Взяв себя в руки, я надорвала конверт и вытащила сложенное послание. Вместе со сложенной вдвое бумагой выпало несколько пятитысячных купюр. Несколько секунд просто моргала, глупо на них глазея. Так, ладно. Посмотрим, что же мне написали.
«Спасибо за письмо. Если что-то нужно, напиши и положи в свой почтовый ящик. Постарайся не выходить из квартиры. А.Ф.»
И это все? Пробежала глазами по строчке, пытаясь переварить. Затем снова посмотрела на деньги… Козел он безрогий, а не черт! И зачем это он мне деньги сунул, если из квартиры выходить мне не следует? Поддавшись порыву, схватила записку и разорвала ее на мелкие кусочки, еле остановила себя, чтобы
не сделать то же самое с деньгами. Все равно ведь никто не узнает, если я их выброшу, лучше уж вернуть при встрече.
— Если что-то нужно, напиши… — передразнила я его, стараясь подделать самоуверенные интонации Андрея. — Сейчас я тебе такое напишу!
Я планировала написать грозное послание и выплеснуть все свои эмоции, дать понять Финику, что и сама прекрасно со всем справляюсь. И деньги мне его не нужны, и сам он совершенно не нужен. И что за эту неделю я не думала о нем ни разу. Ни разу не вспоминала о тех вечерах, что мы проводили вместе, о наших разговорах, об украденном поцелуе…
Скомкав так и не исписанный чистый лист, я отбросила его в сторону и обессилено откинулась на диван рядом с дочкой.
— Твоя мама слабачка, — подытожила я, осторожно целуя малютку в лобик.
На следующее утро я проснулась от крика Али. Взяв ее на ручки, буквально обмерла — она была горячей, на щеках алел яркий румянец. Да что же это такое? Где она могла подхватить вирус? Мы же неделю из дома не выходили!
Бросилась звонить соседке, но дома никого не было. Позвонила в еще одну дверь — тоже пусто. Судя по всему, в будний день найти кого-то непросто. У третьей двери мне повезло — я уже хотела уходить, думая, что там никого нет, как на пороге показалась сухонькая старушка с палочкой. Объяснив, что я новая хозяйка квартиры рядом и рассказав ситуацию, попросила у нее градусник. У бабушки ушло минут пять, чтобы добраться до него и вынести мне.
— Тридцать семь и девять, — блестящий столбик ртути показывал неутешительное. — И ведь даже позвонить неоткуда! Снова идти к бабушке на поклон и просить еще и позвонить, чтобы вызвать доктора? Или пойти стучать в квартиры на других этажах. Вдруг кто-нибудь дома?
Алечка капризничала, поджимала ножки, будто болит живот, вертелась и ни в какую не хотела молока. Идея пришла в голову внезапно. Я кинулась к окну, выглядывая из-за простыни. Да нет, не может быть, чтобы свекровь все еще была там. Вчера я видела, как та уходила уже вечером, после десяти часов. Не собиралась же она каждый день меня караулить?
Видимо, собиралась. На скамейке у подъезда все в том же платье сидела Инна Эдуардовна собственной персоной. Интересно, она платье не переодела специально, чтобы, если я ее замечу, думала, что она сидит тут сутками? Ладно, как бы там ни было, наши с ней взаимоотношения играют сейчас последнюю роль. Я выглянула из подъезда, и как только женщина на лавке повернулась в мою сторону, выпалила:
— Мне нужен ваш телефон! СРОЧНО!
Свекровь настолько опешила, что просто вытащила его из кармана. Или это ее пустое ожидание на улице так подморозило?
— Код — день рождения Вани, — глухо сказала она, когда я выхватила у нее трубку.
Я вбежала обратно в подъезд, трясущимися руками вызывая скорую. Назвала дату рождения, адрес.
— Какие симптомы? — поинтересовалась девушка на том конце провода. — Ребенок не синий, не задыхается?
— Нет, у нее тридцать семь и девять! И она плакала! — выпалила я.
— Хм… — женщина как-то недовольно кашлянула. — Ждите.
Выдохнув от облегчения, что врачи скоро приедут и посмотрят, что с моей малышкой, я проверила Алю, которая, успокоившись, лежала на диване, и хотела снова спускаться на улицу вернуть телефон, но не тут-то было.
