– Садись!
Он следил за ней?
С тех самых пор, как она пришла в эту паршивую контору, и даже раньше этого, он как паук окручивал все своей паутиной. Он знал её лучше, чем она сама. Он видел людей насквозь и читал их мысли.
Что ему еще? Разве он не всё забрал? Вика лихорадочно соображала. Может быть, ей стоило рвануть против движения? Повернуть в переулок позади машины, а там во дворы? Какие у неё шансы добраться до метро быстрее?
– Садись! – он не сдерживал рева.
Вика оглянулась. На визг повернулась не она одна. Если она побежит, это будет очень весело для курильщиков, с любопытством смотрящих в её сторону. И к тому же, ему ничего не стоило выскочить из авто и погнаться за ней. Она нисколько не сомневалась, что шансов у неё меньше, чем один из десяти миллионов. Вика нехотя открыла дверь и залезла в тачку. Он тут же рванул с места. А она-то думала, что они просто поговорят. Пристегнулась Вика не с первой попытки: пальцы дрожали то ли от холода, то ли от волнения.
«Успокойся, – велела она себе, – самое страшное уже произошло. Ты уже была на дне пропасти. Ты и сейчас там. Чего тебе бояться?»
Она заметила, что он медленно накалялся, словно сам являлся несправедливо обиженной стороной. Пусть. Она ни за что не покажет ему, какова боль от нанесенной им раны. Не даст заметить, что ему удалось ударить так, что она до сих пор дышала не в полную силу. И самое главное, как глубоко он засел в ней.
Некоторое время они ехали молча, и она слышала его попытки унять злобное дыхание зверя. Она не мешала. Просто смотрела в окно. Просто впитывала его запах, таяла от близости, ежилась, отогреваясь. В салоне было тепло, мигала приборная панель. Вика хранила неподвижность и каменное молчание, пока Ярослав выезжал из центра, но, в конце концов, сняла перчатки, и расстегнула верхние пуговицы, стараясь запечатлеть эти мгновения в душе.
Через несколько минут они уже мчались по третьему транспортному кольцу к Рязанскому шоссе вдоль ярких фонарей, сверкающих елок, блестящей рекламы и украшений, наполнивших город до отказа.
Вика вздрогнула от неожиданности, когда он заорал:
– Какого черта ты выставляешь напоказ свои прелести? – Ярослав окинул пренебрежительным взглядом её ноги, короткое платье и застыл, вперив взгляд в грудь, мерцающую в распахнутой шубе.
Вика открыла рот от изумления, пытаясь понять, что ему всё-таки нужно? Ничего путного ей на ум не приходило.
– Ничего я не выставляю, – ответила она совершенно невинным голоском, – а если и выставляю – это не твое дело!
– Ты позоришь себя, показывая сиськи всем на свете.
Он хотел унизить её, а это наоборот придало ей силы. Она выпрямилась и бросила на него высокомерный взгляд, машинально тронув палец, на который когда-то он надевал кольцо.
– Я позорю только себя, поэтому не понимаю, чего ты кипятишься.
Он будто бы не слышал её.
– Неужели не ясно, что к твоему наряду, не хватает только сутенера?
«Да! Она прекрасно осознавала это. Но где взять деньги на приличную одежонку?»
– Конечно, – улыбнулась Вика, – мне это известно. Как ты думаешь, почему я делаю это? – она говорила, а сама любовалась четким профилем, линией бровей, легкой щетиной, проступавшей на щеках и подбородке Ярослава. Она бы ещё раз выслушала его «не люблю» в обмен на возможность коснуться шеи, провести по вороту рубахи, расстегнуть запонки.
Его руки, лежавшие на руле, напряглись, судорога исказила лицо.
– Ты хочешь вывести меня из себя, да?
– Моя манера одеваться тебя не касается! – Вика заставила себя отвернуться от него и прекратить мечтать, – так же, как и всё остальное!
– Шалава! – взбешенно процедил он.
Вика, потрясенная, замерла. Несколько долгих мгновений воздух не проникал в легкие. Такое однажды с ней случалось. Давно, когда она была еще девчонкой и училась в классе, может быть, третьем.
