Васька подошел к статуе основателя заведения, демонстративно плюнул на нее и сморкнулся, зажимая одну ноздрю. Затем он влез на расположенный у входа парапет со статуей льва и обратился к товарищам:
–Всыплем-ка, братцы, растреклятым студентишкам по самое оно. Они ж, вестимо, язычники все и сатанисты. Понавыучивают у себя в университетах всякой хуйни, и расходятся по миру, переполненные вредных знаний и умений. Ходят, и пудрят добрым людям мозги, вещая о всяческом там космосе и прочей бесовщине. Выпускают книги с искаженными фактами. А ведь мы-то с вами знаем правду, братцы. Знаем, что Магеллан никогда не совершал никакого кругосветного путешествия, а сверзился, дурень, в бездну с края земли. Нам прекрасно известно, что Гагарин не летал ни в какой несуществующий космос, а расшибся о небесную твердь!
– Верно, Васька! – закричали из толпы. – Не нужно нам этих их образованиев, чтоб правду знать!
– Вы гляньте на этого льва, – продолжал Старообрядец, указывая на статую, – что за богомерзкое изваяние. Кому, кроме бесстыдных язычников придет в голову делать львиное изображение с лицом, столь напоминающим человеческое. Это ли не признак поклонения Зверю?
В ответ на это статуя открыла рот и пропела мелодию голосом, напоминающим флейту. Через миг огромный скорпионий хвост воткнулся жалом в грудь Васьки. Мантикора оскалилась, глядя на шокированную публику.
Борцы за святую веру попятились, и стоявшие сзади наткнулись прямо на рога единорогов. Из здания университета вышел Игнатий. Он придержал дверь, выпуская следовавших за ним еще нескольких мантикор, анталопов и мирмиколеонов. Началась кровавая бойня. Великий инквизитор глядел на действия своих созданий с легкой улыбкой, тихо читая благодарственную молитву.
10
Пришло время уходить, Игнатий осознавал это. Он распил прощальное ведро освященной водки с юродивыми старцами, выписал щедрое выходное пособие научным работникам, отписал имущество Ордена монастырю и сердечно распрощался с мантикорами, благословив их и всех остальных созданных его подручными тварей плодиться и размножаться. По крайней мере, тех, кто был на это способен.
Позади была львиная доля его жизни, проведенная за вербовкой сумасшедших, пытками, интригами, войной и бессмысленными попытками возвеличиться, переполненная религиозным лицемерием, ложью и подлостью. За всей этой возней Игнатий так и не нашел свой Священный Грааль, да и вообще не добыл ничего ценнее малополезного праха сгоревших ангелов.
Лишь на склоне лет инквизитор обрел ясное понимание того, что только личные переживания даются нам Богом, а все переживания, связанные с социальными взаимодействиями – от Дьявола. Борьба за власть, влияние и статус является отравой для души. Растворяясь в этом болоте, человек постепенно перестает замечать естественные радости жизни.
Игнатий намеревался совершить долгое пешее путешествие в обход кишащих суетой городов по лесам, горам и пустыням, а затем осесть где-нибудь в уединенном ските и провести остаток своих дней в посте и молитвах. Впервые за всю жизнь он чувствовал себя свободным.
11
Я понятия не имел, где мне искать Морриган, но она нашла меня сама. После долгого отсутствия ведьма зашла во внутриконторскую соцсеть и скинула мне в личку песню “Norwegian Wood”. Вряд ли речь шла о Норвегии, я там так и не успел пока побывать, хотя давно собирался. Да и слишком уж много привязок к Скандинавии как для фанатки кельтов. Родина “The Beatles” тоже отпадала. Мерсисайд – это не Корнуолл какой-нибудь. Единственное, что приходило на ум, это так называемые Фьорды в Нью-Вавилоне. На самом деле они представляли собой побережье замусоренной городской речушки неподалеку от гипермаркета, в котором тусовавшаяся там публика затаривалась бухлом, и настоящие фьорды напоминали весьма условно. Лесом с натяжкой можно было назвать посадку между гипермаркетом и водоемом. Попытка – не пытка. Я набрал полный рюкзак дешевого ирландского вискаря и поехал туда.
На Фьордах все было как обычно. Разрозненные компании гопников, неформалов и бывших неформалов, много мусора среди редких деревьев. Я нашел более-менее уединенное место, устроился на пеньке и принялся за виски. Я не знаю, сколько времени я так сидел, прикладываясь к бутылке и глядя на отражение луны в воде. Часы служат только для приблизительной синхронизации действий,
