– Из сумасшедших, – нахмурился он. – Еще раз увижу ваши листовки «Пьянство убивает» на своем кафе, мало не покажется, я знаю, где у вас штаб-квартира.
– Нет-нет, – быстро успокоила я разозлившегося бармена, – вы ошибаетесь, я ищу кафе, где можно отпраздновать день рождения. Эдик Справедливый сказал, что у вас недорого и хорошо.
Бармен опустил уголки рта:
– Эдька? Я б его слушать не стал. Если перекусить-выпить, то у меня супер. А для приема гостей зал не сдаю.
– Эдуард у вас завсегдатай, – прощебетала я, – хотел сюда побольше клиентов привести, оказать услугу владельцу.
– Спаси господи от Справедливого и его друзей, – поморщился бармен. – Нажрется и орет: «Я главный редактор, владелец «Желтухи»!» Все ржут, а он бесится, в драку лезет, приходится на улицу его выкидывать.
– Другой бы запретил ему заходить в свой ресторан, – подлила я масла в огонь.
– Жалко дурака, мы с ним в одном доме живем, – пояснил хозяин кафе, – его мать с моей дружила. Пока мамаша жива была, Эдька нормально себя вел, а после ее смерти пить начал. Во! Любуйтесь! Справедливый в лучшем виде. Фамилия у него красивая, но лучше б подошла Дураков.
Я оглянулась и увидела тощего парня с землистым цветом лица. Несмотря на солнышко и теплую погоду, он был в шерстяной шапке и стеганой «дутой» жилетке, надетой на застиранную клетчатую рубашку.
– Здорово, Витек, – прохрипел Эдуард, подходя к стойке.
– Чего надо? – откликнулся бармен.
– Кружечку с прицепом и солененького на закусон, – сделал заказ постоянный клиент.
Виктор опять стал полировать стойку полотенцем.
– Нет! Ты правило знаешь. Набрал на пять тысяч в кредит, больше не дам, пока не расплатишься.
– Я работу нашел, – сообщил бывший сотрудник «Желтухи», – зарплату получу и верну.
– Получишь, вернешь, тогда и выпьешь, – не дрогнул Виктор.
– Мы же соседи, – принялся уламывать бармена алкоголик, – не убегу я никуда.
– Пять тысяч сюда – и ты снова дорогой гость, – заверил Виктор, не выпуская тряпку. – Начнешь орать, в пятак получишь.
– …! – выругался Эдуард. – …!
– Потише, тут женщина, – сделал ему замечание бармен. – Твоя, кстати, знакомая.
Справедливый посмотрел на меня, я помахала ему рукой:
– Привет вам от Артема Быкова из «Желтухи».
– Чтоб он сдох! – выпалил Справедливый. – Слушай, я забыл, как тебя зовут, но мы ж с тобой друзья, ты ваще в курсах, что я ваще честный человек, одолжи лавэ!
– Оплачу ваш долг и угощу обедом, если вы ответите на несколько вопросов, – пообещала я, доставая кошелек.
– Не глупи, – поморщился бармен, – он тебе никогда ничего не вернет и набрешет, правды не услышишь.
Эдуард схватил меня за руку:
– Все расскажу, что хочешь! Спою, спляшу, на зубах сыграю!
– Тьфу, – сплюнул Виктор.
Я протянула бармену деньги:
– Закройте долг, но выпивку и еду дайте после того, как я разрешу.
– Хоть тут не сглупила, – похвалил меня бармен. – Эдька в секунду пьянеет, хлебанет из стопки, и выносите его на помойку.
Мы со Справедливым сели за столик.
– Псевдоним у вас красивый, – улыбнулась я.
– Фамилия настоящая, единственное наследство от отца, которого я не видел ваще ни разу. Слышь, ваще в горле пересохло, говорить ваще трудно, башка ваще раскалывается, дай хоть граммулечку, – попытался разжалобить меня Эдик.
– Нет, – отрезала я, – сначала стулья, потом деньги. Помните самоубийство Ангелины Маковецкой? Полицейский Василий Кожин сказал ей, что нет надежды найти ее похищенную дочь Луизу. Поговорив с Василием, Ангелина Валентиновна в тот же день покончила с собой. А вы написали разгромную статью об этой истории. В принципе, поступили правильно, полицейскому следует быть человечным. Но как вы узнали про беседу Кожина и Маковецкой? И еще интересно, каким образом заполучили фото двора дома, где произошло самоубийство? Ваша газета не постеснялась опубликовать страшный снимок. Я поняла, что Ангелина упала прямо в большой контейнер, набитый всяким строительным мусором, тело оказалось сильно изуродовано.
