Ведь я его люблю.
«Я люблю тебя, Николас», - говорю я вслух, впервые за все время, признавшись ему в своих чувствах. Конечно, он не слышит сейчас эти слова, но для меня это большая победа – признаться сначала себе, что этот человек мне дорог, очень дорог, и я так нуждаюсь в том, чтобы он был рядом со мной. Сейчас и всегда.
«Всегда», - повторяю я это незримое, но такое вселяющее надежду и покой слово. Мои глаза наполняются слезами, призванными выпустить все те эмоции, что так тяготили меня последнее время. Ничего из этого не должно оставаться внутри меня. Только хорошее, только вера в лучшее, только надежда на счастливое. На другое у меня права нет.
* * *
Решаю использовать последний имеющийся у меня вариант – прийти прямо к нему в клинику и не уходить, пока он не выслушает меня. Иначе мне придется стоять с плакатом под окнами его дома, или клиники. Неважно, я готова на все, чтобы он узнал, что может участвовать в жизни своего ребенка. Сейчас я думаю не о себе и не о том, как он относится ко мне. Главное, чтобы у него была связь с его родной кровью, его ребенком. Даже неважно, простит он меня когда-нибудь или нет. Я не имею права просить этого у него.
Я захожу в приемную, где находится его секретарь Миранда.
- Здравствуй, Миранда, - приветствую ее.
- Добрый день, миссис Картер, - мило улыбается девушка.
- Мистер Ланкастер у себя? – спокойно спрашиваю я, но внутри все далеко не так безоблачно.
- Да, но он уже собирается уходить, у него важная встреча, - предупреждает она меня.
- Передайте ему, пожалуйста, что я пришла. Я не займу у него больше двух минут, - я не намерена уходить, пока не поговорю с Николасом хотя бы минуту.
- Хорошо, - набирает она его по внутреннему телефону, а я жду. Когда Миранда сообщает ему, что я его ожидаю, то он сразу же вылетает из кабинета и смотрит на меня своим острым, почти орлиным взглядом хищника. – Зачем ты пришла? - даже не поприветствовав меня, встает он в позу, заполнив весь дверной проем.
- Николас, прости, что беспокою тебя, но нам нужно поговорить. Это важно, иначе бы я ни за что сюда не пришла.
- Я занят, тебе же сказала Миранда, - все еще стоит на своем Ланкастер.
- Это важно, - я тоже настаиваю на своем. – Очень, - делаю акцент на реальной важности, я почти умоляю его, вложив всю свою серьезность во взгляд.
- Да, конечно, - отвечает он хладнокровно. Его глаза заполняет пелена ненависти. Видимо, он все-таки ненавидит меня за все, что я ему наговорила и сделала. Ненавижу себя за это. – Но не сейчас, я занят, - говорит он.
Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться и прийти в себя, потому что волнение мне сейчас не товарищ и не друг.
- Николас, пожалуйста, - складываю руки вместе, приложив их к губам, словно вымаливаю у него время на разговор. – Я не отниму много времени. - Чувствую себя настолько жалкой, насколько это вообще возможно.
Николас несколько секунд сомневается, после чего поворачивается и жестом приглашает меня войти:
- У тебя есть ровно пять минут! – сухо бросает он.
- Хорошо, - облегченно вздыхаю я и пулей залетаю в кабинет вслед за ним.
- Слушаю, - говорит он, сложив руки на груди и вопросительно изогнув бровь. Боже, он красив как черт, просто глаз не отвести! Я так соскучилась по нему. – Ну? – прерывает он мои мысли. Видимо, я слишком долго молчу.
- Ах, да! – откашливаюсь я. – Николас, извини меня, пожалуйста. Извини за все, что я тебе тогда наговорила! За все мои дурацкие поступки, я не хотела тебе причинить боль! – держу я руку у сердца, пытаясь показать всю искренность своих намерений.
Глаза Николаса округляются и он словно звереет:
- Что, прости? Извинить тебя? – шипит он, не отводя от меня своего пристального взгляда. – Да ты хоть знаешь, как себя чувствуешь, когда на тебя выливают такой ушат дерьма?
Я не выдерживаю гнева в его глазах и отвожу свой взгляд, глядя на свои руки.
