— Сейчас пойдем, все в порядке…
Секунды тикали, как в секундомере, громко-громко.
Однако планам не суждено было сбыться. Минуты через три над головой раздался свист, стрекот и над деревьями завис вертолет. Завораживающее зрелище — громкий, стремительный, он переместился от горизонта всего за несколько секунд, оказавшись прямо над ними.
Ника подняла голову.
— Беги, — успела прошептать она.
Глава 7
Мария стояла, поэтому успела рвануть в заросли. Нике пришлось вначале вскочить на ноги, а в человеческом обличье на это уходило несколько секунд, люди не могут двигаться так быстро, как оборотни.
Сверху заорали что-то неразличимое в стрекоте вертушки, а потом вниз выстрелили темные лучи. Засвистели канаты.
Двое самцов в черной одежде опустились в кустах перед ней, трое позади.
— Одна тут!
Кто-то сразу же схватил ее за плечо, раньше, чем Ника успела дернуться. Потянул вверх из полусогнутого положения, в котором поймал, заставил выпрямиться и встряхнул.
— Мария, — прохрипела Ника, оглядываясь. Сестры не было видно, открытый рюкзак валялся на месте, где его бросили. Не пытаясь вырываться, она закричала со всей силы. — Не возвращайся!
Только бы самцы не разделились! Тогда поймают обеих.
Мужчины не стали делиться и догонять сестру, они наклонились к Нике и дружно принюхались.
— Это она! — снова крикнул кто-то из-за спины. Его лица не было видно. Голос звучало грубо.
Потом среди зарослей показались самцы, которые приземлились чуть дальше и теперь приближались к стоянке.
Нику качнуло. Тот, который подходил слева, заранее себя выдал — его аромат, насыщенный, куда более острый, чем от образца, забил ноздри и горло. Он смешался с окружающим воздухом и пропитал все — траву, небо, одежду и землю под ногами. Проник везде, внутрь.
Дышать стало так тяжело, что Ника решила, что проще вообще не дышать.
Самец был выше Ники на голову, широкоплечий, взрослый, коротко стриженый, и казалось — бело-черный. Бледное лицо, светлая кожа рук, черные глаза и такие же черные волосы, черные брови и ресницы. Черная футболка, поверх нее застегнутый жилет, черные штаны с пристегнутой к поясу кобурой, ботинки, часы.
Сама чернота шла к Нике — стремительно и неумолимо.
Нет! — билось в голове. Убежать от щенков Берестовских, пять лет прятаться от мерзкого Олимпа, чтобы угодить к тому, кого не проведешь?
Чем ближе он подходил, тем лучше были видны глаза. Тяжеловатые веки, придававшие угрюмости, брови гладкие, ровные, а взгляд, словно глубокий омут, который медленно засасывает тебя целиком.
Нет!
Отведя взгляд и резко, каким-то чудом вывернувшись из рук мужчины, стоявшего за спиной, плечо резко обожгло болью, она, не думая, бросилась в сторону, в лес. Над головой сомкнулись спасительные заросли, позади кто-то разочаровано выругался. Ника неслась сломя голову, не смотря под ноги, по щекам хлестали ветки, суставы выворачивало, а позади нарастал звук погони.
Прыгая с небольшого холма, Ника почти подвернула ногу, но успела упереться в траву руками и перенести вес вперед, потом поднялась и побежала дальше. Раздавленная ногами зелень пахла терпко и свежо, сквозь ветви обрывками светило яркое весеннее солнце. Ника бежала, ничего не замечая. Постепенно чужие шаги смолкали.
Когда дыхания стало не просто не хватать, когда оно остановилась, пришлось остановиться и ей. Ника упала на игольчатый покров под большую елку, прижалась спиной к стволу и стала оглядываться.
Вокруг было тихо.
Мария сбежала. Похоже, она тоже смогла убежать. Погони не слышно. Этот, бело-черный, не мог остановиться, ни за что не мог, но почему-то его не слышно тоже. Наверное, случилось чудо.
Ника застонала, пытаясь выпрямить ноги. Она даже не подумала, что можно перекинуться, а ведь это идея. Но одежда? Что делать потом голой в лесу?
Нет, нужно убраться отсюда, убраться дальше. Нужно бежать, бежать.
