- Может быть, скажешь, в чем дело? – интересуется он.
- Не могу, это личное. Просто скажи Николасу, что это важно. Очень важно, - в сотый раз повторяю я и кладу трубку, закончив наш разговор.
Не знаю, было это хорошей идеей или нет обратиться к лучшему другу Николаса, но, возможно, что это сработает. Они очень близки, и Николас возможно послушает Мартина.
После разговора с Джулией я сделала миллион попыток, чтобы связаться с Николасом, но, как оказалось, это не так - то просто, хотя двадцать первый век на дворе. Все его контакты остались непробиваемы.
Он сменил адрес электронной почты. Я ему отправила письмо, но оно вернулось обратно, так как пользователь не найден.
Он сменил номер мобильного телефона. Мои звонки автоматически переводились на голосовую почту.
Я оставляла голосовые сообщения, но, полагаю, что ни одно из них не было им прослушано. Я могу его понять, потому что не так давно поступила с ним абсолютно также.
Я звонила ему на работу, но все звонки были только через секретаря, которому я оставляла миллион сообщений с просьбой передать Николасу, что я звонила. Я даже перезванивала, и секретарша меня заверяла, что передала о моем звонке мистеру Ланкастеру, и что тот обещал связаться со мной, но я знала, что это была вежливость и он мне ни в коем случае не перезвонит.
На домашний телефон не было смысла звонить, потому что Николас им не пользовался.
Заявиться к нему домой я не могла, потому что боялась, что он элементарно вызовет полицию, если увидит меня. Вариантов практически не было, но я была уверена, что что-нибудь придумаю. Мне же нужно ему сообщить о своей беременности.
У меня голова шла кругом от всех новых событий. Мне казалось, что я куда-то бегу, всё время бегу и не могу остановиться. Отчаяние и горечь меня сковали с ног до головы, не позволяя мне пошевелиться. Они словно шипы впиваются в мою кожу, оставляя на ней свои кровавые следы.
Я запуталась и потерялась в этом мире, страшась своих неудач прошлого и боясь возможных разочарований будущего. Я просто так больше не могу. Хочется подняться на крышу небоскрёба и расправить свои руки словно крылья, представив себя птицей – Феникс, и вдохнуть в легкие больше воздуха. Начать снова дышать. Начать заново жить и ничего не страшиться. Ведь жизнь – это не только радость, приятные переживания и любовь. Без боли мы никогда не смогли бы постигнуть счастья, потому что всё измеряется и познается в сравнении. Теперь я наверняка это знаю.
Да, я устала от человеческой непостоянности и предательства. От неискренних чувств и мнимой уверенности в своей правоте.
Как я хочу, чтобы мои проблемы и мучения испарились. Проснуться в один день и понять, что я больше не хочу себя мучить и загонять в угол.
Мне просто нужно охладить свой пыл и остановиться, прекратить страдать. У меня все есть – семья, моя любимая маленькая малышка Райли, любимый мужчина, который совсем не знает о том, что он любим и дорог мне как никто другой на свете. Также, как и моя дочь. Это два самых любимых человека, с которыми я хочу остаться навсегда вместе и быть счастливой. Мне просто нужно научиться быть счастливой, ведь я просто потеряла эту способность, благодаря всевозможным предательствам, что выпали на мою судьбу.
А также теперь во мне растет новая жизнь, которая наполняет меня, а также растет и питается за счет моих сил. По этой причине мне следует перестать жить в негативе. Мне нужно остановиться. Перестать страдать и выстрадывать свою жизнь.
Так больше не может продолжаться.
Глава 42. Простые истины
Стелла
- Мам, а почему Николас больше не приходит к нам? – спрашивает застенчиво Райли, прерывая мое задумчивое, замороженное состояние.
- Понимаешь, милая, - пытаюсь я что-нибудь придумать на ходу. – Он уехал в командировку. Очень надолго, - добавляю, чтобы у дочери не было уточняющих вопросов. Я просто не знаю, как ей рассказать про наш разрыв. Она просто к этому не готова, все произошло слишком быстро, и в этом виновата только я сама.
- Понятно, - только и говорит она, сложив руки за спиной и опустив голову вниз.