— Инна Эдуардовна, — свекровь, очевидно, проследовав за мной, уже зашла в квартиру и стояла на пороге, — спасибо за телефон, вот он, но я вас не приглашала.
— Кристина, я ведь… — она не успела договорить, как из комнаты снова раздался плач малышки.
Я бросилась к ней и подхватила ее на руки.
— Ну что же это такое, радость моя? Как же тебе помочь? — услышав шаги, я вскинула голову. — Эй, нет! Убирайтесь отсюда, я вас не приглашала!
— Я руки помыла, — женщина будто не замечала моего гневного голоса. — А дети, они, между прочим, все чувствуют, ты сама нервничаешь, и из-за тебя малышка нервничает. Успокойся. Все дети болеют. Давай подержу, а ты сходи воды попей, выдохни.
— Я не дам вам Алю! — я прижала к себе малышку, боясь кричать и испугать ее еще больше. — Спасибо за телефон, но дальше я сама.
Инна Эдуардовна придирчиво осматривалась.
— Ты снимаешь, что ли? А как же хахаль?
— Не вашего ума дело! — зашипела я, желая вытолкать нахалку за дверь. Но Але, очевидно, это не понравилось, и она заплакала еще сильнее. — Тише, маленькая, тише. Ну что с тобой такое?
От собственной беспомощности хотелось плакать.
— Да она вся у тебя вспотела! Посмотри, как закутана. Еще бы она не перегрелась. У грудных детей плохая терморегуляция. Еще и в памперсе! Памперсы при температуре нельзя. Тебе разве не говорили? Неужели курсы при роддомах отменили? И чему только современных мамаш учат, — несмотря на весь этот монолог, злости в нем не чувствовалось, скорее, ворчливость. — Пойду воды принесу. Не пьет молоко, попробуй ее из чашки попоить.
С этими словами она бесцеремонно отправилась в кухню, а я, немного поколебавшись, все-таки принялась раскутывать малышку. В квартире было тепло. Возможно, действительно, пусть она побудет немножко голышом?
А вообще, откуда это ей знать о подгузниках? Не уверена, что в то время, когда Ваня родился, они уже были.
Из-за того, что малышка все время плакала, я никак не могла взять себя в руки, и присутствие постороннего человека в квартире никак не улучшало ситуацию. Я слышала, как свекровь что-то доставала из шкафа. А что если она заметит Моль? С другой стороны, ну заметит и заметит. У меня сейчас проблемы поважнее. Кто вообще поверит ей, если она заявит, что видела розовую фею? Все попросту решат, что одинокая злобная женщина решила лечить свое одиночество бутылкой.
— Вот. Это вода, попробуй ей дать. Может, успокоится.
— Положите где взяли! Я вам не давала права копаться в вещах в моей квартире. Скажите спасибо, что Аля у меня на руках, иначе бы я вас…
Договорить угрозу мне не дали — раздался звонок. Я дернулась к двери, но свекровь опередила:
— Да, сюда-сюда… — заворковала она неестественно высоким тоном. — А руки помыть можно здесь.
В комнату вошли мужчина и женщина в белых халатах. Следующие десять минут я чувствовала себя одной из тех сумасшедших мамочек-паникерш, которые часто становятся героинями анекдотов и карикатурных историй. У малышки измерили температуру, и доктор взял градусник:
— Тридцать семь и шесть, — мне показалось, или в его взгляде действительно был укор? — У детей несовершенная терморегуляция, такое бывает. Видно, что она у вас вспотевшая. Не кутайте, не надевайте подгузник.
Услышав почти то же, что мне сказала свекровь, захотелось стукнуть себя ладонью по лбу.
— Но она все время капризничает, отказывается от еды! — выдала я, не спеша расслабляться.
— Есть небольшие сопли. Необходим назальный аспиратор и сосудосуживающее. Я выпишу, что подходит грудным младенцам, но не увлекайтесь.
— Но откуда у нее сопли? Ей негде было заразиться! — не сдавалась я.
— Это недолго. Достаточно переохлаждения после ванны или в магазин зайти с ребенком. Можно использовать противовирусное. В любом случае, причин для госпитализации или срочного вмешательства нет, так что с такими жалобами вызывайте участкового. К вам патронаж ходит? Есть их телефон?
Я неопределенно кивнула, не желая признаваться в том, что совершенно все это упустила.
