Кроме старух были и другие. Улыбающиеся, пышущие здоровьем трезвые люди в старомодной залатанной одежде, подчас босиком или в лаптях, которые ходили по переходам метро, сидели на станциях. Винсент регулярно встречал их в подземке, хотя никогда не видел на поверхности. Они никуда не ездили, просто сидели или ходили, смотрели на пассажиров, а те прятали взгляд. Были еще странные персонажи, которые непонятно откуда брались на пьянках после рок-концертов и поэтических вечеров, а иногда и просто спонтанных посиделках ночью в каком-нибудь дворе или сквере. Они вели себя эксцентрично, рассказывали какую-то чушь и в какой-то момент исчезали бесследно, как будто их и не было. И никто обычно не помнил, как они выглядят. Во всех этих людях было что-то чужое, неправильное, неуместное. Кто они все? Инопланетяне? Случайные сбои в матрице? Пришельцы из параллельных вселенных? Кто знает.
Винсент до сих пор не мог понять, является ли все вышеописанное явлениями одного порядка, или же это совершенно не связанные между собой феномены, объединяемые сознанием в общую лжесхему благодаря несовместимости с привычным миром. Кто все эти люди, которые носят в карманах куски сырого мяса, распространяют знания об инопланетных языках, проповедуют псевдорелигии в подземных переходах, сворачивают самокрутки из древних пергаментов? Банальные сумасшедшие или существа из иных миров? Возможно, до сих пор непознанная часть нашей вселенной?
Когда первый восторг от погружения в мир магии и древних богов прошел, Винс понял, что Контора не в состоянии дать ответы на множество вопросов. И он вовсе не оказался посвященным во все тайны мира, и даже вряд ли в большую их часть. Взять хотя бы недавно исчезнувших соседей. Винсент не был с ними хорошо знаком. Это не удивительно – он никогда не стремился к общению с посторонними людьми лишь на том основании, что они проживают в соседнем доме. Исчезновение так бы и осталось для него незамеченным, если бы он случайно не узнал, что вся мебель в их жилище была прибита к потолку, а люстры стояли на полу вертикально. Что все это значило? Какой-то магический ритуал? Или по соседству с ним жили люди, на которых гравитация действовала наоборот – они не притягивались к земле, а наоборот – отталкивались от нее? Одной загадкой больше.
Винсент открыл ноутбук, изложил свои мысли на бумаге и отправил письмо Генриху. Если кто-то из его друзей мог хотя отчасти прояснить ситуацию, стоило сделать ставку на Генриха – мастера медитаций и неординарного мыслителя.
3
Однажды я решил проведать свою жилплощадь. Вернее, то место, где она была. Не скажу, что дело было в ностальгии. Я вспомнил весь этот шум, характерный для старых домов с тонкими стенами. Звуки проезжающих автомобилей, животные вопли и визги детей, дурашливо-слащавый голос обдолбанного педофила, который на потеху детишкам вещает что-то о капусте, морковке, борще и компоте. Все бытие соседей как на ладони, скучная жизнь, жизнь потомков черноголовых рабов из месопотамских мифов. Непрекращающийся словесный понос на разных языках: убогом русском, обезображенным словами-паразитами и неумелым употреблением мата, каком-то восточном наречии, когда разговаривают словно бы с хуем во рту, иногда на других. Соседи периодически менялись, но почему-то всегда это были жалкие летарии, потомки полуживотной расы, словно бы наш дом был проклят. Их немногие ущербные мысли словно бы не держались в голове, они вываливались изо рта, превращаясь в звуки: примитивную речь и смех. Раздражающий смех. Что может хуже неприятного тебе человека, который смеется. Одним словом, в Конторе мне жилось куда комфортнее. Но загадка с исчезнувшей квартирой оставалась нерешенной, и меня тянуло туда, как магнитом. Я зашел в бар, подкрепил силы хорошо прожаренным стейком и стаканчиком ракии, и отправился в путь.
***
Подъезд совсем не изменился. Те же битые стекла, шприцы и упаковки из-под какой-то аптечной дряни на подоконнике, рядом с ними – недопитый фанфурик настойки боярышника. Те же обшарпанные стены, те же накорябанные на них матюги, свастики, полумесяцы и шестиконечные звезды с надписями на арамейском (наверняка тоже матерными). Все та же дверь в мою квартиру. Дверь? Ее же еще недавно, блядь, здесь не было. Похоже, и замки не сменили. Я достаю ключи, но открыть не успеваю. Дверь распахивается сама. Из нее выходят двое молодчиков со свернутым ковром. Я замечаю что-то неестественное в их внешности, но что именно – не успеваю понять. Не обращая на меня ни малейшего внимания, они минуют меня и спускаются по лестнице. За ними выходят все новые и новые люди, неся с собой всякий хлам. Какие-то самовары, прялки, обитые железом сундуки, кочерги и метлы, старую глиняную посуду, плетеные кресла. Я не протестую, так как вещи явно не мои. Их выходит подряд человек двадцать пять. Что это за цыганский табор ко мне набился? В мою маленькую двухкомнатную квартирку, срок эксплуатации которой истек еще в прошлом веке. Впрочем, на цыган они не похожи.
Поток носильщиков иссякает, и я вхожу. Внутри нет практически ничего. Голые стены, даже двери с петель поснимали. Лишь на кухне стоит письменный стол, а за ним невысокого роста темноволосый человек, перебирающий какие-то бумаги. Он поднимает на меня глаза, и я понимаю, что не так было с остальными. Глаза у него совершенно неправильные. Инвертированные. То есть, глазные яблоки черные, зрачки белые. Сами глаза какого-то дикого светло-ржавого цвета.
– А вот и Вы, – говорит
