— Нет.
— Хотя да, ты же спец по транспорту… Тогда точно работу в Сургане найдешь. Понравишься там — от пограничников тебя отмажут. Ближайший караван в Сурган уходит через три часа. Поедешь?
— Да.
— Вот и хорошо. Кочегаром поедешь, я договорюсь с одним машинистом, чтобы своего кочегара мне уступил, а ты за него… Только, слышь, углем топить будешь. Разжечь его — это уметь надо. И шуровать в топке не забывай, не то зашлакуешь колосники…
— Я знаю, — сказал Макс. — Спасибо тебе.
— А! — Псих махнул рукой. — Чего там. Сможешь, так рассчитаешься, а не сможешь — спишу в убыток. Убыток-то невелик… Ладно, пошел я. Ты здесь будь.
Он давно ушел, а Макс все дивился. Вот ведь люди… Каждому из них нужна маска, кому для защиты, кому для нападения. Безжалостный хищник напяливает маску лучшего друга, клинический дурак — глубокомысленного мудреца. А этот рядится под расчетливого альтруиста, и все равно его прозвали Психом.
А он просто хороший человек и никого не сумел обмануть своей маской.
Если вы думаете, что пилить сухой еловый ствол двуручной пилой в одиночку легко — попробуйте сами. Сергей взмок, окровавил палец, натер мозоли на правой кисти и высказал немало разных слов в адрес Центрума с его дровяной авиацией. Когда становилось невмоготу, бродил по опушке, собирал шишки в найденный под сиденьем джутовый мешок. Тоже топливо.
Ева все не шла. Пошел третий час, как она ушла в Тупсу искать следы Макса.
Странно, что вокруг самолета до сих пор не собрались местные зеваки… и не только зеваки.
Перелет до Тупсы прошел без осложнений, если не считать за таковое вынужденную посадку для дозаправки. Выгребли из грузового отсека остатки дровяных чурок, запихали их в газогенераторы. Без лишнего человека в кабине и груза дров в фюзеляже самолет гораздо резвее набирал высоту, но все равно, по мнению Евы, оставался редкостным сундуком, причем сшитым на живую нитку. Давать максимальный газ иначе, как на взлете, Ева не рисковала.
Далеко справа оставили Пулахту — уже оннельский городок. Ева снизилась метров до ста: над территорией Оннели не следовало очень уж рекламировать летательный аппарат. Всему Центруму известно: самолеты по большей части принадлежат пограничникам, а для Старца пограничники хуже ревматизма. Несомненно, ему доложат, что границу пересек самолет. Вопрос лишь в том, как много людей увидят в небе тарахтящее дровяное чудище и как хорошо у черных поставлена связь.
Уйти бы в облака — но горячее небо было чистым.
К тому же в кабине не было решительно никаких приборов для «слепого» полета. Магнитный компас в Центруме не работал, а гирокомпаса тут, видать, еще не изобрели.
Степь кончилась, пошли лесистые холмы и озера. Один лес полз под крылом столь долго, что успел надоесть. Топливо опять было на исходе.
Сели на поляне километрах в трех от города. И Ева ушла.
А Сергей остался пилить дрова, собирать шишки и нервно оглядываться. При нем, правда, был пистолет — обыкновенный ПМ, — но всякий разумный человек, не набивший руку в тире, правильно сделает, если будет считать его лишь средством психологического воздействия на возможного противника.
Вечерело. На потное тело радостно слетались комары и мухи, совсем такие же, как на Земле.
— Ну хватит, — сказал сам себе Сергей, отделив от ствола десятое полено. Убрал пилу, взял топор. Эх, раззудись плечо, размахнись рука!
Спасибо институтскому другу Ивану Шаповаленко, его компании маньяков и походу на Кольский! В том походе любой городской житель вполне сносно научился бы колоть дрова. Сбор хвороста для костра Иван не признавал, считая такой костер баловством для подростков, а не настоящим очагом цивилизации. Ему целые сухие деревья подавай, а не какой-то там хворост!
Оказалось, те страдания не прошли впустую.
Часть наколотых чурок Сергей затолкал в еще не остывшие газогенераторы, часть погрузил в грузовой отсек. Он как раз заканчивал эту работу, когда услышал выстрел.
