— Кормачев.
Эоней кивнул и пожал протянутую руку.
— Накамура.
Опять кивок и стиснутая рука.
— Йоргенсен, Свен…
Они были здесь. Единственные существа во Вселенной, которых боялись канскеброны. Причем не столько даже из-за их боевых способностей, хотя только сейчас Эоней начал представлять себе их истинную опасность и силу, сколько потому что их существование ставило под сомнение всю логику, на которой основывалось существование Единения. Что эти сомнения небеспочвенны, показывало то, что все Контролеры канскебронов, столкнувшиеся с этим странным анклавом разума, само существование которого оказалось возможным только благодаря берсеркам, безоговорочно перешли на его сторону. Эоней пожал последнюю руку и повернулся к Олегу:
— А где Ольга?
— Она передавала тебе привет и просила сказать, что подойдет позже, — ответил тот. Эоней понимающе кивнул. Просила сказать. Конечно. ЕСЛИ я спрошу. Он усмехнулся. И Олег усмехнулся ему в ответ. Он понял, что Эоней понял… короче, всем все было совершенно понятно. Проникновение действительно меняет очень многое. Как будто разум некоторым образом помнит, как он работал тогда, в момент боевого транса. И старается если не повторить это (невозможно же), то хотя бы стать немного похожим. И уже это очень сильно меняет и восприятие, и способности к анализу.
— Увидишь, что будет после четвертого или пятого транса, — добродушно усмехнувшись, потрепал его по плечу Олег, и Эоней невольно содрогнулся. Ему хватило и одного раза, чтобы понять, какой чудовищной бездушной машиной становится он в тот момент, когда проваливается в боевой транс. Эффективность и… безапелляционность, близкие к абсолютным. Только то, что наиболее эффективно. Только то, что требуется именно в этот момент. Куда там канскебронам с их «сдерживайте эмоции».
— Не хотелось бы…
— А ты по-прежнему собираешься жить как хотелось бы? — после короткой паузы качнул головой Олег. — И считаешь, что так было бы лучше?
— Ты же знаешь, что нет, — горько усмехнулся Эоней, — так же как и то, что это невозможно. Ни тогда, ни уж тем более сейчас. Но… знать бы, что теряю.
— На самом деле ничего, кроме… благословенного незнания, — вздохнул Олег. — Кстати, выражение не мое, а кого-то из Прежних.
— Хорошее выражение. Точное, — согласился Эоней. Действительно, если раньше можно было считать, что стоит только поднапрячься, сильно захотеть, в конце концов, заставить окружающих — и все непременно произойдет по твоему хотению, сейчас он совершенно ясно понимал, что пределы желаний ограничены возможностями. И потому в любой ситуации есть только одно действительно наилучшее решение. Все остальные — разные варианты неудач. От легких, временных, до катастрофических. Причем подавляющее большинство этих возможностей лежит не вне — в деньгах, власти, влиянии и тому подобном, — а внутри человека. Ибо, как сказал философ Экомкай: «Наша жизнь на десять процентов состоит из того, что с нами действительно происходит, и на девяносто из нашего отношения к этому». Да разве он сам не был свидетелем того, как молодой Эминор, лорд-наследник дома Эстанзаев, жуир, повеса, привыкший сорить деньгами направо и налево, — в общем, баловень судьбы, обласканный всем и всем, которому тогда еще очень юный Эоней страшно завидовал, пустил себе разряд в лоб, придя в бешенство всего лишь оттого, что его гончий лис уступил первенство на осенних Императорских бегах.
— Добрый день, тренер. — Оторвавшись от своих размышлений, Эоней повернулся к Ольге и слегка поклонился, не обратив внимания на то, что почувствовал ее приближение, стоя спиной к двери.
— Добрый день, ученик. — Ольга спокойно пожала ему руку, как будто не было никакой ночи в ее отсеке и они по-прежнему оставались друг для друга вполне чужими людьми, которых только временно, на каком-то коротком отрезке, столкнула жизнь. Но у Эонея все равно потеплело на сердце. Сейчас он прекрасно представлял, что тогда произошло между ними. Что с ее стороны это не было ни взрывом гормонов, ни всплеском похоти, ни любовным безумием, это было… дружеским плечом, подставленным в нужный момент тому, кто в нем так нуждался. Плечом сильного и мужественного друга, который теперь давал понять, что нисколько не собирается выставлять никаких счетов. Но, темная бездна, он, Эоней, что, идиот, чтобы разбрасываться ТАКИМИ друзьями? Поэтому император улыбнулся Ольге одними глазами и, слегка подавшись вперед, коснулся плечом ее плеча.