- В чем дело, солнышко? – привлекаю Райли к себе, чтобы обнять. Она чем-то обеспокоена, что очень несвойственно для моего ребенка. Она растет так быстро, и каждый день становится чуть взрослее и смышленее. Ей всегда удается меня удивить.
- Я соскучилась по Николасу, - протяжно говорит она. – Боялась, что он больше никогда не придет к нам.
- Почему ты так подумала? – беру я ее за подбородок и обращаю ее взгляд к себе.
- Просто он давно к нам не приходит. Думала, что вы могли поругаться, - неожиданно выдает мое чадо. Я удивлена, что мое чадо так чувствует мое состояние и мое беспокойство. – Я скучаю по нему, люблю с ним вместе складывать пазлы, - грустно говорит дочь.
- Не переживай, детка, вы еще успеете сложить с ним много новых красивых картинок, - зачем-то я вру своему ребенку. Я ненавижу себя за то, что стала обрастать ложью перед близкими людьми. Я такая жалкая, что мне тошно от этого.
- Мама? – заглядывает дочь мне в глаза. Ее карие глазенки так пронзительно смотрят на меня. – А может Николас жить с нами и стать моим папой? А? Он же очень хороший, с ним так весело, - неожиданно ее губы изгибаются в легкой улыбке, а я лишь удивленно вздымаю брови и широко раскрываю глаза. Райли удивляет меня все больше и больше, притом, что она никогда не была застенчивой передо мной, всегда делилась своими размышлениями.
- Что ты сказала? – уточняю, надеясь, что я неверно расслышала, или мне показалось.
- Хочу, чтобы Николас стал моим папой, - повторяет она снова, немного озадаченно сдвинув свои бровки.
У меня начинает все клокотать внутри. Все, наверное, вокруг меня давно уже поняли, что расставшись с Ником, я совершила самую большую глупость на земле. Даже слова моего ребенка сейчас это знак для меня. И никак иначе.
Я прижала Райли к себе, и из моих глаз побежали одинокие слезы, оплакивающие мою утрату.
Последние недели, недели без Николаса, у меня складывается ощущение, что время бежит слишком быстро, просачиваясь сквозь мои пальцы и убегая неизвестно куда. Словно я что-то упускаю и не успеваю ничего ни разглядеть, ни увидеть, ни даже сделать единого вздоха. Словно все это не со мной, и каждую секунду я живу чужой жизни.
Это было так больно - потерять его, и больше никогда не обрести. Словно я наполовину стала пуста – я сама себя лишила силы и выбила почву у себя из - под ног. Зачем я так поступила? Зачем я лишила счастья себя и свою дочь?
Ведь, получается, что я ничуть не лучше Кевина, если поступаю точно таким же образом, пытаясь убежать от всего и боясь посмотреть правде в глаза. Я поступаю точно также, как он. Я просто омерзительная сама себя, до боли во всем теле, до боли в сердце и в душе.
Как я могу лишить жизни невинное существо, которое еще не родилось? Как я могу лишить его возможности даже не родиться на этот белый свет? Какое у меня право?
Как я могу лишить возможности увидеть своего ребенка человека, который даже не знает о том, что он может стать отцом? Ведь он ведь даже не знает о такой возможности.
Боже, что же я делаю? Что же я делаю с нашими жизнями? Что же я делаю со своей жизнью?
Я прижимаю Райли к себе еще сильнее и провожу рукой по своему едва округлившемуся животу и чувствую, как от волнения у меня начинают порхать бабочки в животе. Волнение от того, что я знаю, как мне поступить. Как я должна поступить, чтобы потом всю жизнь себя не корить за то, что так просто я решила предать свое счастье и свою любовь.
Я вытираю слезы и беру Райли за ее нежное лицо, поглаживая ее розовые щечки подушечками пальцев.
- Знаешь, солнышко, мы должны спросить у него самого, - говорю я соей дочери, которая смотрит на меня сначала непонимающим взглядом, но когда до нее доходит смысл сказанных мною слов, то счастливее ребенка на свете я не могу себе представить. Словно настал момент, которого она так долго ждала.