Тогда был теплый летний вечер. Солнце село, и грачи шуршали на деревьях за рекой, устраиваясь в гнездах. На маленьком пустыре, где они с мальчишками играли в футбол, было безумно хорошо. Ребята как обычно не торопились расходиться по домам, хотя жившая в крайнем доме тётя Лида, Сашкина бабушка, уже дважды окликала. Вика стояла на воротах, когда Валька Юров со всей дури засандалил ей мячом в живот. Она согнулась пополам и не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Все сбежались, давали советы. Да что толку? Валёк потом долго извинялся, и она, конечно, его простила. Когда смогла говорить.
Вот и сейчас чувства были сродни испытанным в тот вечер. Она стала для Ярослава чем-то вроде мишени. Чем дальше, тем больше ему доставляло удовольствия мучить её. Она попыталась осознать, что происходило. Почему с ней?
Глаза щипало. Ей хотелось скорее оказаться в безопасности, подальше от него. Подальше от любви, которую он ей внушал, и боли, которую причинял. Тело заиндевело. Она вновь почувствовала себя беззащитной и одинокой. Из всех обвинений, которые он ей предъявлял, ни это ли было самое ужасное и несправедливое? Он упрекал её в том, что она родилась Беловой, и это была – увы! – правда. В том, что она тратила нечестные деньги – тоже правда. Но считать дурной девушкой её, которая кроме одного мужчины – его! – никого не знала?
Однако, то ли гормональный дисбаланс, то ли патологическая тяга к суициду толкнули её грудью на амбразуру, и она, окинув его взором типа «ты можешь смотреть, но ты недостаточно мужчина, чтобы потрогать», медленно сказала:
– Милый,… существует множество вещей в этом мире, сталкиваясь с которыми я чувствую себя не в своей тарелке… – долгая пауза. – До каких высот дорастет доллар,… участвуем ли мы в Украинском конфликте,… не начнется ли завтра Русская великая депрессия, где искать волшебный щуп под капотом машины? Но должна сказать,… – Вика намеренно облизнула губы и потянула время, разглядывая лак на ногтях, – какое платье надеть на шумную вечеринку… не относятся к числу этих вещей.
– Учитывая твое самомнение, я не удивлен, – осклабился он, и в уголках рта образовались злые черточки.
Она вспомнила, что перед ней человек, который не склонен проигрывать. Что бы она ни сказала, он ей не уступит. Он уже победил. Тяга к суициду испарилась. Надо было сказать что-нибудь нейтральное. Что-то такое, о чем говорят далекие друг от друга люди. О погоде, об экономике. Надо с ним держать тебя равнодушно.
– Куда мы едем? – выдавила, наконец, она.
– В публичный дом, – просвистел он сквозь зубы.
– Прекрати! – не выдержала она.
– Там тебе и место, – отрезал он зловеще.
– Как ты смеешь так говорить со мной? – прошипела она, не собираясь терпеть этого дальше. – Высади меня! – Вика потянулась к двери.
Его реакция была молниеносной. Стиснув, словно клещами, её руку, Ярослав повернулся и чуть не спалил её безжалостным взглядом. Боль пронзила запястье, Вика вскрикнула, пытаясь вырвать ладонь. Ей это не удалось – хватка стала только жестче. Она никак не могла сообразить, что ему от неё нужно? Приревновал из-за наряда? Это просто нереально. Глупо. Что тогда? Какое ему дело до её вида? Злился, что она работала в его компании? Зачем посадил в свою машину? Почему теперь она вызывала у него гнев, и куда он её вез?
– Так куда мы едем? – решительно спросила она.
Он и не собирался, кажется, отвечать. Видимо, устав держать её руку, отшвырнул её словно змею. Вика потерла кожу. Когда-то она даже в самом страшном сне не могла представить, что он будет говорить гадкие слова, смотреть холодно и действовать брезгливо.
– Не беспокойся – отвезу тебя домой, – наконец, сообщил он с короткой ухмылкой, от которой кровь в её жилах застыла.
– Ты знаешь, где я живу? – только и нашлось у неё, что спросить.
– Да, – бросил он таким тоном, будто до сих пор она принадлежала ему.
Они замолчали. В воздухе царило напряжение, словно под капотом тикала бомба. Боясь посмотреть на Ярослава, Вика опустила глаза на ладони и принялась перебирать пальцы. Если она будет молчать, у него не появится повода оскорблять её.