— Это какая-то традиция? — светским тоном поинтересовался он, оборачиваясь к залу, заполненному спокойно разговаривающими друг с другом берсерками.
— То есть?
— Ну… представлять новичка остальным.
— Нет… то есть да, конечно, мы все знакомимся с теми, кто вновь инициируется. Но таких не было уже давно. До контакта со Средоточием мы даже не подозревали, что способность к инициации каким-то образом можно выявить или, как в твоем случае, спрогнозировать. Поэтому нам и в голову не приходило заниматься этим. Но никаких особенных ритуалов по этому поводу у нас никогда не было. Все знакомились, так сказать, в рабочем порядке.
Эоней озадаченно скривил губы:
— Тогда в чем цель собрания?
— Так ты не знаешь? — Ольга изумленно посмотрела на него, а затем хлопнула себя ладонью по лбу: — Вот черт, ну да, откуда же? Ты же только полчаса как покинул медицинский отсек.
— Да, и был бы не прочь перекусить. Но Олег перехватил меня и привел сюда, сказав, что все берсерки уже собрались. Я подумал, что будет что-то вроде представления меня остальным.
Ольга отрицательно качнула головой:
— Нет, дело совсем не в тебе.
— А в ком?
— В брате. — Голос Ольги посуровел, а в ее взгляде, направленном на Олега, явственно сквозила тревога. Эоней тоже всмотрелся в адмирала, но, как ему показалось, тот выглядел совершенно нормально.
— А что с ним?
— Пока не знаем.
— То есть как?
Ольга подняла на него глаза, в которых плескалась затаенная боль. Он бы никогда не заметил этого, если бы не тот вечер, но соединение мужчины и женщины всегда некоторым образом меняет что-то в их восприятии друг друга, заметно углубляя его. Конечно, если кто-то из них не старается изо всех сил оторваться, забыть, выкинуть из головы все произошедшее, представить дело так, будто ничего особенного-то и не случилось. Ну подумаешь, трахнулись разок, ублажили животное естество — и всего-то… Тем более что и само восприятие у Эонея теперь было другим.
— Олег довольно много времени провел, общаясь со Средоточием. А мы ничего не знаем о форме общения, которую он использует. Поэтому существует вероятность, что Средоточие каким-то образом сумело изменить его. Во вред.
— И… что?
Ольга вздохнула.
— Узнать, так ли это, с достаточной долей достоверности можно только одним-единственным способом. С помощью Проникновения. — Ольга отчего-то горько усмехнулась. — До сегодняшнего дня основным в нашем обучении было умение, наоборот, удержаться от того, чтобы непроизвольно не свалиться в боевой транс. Не дать себе сделать это. И вот теперь Олег собирается специально войти в него.
Эоней несколько мгновений смотрел на Ольгу, не понимая, при чем здесь остальные, потом его глаза расширились. Темная бездна, но это же значит, что…
Ольга медленно склонила голову в знак согласия. Эоней все понял правильно. Одновременно с Олегом в боевой транс войдут и другие. Не все, но и не один. Они сами почувствуют, сколько необходимо. А остальные присутствуют здесь для подстраховки. Потому что если выяснится, что самый сильный из берсерков Земли стал для нее врагом, они его убьют. Без сожаления. Без страданий. Без ненависти. И без колебаний. Сначала. А затем, вырвавшись из оков боевого транса, скорее всего, горько заплачут над его телом…
— Ну что ж, — послышался голос Олега, вышедшего на середину. — Все в сборе. Пора начинать…
Глава 7
Звон баззеров боевой тревоги заставил лорда Эйзела сесть на постели. Он так давно не слышал этого звука, что даже не сразу понял, что это. Вот уже сорок лет ничто из того, что происходило в границах империи и довольно далеко за ее пределами, не являлось для него абсолютной неожиданностью. Он мог чего-то не знать, быть не совсем в курсе по срокам, по охвату или какому-то иному одиночному параметру, но оказаться в ситуации, когда ему или его людям требовалось вскакивать среди ночи и куда-то нестись наперегонки с утекающими секундами… такое для него исключалось по определению. Так что этот заполночный звон означал, что Старый Лис стал действительно слишком стар и чего-то не учел, что-то упустил. Причем это «что-то» было достаточно важным, если вызванное им ухудшение ситуации необходимо ликвидировать вот так, с ревом и беготней. Эйзел вздохнул, скинул ноги с кровати и наклонился над стулом, нащупывая брюки. Учел не учел, а надо было вставать и идти. Ликвидировать собственную ошибку.
