- Она была, и я оттолкнул ее, чтобы убрать с пути. Она потеряла сознание, а когда очнулась, я сказал, что это была ложная тревога.
- Гидеон, - он устало вдохнул. – Это было, по меньшей мере, не мудро.
- Это было правильным решением. Она больше ничего не могла сделать.
- Вы не можете защитить ее от всего на свете, и ложь – неверное решение.
- Я могу защитить ее от того, чтобы она не стала мишенью! – я вскочил на ноги, разгневанный от того, что его реакция и Ангуса отражали мои худшие страхи о том, как Ева отреагирует на выбор, который я сделал.
- До тех пор, пока я не узнаю, в чем угроза, я даже на улицу ее не выпущу, где она, без сомнения, захочет быть!
- Это ее выбор.
- И он неверный.
- И, тем не менее, это выбор, на который она имеет право.
Я покачал головой, хотя знал, что он меня не видит.
- Ее безопасность - вопрос, который не обсуждается. Она беспокоится обо всех остальных. Я беспокоюсь о ней.
- Вы могли бы выразить ей свои опасения, - продолжил доктор Петерсен низким успокаивающим голосом.
- Она никогда не ставит свою безопасность на первое место. Она бы захотела быть рядом со Стентоном.
- Быть рядом с тем, кто может разделить ее горе могло…
- Прямо сейчас он стоит рядом с трупом ее матери на улице города!
Произнесенные и слова и представший перед глазами образ были отвратительные. Содержимое желудка взбунтовалось против выпитого алкоголя. Но мне нужен был хоть один человек, способный понять, почему я принял такое решение. Который дал бы мне надежду на то, что Ева меня поймет.
- Не указывайте мне, что на данный момент лучше для нее, - холодно произнес я. – Я не позволю ей туда пойти. Это сцена до конца жизни преследовала бы ее.
Он ничего не говорил какое-то время.
- Чем дольше вы ждете, тем труднее это будет для вас обоих.
- Я скажу ей, как только она проснется. А вы придете сюда и поможете мне в этом.
- Гидеон.
- Я разговаривал с ее отцом, который в Калифорнии. Он скоро будут здесь. И Кэри тут, - я ходил взад и вперед. – У них есть время, чтобы смириться с мыслью, поэтому, когда Ева их увидит, они смогут оказать поддержку, в которой она нуждается. И вы тоже сможете ей помочь.
- Вы не видите, что самый мощный источник силы и комфорта это вы, Гидеон. И будучи не в состоянии открыться ей по поводу проблемы такого масштаба и будучи с самого начала нечестным по отношению к ней, вы поставили ее в ситуацию, где поддержка человека, которая значит для нее больше всего, стоит на зыбкой почке.
- Думаете, я не знаю этого?! – я остановился пред коллажем фотографией жены. – Я… Боже. Я просто в ужасе от того, что может меня не простить.
Молчание доктора Петерсена позволило словам повиснуть в воздухе, словно высмеивая мою беспомощность.
Я отвернулся от фотографий жены.
- Но я бы снова поступил точно также. Каждое действие, каждое слово….
- Хорошо. Вам нужно поговорить с ней об этом, как только она проснется. Будьте честным о своих чувствах, сконцентрируйтесь на этом, а не на логике или разумном объяснении. Она может не согласиться с вами или не разделить вашу точку зрения, но если она поймет ваше эмоциональное побуждение, которыми вы руководствовались, это поможет.
- А вы понимаете? - спросил я.
- Да, понимаю. Но это не говорит о том, что я не порекомендовал бы другое развитие событий, но я понимаю. Я продиктую еще один номер, по которому вы можете напрямую связаться со мной.
Я взял ручку со стола и записал его.
- Поговорите с Евой. А после этого, если я ей понадоблюсь, то я приеду. Но не обещаю, что отвечу сразу же, - продолжил он. – Но приеду, как только смогу.
- Спасибо.
Я закончил разговор и сел на стол. Я больше ничего не мог сделать. Оставалось только ждать. Ждать, пока Ева проснется. Ждать полицию. Ждать, пока люди придут или позвонят: друзья, родственники и все, кто смогут сделать не больше моего.
Я включил компьютер и послал сообщению Скотту, с указанием отчистить мое расписание до конца недели и связаться с организатором свадьбы. Сообщать ей и остальным или нет, было довольно спорно, учитывая, что папарацци уже были на месте происшествия. Не было ни одного шанса, что нам предоставят хотя бы один день, чтобы скорбеть.
Мысли о том, почему это произошло, уже были опубликованы в интернете, и меня это выбесило, но сделать ничего нельзя было. Теории заговора и безумные предположения. Мир следил за нами в течение долгих месяцев, чтобы решиться на что-то.
Я постарался избавиться от этих мыслей.
Я заставил себя думать о вещах, которые могли смягчить такую новость. Я уже решил, что надо поговорить с Виктором и обсудить его семью, которая должна приехать в пятницу.
Телефон был в руках до того, как я успел это осознать. Я смотрел на список пропущенных звонков и сообщений. Но от моей матери ничего не было, хотя я думал, что к этому моменту Крис или Айерленд что-нибудь ей сказали по этому поводу. Но ее молчание удивило меня не так сильно, как сообщение от Кристофера.
«Пожалуйста, передай Еве мои соболезнования.»
Я долго смотрел на сообщения, постоянно нажимая на экран, как он начинал затухать. Больше всего меня поразило слово «пожалуйста». Привычная вежливость, но Кристофер никогда не использовал ее по отношению ко мне.
Я подумал о тех людях, кому я позвонил от имени Евы. Кэри, который был для нее, как брат. Виктору, ее отцу. А если бы ситуация была обратная, кому бы позвонила Ева? Крису? Ну, уж точно не моему брату.
Почему? Все эти годы этот вопрос мучил меня. Кристофер мог бы так много значить для меня, быть связующим звеном с новой семьей, которую создала моя мать.
Я открыл ящик и уставился на крошечную флеш-карту, которую Ангус достал из дома Лукасов. Был ли там ответ?
А имело бы это значение, если ответ положительный?
Момент, которого я так боялся, настал слишком быстро. Я лежал на кровати с закрытыми глазами, когда почувствовал, как Ева перевернулась рядом со мной, и вздохнула в поисках удобного положения. Она бы могла и дальше спать, если бы ей позволил. Если бы дал ей еще пару часов спокойствия.
Но самолет Виктора уже приземлился в Нью-Йорке. Полиция могла появиться в любую минуту. Реальная жизнь, так или иначе, была уже готова ворваться, несмотря на то, как бы сильно я ни старался защититься от нее. А это означало, что оставшееся время, до момента, когда я должен обрушить такую новость на мою жену, подходило к концу.