Только ноги отдохнут.
Секунд через десять Ника заставила себя встать. Нагнулась поправить шнуровку на кедах. А когда выпрямилась, черно-белый незнакомец стоял напротив.
Ника вначале не поверила своим глазам и прищурилась, а потом смирилась. Запах… она убегала, а его аромат не исчезал, значит, он все это время был рядом. Просто смотрел, наблюдал, пока не решил себя выдать.
От него не убежать. Не убежать!
В отличие от нее самой, мужчина не выглядел уставшим или запыхавшимся. Его грудь не ходила ходуном, на лице не было капель пота, а ноги его не дрожали, как кисель. Наоборот, он выглядел свежо, как после хорошего отдыха.
Ника прислонилась затылком к стволу.
Росиати сделал шаг. Одновременно с этим в Нику словно ураган врезался, почти пришпиливая к стволу. Ветер, которого не чувствовалось, сила, которой не было видно. Его аура альфы.
Мужчина подошел вплотную, слегка наклонился и вдохнул воздух у ее лица. На секунду прикрыл глаза, на шее дернулся кадык. Он был гладко выбрит и в густой аромат тела вплетался тонкий аромат одеколона.
Ника вдруг всхлипнула.
— Тише.
Голос еле слышный, но твердый, как гранит. Его рука потянула за край Никиной косынки — та сползла с волос, волосы распушились, тут же залезли ей в глаза и уши. Самец отбросил ткань в сторону.
— Тише…
Смотря в упор, он взял ее за плечи и потянул на себя. Потом резко положил руку Нике на затылок — голова улеглась в большую ладонь, как на удобную подушку.
— Это ты, — сказал мужчина. У него был подходящий голос — словно острый нож, который вонзается в грудь и медленно, неумолимо продвигается глубже, пока не окажется в сердце.
Внутри в ответ на звук его голоса заскулила самая жалкая, самая трусливая ее часть. Чужая рука с плеча убралась, а его черные глаза теперь почти вплотную рассматривали Нику, изучая нос, изгиб губ, разрез глаз, длину ресниц. Он дышал и аромата от этого вокруг становилось все больше. Его губы были бледными, но не белыми. Немного выпуклыми, как у статуи, чья голова валялась у старого клуба. Никаноровна говорила, эта статуя когда-то изображала колхозника, прототипом которого взяли местного красавчика-тракториста. И до сих пор его губы и подбородок лежали в траве, полускрытые землей и радовали взгляды редких прохожих. Но этот настоящий.
Его губы приоткрылись, там, словно в сумраке, хранился основной источник его опасности — запах, который складывается из его кожи, волос и глаз, который соединяет все это в гремучую смесь.
Нельзя ждать, иначе этот запах проникнет в грудь и ее удушит! Отравит!
Извернувшись, Ника укусила его за руку. Вонзила зубы в плоть и угрожающе зарычала. Он вздрогнул, но руку не убрал — смотрел расширившимися глазами, как маленькие клыки впиваются в его плоть и молчал. Глубокое, рваное дыхание приподнимало его грудь. Каждый вздох окутывал новой порцией аромата. Хотелось мотать головой и рвать его на части, но… на самом деле не хотелось. И очень неудобно рвать на части, когда ты толком не можешь дернуть головой.
Ника нехотя разжала зубы.
— Пусти меня! — потребовала по-другому, попытавшись оскалить зубы. На них его кровь, алая на белом, такое должно пугать.
Казалось, в непроницаемо черных глазах мужчины что-то дрогнуло, вот-вот отпустит, но через мгновение руки нажали на затылок и поясницу, и Нику крепко прижали к горячему, мелко дрожащему телу, обхватили, словно стянули смирительной рубашкой и намеков на возможную свободу не осталось. Это была клетка, чьи стены мягко сомкнулись, удерживая внутри. Стальная основа под теплой кожей.
— Это ты… — прошептал голос над головой.
Он поднял ее за талию, уткнулся головой в ее грудь, в растянутую футболку, которая когда-то была белой, а теперь стала серой, в пятнах пота и травы, и прямо так куда-то понес. Ника вынуждена была упереться руками в его плечи. Она судорожно осмотрелась: лагерь остался в стороне, а из-за деревьев уже показались остальные самцы, один из них говорил по рации:
