— Да, и на старуху бывает… вернее, на Торквемаду, — заметила философски я. — Как же это он так прокололся с выбором жены?
— Сие никому, кроме него, не известно, — пожала плечами Невельская.
— Может, красавица такая необыкновенная или любовь большая? — предположила я.
— Ну, она хороша, это точно: холеная такая, изысканная, но красавицей, прямо такой, что невозможно глаз отвести, не назову. А насчет любви — сомневаюсь. Даже неожиданную беременность не заподозришь, потому что детей у них нет.
— Ну хорошо, — закруглила я беседу, вставая, — вы, Мария Васильевна, пейте кофе, ешьте, если хотите, можете телевизор посмотреть, а я в кабинете ознакомлюсь с документами дела.
Ничего нового, сверх того, что уже рассказала мне Невельская, я в деле не обнаружила, да в общем-то мне и не надо было так подробно в него вникать, основное я уже поняла и успела прикинуть, как нам с Игорем разбираться с жалобой Берестова без последствий для нашей конторы.
Проводив Марию Васильевну, я снова переоделась в домашние вещички, произвела изыскательские работы в недрах своего огромного холодильника, обнаружила котлетки, приготовленные нашей любимой домработницей Шурой Петровной, а также большие южные помидоры. Навалила себе на тарелку целую гору маленьких котлеток, порезала помидоры и отправилась дальше лежать на диване под девизом психологической борьбы с хандрой.
Посмотреть, что ли, фильмец какой? Отвлечься.
Включив телик, я пробежалась по каналам, задержалась на каком-то фильме, пытаясь уловить суть интриги, вроде актеры неплохие, может, и фильм ничего окажется.
Но день сегодня явно не мой! И везде поджидали засады!
В сюжет и интригу я так и не успела врубиться: на моменте, когда одну из героинь фильма мама спрашивает: «Как ты с ребенком учиться-то будешь?» — мое сознание зацепилось за эту фразу и потащило, потащило в прошлое, как в омут, глубоко наплевав на все мои попытки избежать этих воспоминаний и откровенно их проигнорировав…
— Институт бросать нельзя! — решительно заявила мне мама за месяц до рождения Максимки.
Отлично сдав сессию, я проводила лето дома с мамой, которая активно готовилась к рождению внука и втайне от меня закупала у своих товарок на рынке всяческие детские вещички и о чем-то постоянно с кем-то договаривалась, тщательно скрывая свои планы. И вот объявила о проведенной кампании.
— Если возьмешь академку, то твоя учеба растянется еще на сколько лет, а вытянем ли мы с тобой эти годы, неизвестно! — посадив меня напротив за стол, с видом полководца объясняла она свою тактику и стратегию. — В Москву поедем вместе, снимем жилье поближе к твоему институту, я найду какую-нибудь работу, так, чтобы днем оставаться с ребенком, пока ты учишься.
— Мам, это же дорого: снимать квартиру, да и какую работу ты там можешь найти? — засомневалась я.
— Ничего! — оптимистично уверила мама. — Я продала девочкам свой бизнес, все вещи и место на рынке, потеряла, конечно, немного в деньгах, но самую малость. И квартиру нашу уже договорилась, что сдам, с ними же. Вот родишь, потихоньку все ценные вещи к Валюше перевезем, с ней мы уже все обговорили: они с Вадимом будут за нашей квартирой присматривать и деньги с жильцов получать, и нам с тобой в Москву отправлять. Не такие уж, конечно, и деньги большие, а все ж подспорье. Ничего, дочь, все у нас получится.
Я не спорила. Да и о чем? С мамой-то вдвоем всегда лучше, чем одной! К тому же она уже все решила и запустила «механизм» исполнения в действие. Да и права она — учебу лучше не бросать.
Мы переехали в Москву в конце сентября, о чем я честно уведомила декана, пообещав, что наверстаю пропущенные занятия. Мама съездила сначала без меня, недели за три до нашего окончательного переезда, нашла и сняла нам комнату в большой коммунальной квартире, совсем рядом с моим институтом, очень удачно.