От дальней опушки к самолету бежала Ева. Хорошо бежала, не оглядываясь и не слишком форсируя, как бегут стайеры. Шагах в ста за ней поспешали люди, одетые в форму двух типов. Те, в которых Сергей угадал полицейских, были вооружены револьверами; другие (похоже, военные) — длинными винтовками. Вот один остановился, присел на колено, и хлесткий винтовочный выстрел ударил мимо. То ли стрелявший целил по ногам, то ли просто чересчур запыхался для точного выстрела.
Ева даже не ускорила бег.
Все это Сергей увидел уже из кабины. Высунувшись, он махал Еве рукой, как будто она не знала, куда бежать. Потом, решив пугнуть преследователей, он без толку нажимал и нажимал на спусковой крючок ПМ, пока не вспомнил, что оружие стоит на предохранителе. А дальше и нажимать стало незачем — Ева прыгнула в кабину, как пантера, и сразу включила мотор. Самолет развернулся против ветра и, подскакивая на кочках, побежал по полю. Сзади послышались выстрелы, да куда там! — самолет пешему не товарищ. Скрипя и раскачиваясь, он набирал и набирал скорость, пока не оторвался от поляны и не взмыл над лесом.
Ева тяжело дышала. Сергей на всякий случай помалкивал. Солнце било в глаза — самолет шел на юго-запад.
— Вода есть? — отрывисто спросила Ева, чуть отдышавшись. — Дай.
Она отпила, а потом плеснула себе в лицо.
— Макс был в Тупсе, — сказала она. — Я так и знала, что он окажется либо в полиции, либо в психушке. Начала с полиции. Поймала в тихом месте одного чина, стукнула о газовый фонарь, он все и выложил. Макс был арестован, бежал из тюрьмы, свернул кому-то шею и удрал из города на поезде. В Пулахту удрал — помнишь, пролетали? Мы опоздали меньше чем на сутки. Попробуем сократить это отставание.
— А почему беготня? — спросил Сергей.
— Потому что в Тупсе женщины в штанах не ходят, — усмехнулась Ева. — А еще потому, что я пожалела того полицейского, не разбила ему башку о фонарь. Очухался, гад, и тревогу поднял. А, ерунда! Летим в Пулахту!
Сергей был благодарен ей уже за то, что она не вспомнила о Старце и о договоре с пограничниками насчет головы упомянутого дедушки. Сам он не намеревался поднимать эту тему.
Жаль, шляпы не было — перед Евой ее следовало бы снять. «Если контрабандист не умеет быть невидимым, то какой же он, на фиг, контрабандист?» — сказала она ему однажды. И ведь сумела, несмотря на штаны, невидимкой проникнуть в город и схватить полицейского! Выяснила что надо и ушла, жаль, не чисто ушла, но теперь плевать. В Тупсе больше нечего делать.
Аэроплан скрипел. Внизу нескончаемо тянулся лес. А за правым газогенератором — тем самым, ради заправки которого Сергей вылезал на крыло, — тянулся шлейф дыма.
— Пуля попала, — нахмурилась Ева, заметив неладное. — Черт, как некстати… Поищи-ка в грузовом отсеке веревочку.
— Зачем?
— Дрова вязать. На одном генераторе мы далеко не улетим. А не найдем поляну, так придется опять заправляться в воздухе.
Самолет качнуло. Еву качнуло тоже. Пытаясь удержать равновесие, она схватилась за рычаг справа от себя, очень напоминающий стояночный тормоз автомобиля, только размером побольше и без кнопки на торце.
Рычаг легко поддался.
Аэроплан вздрогнул. В грузовом отсеке завыл ветер. Ева бешено выругалась на родном языке. Сергей, конечно, слов не понял, он ориентировался на интонацию. Обсценная лексика, двух мнений быть не может.
— Дура, — сказала Ева по-русски. — Кретинка. Это же рычаг бомболюка. Ну вот, теперь мы без запаса топлива.
— Ищи поляну, — напомнил Сергей.
— Сама знаю! Нет, ну какая же я дура! Патрульные самолеты пограничников — они же еще и легкие бомбардировщики! Могут взять запас топлива, а могут и запас бомб. Один такой кружил-кружил надо мной однажды, а потом ка-ак сыпанул! Чудом жива осталась. Прости, Сергей, я дура.
— Со всяким бывает, — великодушно сказал Сергей. — Тянем ведь?
— Пока тянем. Не расслабляйся.
Лишние слова. Кому бы пришло на ум расслабиться в таком самолете, будь он даже неповрежденным и полностью заправленным?