- Я понимаю, что не заслуживаю твоего прощения. Но если бы ты хотя бы дал мне надежду, что когда-нибудь сможешь простить меня, я бы себя не так дерьмово чувствовала, - бормочу я.
- Да ты в своем уме, Стелла? Ты меня унизила и вышвырнула из своей жизни. Да еще и на прием пришла с этим надутым болваном! Ты вообще нормальная? Ты вообще соображаешь, о чем меня просишь? – Николас начинает переходить на крик, и я инстинктивно вжимаюсь в стул, закрыв от стыда глаза, когда картинки того вечера проносятся в моей голове с бешеной скоростью. Я сама себя никогда не прощу за эти глупости, которые натворила. И все ради чего?
- Николас, я…
- Что ты? Какое у тебя оправдание всего того, что я от тебя выслушал? Всего того дерьма, которым ты меня облила? Назови мне причину, по которой я тебя должен простить? – начинает он гневно кричать, размахивая руками. И в этот момент я чётко осознаю, что таким злым Николаса я никогда не видела. Я его разозлила как никогда.
Он прав. Несомненно, прав во всем, и мне нечего ему возразить. Мне так стыдно и горестно за свои поступки, но, к сожалению, прошлого нельзя изменить, можно лишь подкорректировать. Поэтому я сразу же перехожу к тяжелой артиллерии и решаю сказать ему всю правду сразу же. На одном выдохе.
- У нас будет ребенок, - тихо шепчу я, а в ответ я получаю застывшего Николаса, который стоит ко мне спиной, словно вкопанный, не произнося ни звука.
Но когда он поворачивается, то я понимаю со всей серьезностью, что я наломала таких дров, что можно отопить весь штат Пенсильвания и еще несколько соседних штатов.
«Стелла, какая же ты дурочка!», – говорю я себе, но потом понимаю, что сказала это вслух.
Николас
Какого черта она только что сказала? Или я ослышался? Я хочу задать ей миллион вопросов и понимаю, что не в силах произнести не звука. Эта ситуации для меня сравнима с той, что я испытал много лет назад, будучи преданным и просто разбитым.
Но сейчас я начинаю думать, что более абсурдной ситуации, чем сейчас, со мной уже и не могло случиться.
- Что ты только что сказала? – ошеломленно спрашиваю я Стеллу, которая сидит передо мной с подавленным видом, как побитая собака. Мне ее становится жаль, и так отчаянно хочется подойти обнять и пожалеть. Но нет, я не могу изменять своим принципам. Я дал себе слово, и сдержу его.
- У нас будет ребенок, - снова повторяет она.
- В смысле? – понимаю, что сморозил какую-то глупость.
- Я беременна! От тебя! – отрывисто повторяет она, и между нами повисает молчание, которое иголками сковывает мое горло, не позволяя мне сказать ничего. Ни слова, ни слога, ни буквы.
Какого хрена? Что здесь происходит? Да как она могла?
- Почему ты молчишь? – смотрит она робко на меня, а мой язык словно заморожен.
- А что я тебе должен сказать?
- Хоть что-нибудь, - морщит она лоб. – Только не молчи, прошу! – умоляет она меня.
- И когда ты мне собиралась сказать? – сглатываю я. Когда Стелла слишком долго молчит и виновато смотрит на меня, то я, кажется, начинаю понимать, в чем дело. – Ты не собиралась мне говорить, так? – горько ухмыляюсь я.
- Я не знаю, - отвечает она. – Я просто не знала, что делать и как поступить.
- И поэтому было лучше порвать со мной, наговорив мне всяких глупостей? – не унимаюсь я, потому что меня душит горечь, обида, злость и тысячи разновидностей ярости, существующих на белом свете.
- Я не знала о беременности, когда порвала с тобой. Узнала совсем недавно. Когда решила тебе все рассказать, то не могла до тебя достучаться, - всхлипывает она, быстрыми движениями вытирая слезы.
- А почему решила сказать? – мне и правда это важно знать, дело не в простом интересе. Это, в конце - концов, мой ребенок тоже.
- Потому что я хочу этого ребенка. Нашего ребенка, - начинает она еще громче всхлипывать. – Прости, Николас, я такая дура, - зарывается она лицом в свои руки, пряча от меня свои слезы.