У нас вообще сначала все очень удачно сложилось.
Коммуналка, в которой мы жили, располагалась в старинном доме, с высокими потолками, огромными окнами, большущей кухней, даже туалета в ней было два на шесть комнат. Кстати, ни в одной из этих комнат не жили сами хозяева — все так же, как и наша, сдавались жильцам. И соседями по коммуналке оказались сплошь молодые россияне, одна пара тоже с ребенком, правда, постарше Максимки, годика на два.
Жили мы коммунальным коллективом дружно, очень редко возникали какие-то недоразумения и конфликты, в основном кухонные, но так, без особых страстей и ругани, все ведь работали, кроме Инги, матери двухлетнего Вовки, и днем еще оставалась дома моя мама, а так до позднего вечера никого больше не было.
Еще очень удачно получилось, что наша с мамой и Максимкой комната располагалась в самом конце длинного широкого коридора, напротив входной двери, и планировка квартиры была такой, что перед дверью нашей комнаты образовалось довольно большое пространство, метров девять квадратных, куда не выходили другие двери, что-то вроде открытой прихожей. Туда мы поставили коляску и большую сушилку для белья, не мешая соседям и не загромождая комнату. Можно сказать, просто повезло, иначе в комнатушке нашей было бы не развернуться совсем.
— Деньги, что от Сергея твоего, и те, что я собрала от бизнеса и квартиры, мы с тобой, Славка, будем экономить и придерживать на черный день, мало ли что, — делилась своими решениями мама. — Из них будем только за комнату платить, а на жизнь я заработаю.
И моя бедная мамочка нашла две работы! Первая, приносившая основной доход, — уборщицей в офисе, совсем рядом с нашим домом, а вторая, дополнительная, тоже уборщицей в небольшом магазинчике, расположенном в полуподвале нашего дома. Ужас! Моя мамочка, человек с высшим образованием, молодая и красивая, мыла полы в общественных местах…
Мы очень быстро втянулись в распорядок и режим нашей жизни.
Вставали обе в пять утра, мама шла на работу, а я сцеживала молоко, кормила Максимку, готовила еду для нас на весь день, стирала пеленки до того, как соседи, часам к восьми, расходились на работу. Возвращалась мама, я передавала ей «вахту» и бежала в институт, до которого было двенадцать минут пешком. Мамуля кормила внука, а потом они вместе спали, а в мою большую перемену она приносила его мне на кормление, после чего они гуляли по институтскому парку. Я возвращалась с учебы, мы вместе ужинали, и мама отправлялась на свою вторую работу.
В десять часов вечера мы просто вырубались обе.
В выходные высыпались целую субботу, а в воскресенье обязательно куда-нибудь ездили гулять, в парк или просто по центру города, если не было больших морозов или сильных дождей. Недели летели от выходных до выходных настолько стремительно, что только щелкали календарные даты, мы и не заметили, как наступило лето, и я сдала с отличием сессию, в основном досрочно, и нашла себе подработку в одной нотариальной конторе на весь сезон.
И лето как прошло, не заметили. Старались только в выходные дни уехать куда-нибудь за город, к водоему, чтобы ребенок дышал свежим воздухом.
А ребенок у нас был такой молодчина! Просто золотце!
Он никогда не орал истошно, лишь хныкал, когда резались зубки и случались младенческие колики, развивался быстрее своих сверстников, рано начал держать головку и пошел в девять месяцев, поразив и нас, и врачей. Максимушка рос спокойным мальчишкой, был сосредоточен на познании мира и самого себя, мог долго, внимательно рассматривать игрушку, после чего принимался, сопя от усердия, обязательно ее раскурочивать, периодически пожевывая, пробуя на язык, и делал это до того умильно, что мы умирали со смеху от его гримасок и ужимок. Молока у меня было много, и он хорошо и много ел, спокойно спал ночами и давал спать нам; Инга, соседка, все вздыхала завистливо:
— Какой у вас пацан спокойный! А мой орал первый год, не переставая, думала, с ума сойду.