– Много интереса за пять тысяч, – неожиданно начал кривляться Справедливый, – надо бы добавить для оживления моей памяти.
– Сейчас заберу свои деньги у Виктора, и вы опять будете ему должны и не получите выпивки, – пригрозила я, – но, если откровенно изложите события, выдам премию.
– Скока? – напрягся Эдуард.
– Чем интереснее информация, тем выше оплата.
– Десять тысяч получу?
– Вы говорите, – поторопила я алкоголика, – и имейте в виду, я пойму, если врать начнете.
– Васька Кожин попросил, – неожиданно сказал Справедливый. – У меня тогда мать болела, врачи деньги, как пылесосы, вытягивали. Кожин предложил: «Напишешь нужную статью, получишь жирный гонорар от редакции и от меня кусок, фотку тебе дам для украшения полосы». Я выслушал, чего делать надо, и ваще прифигел, говорю ему: «Тебя за это уволят! Баба из-за полицейского с крыши сиганула. И когда это случилось?» А он заржал: «Вчера она тапки откинула! Надоело мне служить, денег мало, выходных нет. Если заявление об уходе напишу, меня никогда не отпустят, сотрудников не хватает, а за косяк выпрут». А мне чего? Тема скандальная, народ про плохих копов читать любит, огребу лавэ за статью и от Василия. Правда, он всего десять тыщ дал, сначала тридцать обещал, две пятерки авансом отсчитал. Редактор наш гребаный ваще в восторг от материала пришел, сделал его гвоздем номера, на обложке анонс дал, фотку Васькину поместил. Я ваще, как газета вышла, малец заболел, грипп подцепил! Месяц ваще лежал!
Эдуард закашлялся, я спокойно ждала, пока он продышится. На что угодно готова спорить, ни один вирус к проспиртованному Справедливому ближе, чем на километр, не подлетит, ему судьба умереть от цирроза печени. Эдуард получил от Василия аванс и ушел в запой.
Собеседника затрясло в ознобе.
– Я, когда выздоровел, звякнул сразу Василию, а у него телефон отключен. Три дня ждал, слушал из трубки «Абонент недоступен», потом домой к нему поехал. А там никого. Ваще здоровье после гриппа поправить требовалось. Ну, я на следующий день к дядьке в деревню под Рязань уехал. Благодать! Лес, речка, рыбалка! Самогонка – слеза. Ну, я и подзадержался.
– Надолго? – усмехнулась я.
– В октябре вернулся, – пояснил Эдуард, – когда дожди пошли.
– И вас за прогулы не уволили? – поразилась я.
– Не-а, – заржал Справедливый, – отругали, зарплату не дали, но оставили в отделе. Да и куда начальству деваться? Я гений информации, супермегаматериалы пишу. Из «Желтухи» сам позднее ушел, сейчас для «Нью-Йорк таймс» репортажи готовлю, шикарно платят, денег у меня лом, девать их некуда. Прикинь, что с Василием случилось? Я, как вернулся, к нему за остатком денег порулил, обещал он тридцатник, а дал десятку, двадцатка на нем повисла. А я-то из отпуска, баблосиков совсем нет, попер за долгом, телефон-то он, гаденыш, сменил. По старому номеру какой-то хрен ответил: «Не звони сюда, это мой мобильный». Квартиру опять не открыли, я в дверь поколотил, соседка вышла и рассказала, что Васек сгорел в бане.
– В бане? – повторила я. – В какой?
– Ваще без понятия, – пожал плечами Эдуард. – Вроде попариться пошел в сауну, а там проводку замкнуло – так баба натрепала. Недополучил я двадцатник, он бы мне сейчас пригодился.
– Почему Кожин к вам обратился с предложением статью настрочить? – спросила я. – Вы дружили?
– Его жена, Олеська Телегина, в «Желтухе» работала. Она про светскую жизнь писала, вся такая из себя гордая, ни с кем не дружила, подчеркивала: я богатая, успешная, а вы шваль. Я ваще удивился, когда она ко мне подошла и предложила с ее мужиком встретиться.
– Олеся Телегина попросила вас написать про хамское поведение Василия? – уточнила я.
– Не-а, она спросила: «Эдуард, хочешь заработать? Свяжись с моим мужем». Я и позвонил ему. Кожин приказал ни единой душе про то, кто мне материал и фотки слил, не говорить. А Олеська мимо меня по коридору, нос задрав, как прежде ходила, ну ваще, блин, императрица!
