То, что он сообщил, в голове укладывалось плохо, однако это не удивило: я была в таком состоянии, что и менее затейливые вещи воспринимала с трудом. Он включил диктофон, а я, прикрыв глаза, монотонным голосом начала описывать внешность парней. Троица возникала передо мной с такой отчетливой ясностью, словно они стояли напротив. Оказывается, я запомнила и родинку на шее у Димы, прямо за мочкой левого уха, и татуировку на руке Кирилла – «666» в языках пламени, адского, надо полагать. Это было удивительно и даже тревожно, как будто я обрела некие способности, которыми раньше не обладала.
Валентин Георгиевич вроде бы тоже слегка удивился, но был доволен. Уточнял, переспрашивал и наконец заявил:
– Это, безусловно, они.
– И они найдены мертвыми? – растерялась я.
– Да. Все трое. Судя по вашим описаниям.
– Но… Они задохнулись угарным газом? – дурацкое предположение, но другого не было.
– Их убили, – ответил он.
– Как?
Валентин Георгиевич замешкался, наверное, опасался нанести урон моей психике, однако в конце концов произнес:
– Двое застрелены, третьему, как и вашей подруге, перерезали горло, – тут он досадливо поморщился, наверное, сожалея, что упомянул Ирку.
– Но… кто их убил?
Судя по всему, Валентин Георгиевич ответа на этот вопрос не знал. Не могла же это быть Ира. Ей в руки каким-то образом попал пистолет, и она застрелила двоих парней?.. Уже после того, как я оказалась в лесу, ведь, находясь рядом с домом, никаких выстрелов я не слышала. И что дальше? Третий тип перерезал ей горло, а потом сам зарезался в большой тоске по дружкам? Бред.
– Чей это дом? Вы выяснили?
– По документам он принадлежит человеку, который в настоящее время находится в Испании. Нам удалось с ним связаться. Он собирался по возвращении в Россию продать дом, потому что намерен жить за границей постоянно. Собственность здесь ему не нужна. Ключи от дома он никому не передавал и не имеет понятия, кто там находился.
– То есть кто-то поселился там без его ведома?
– Выходит, так, – пожал плечами Валентин Георгиевич.
Картина, которую я худо-бедно успела себе нарисовать, теперь грешила серьезными нестыковками.
– Подождите, я думала, там, в ванной, трупы хозяев…
– В ванной действительно обнаружили три трупа. Два женских и один мужской. Еще один труп – в спальне на втором этаже… он сильно обгорел. Пожар как раз и начался в той комнате…
– Двое мужчин и две женщины? И хозяин ничего о них не знал?
– Именно это он утверждает.
– Когда я… увидела их в ванной… я подумала… Бандиты, какие-нибудь беглые уголовники, наткнулись на этот дом в лесу и убили хозяев, чтобы те не донесли на них в полицию.
– Да, именно это вы сказали диспетчеру, принявшему вызов, – кивнул Валентин Георгиевич.
– Но если хозяин говорит правду, получается, что одни люди без спроса поселились там, а потом пришли другие…
– Я бы не стал особенно доверять словам хозяина дома, – заметил мой собеседник. – Предположим, он просто не хочет неприятностей.
– Но ведь возможно установить, знаком он с убитыми или нет.
– Для начала надо установить, кто все эти люди. Но если он кого-то там прятал… Вполне вероятно, они даже не были знакомы лично.
– Прятал? – переспросила я. «Кто-то прячется в доме, там появляются трое упырей… Случайно появляются? Или все-таки нет?»
– А машины? – спросила я.
– Сильно обгоревший джип обнаружили возле крыльца.
– А второй джип? Он стоял под навесом.
– Вы видели еще одну машину?
– Да. Видела. Здоровенный джип. Было темно, марку машины не назову. И номер я не разглядела. Я думала, это машина хозяев. Стояла под навесом. Куда же она делась?
И тут я еще кое-что вспомнила, перевела взгляд на Валентина Георгиевича, а он спросил:
– Вы уверены, что видели еще одну машину?
– Я уверена, что видела там еще одного типа, – выдохнула я.
– Не понял…
– Когда я выглянула в кухонное окно, он стоял возле джипа. Сначала я подумала, это кто-то из парней. Но он был выше и шире в плечах любого из них. Это точно. Я еще здорово испугалась, поняв, что их не трое даже, а четверо.
– И больше вы его не видели?
– Нет.
– Вам не показалось, что он прячется?
Я попыталась припомнить увиденное во всех деталях. Вот он стоит под навесом, заглядывает в багажник, в руках у него что-то есть… Что? В темноте не разобрать. Он двигался уверенно и точно ничего не боялся, поэтому я решила поначалу, это кто-то из парней – либо Костя, либо Кирилл.
– Вы делаете очень важное заявление, Алла, – заволновался Валентин Георгиевич. – Вы уверены в своих словах? Вы же сами сказали: было темно, ни марку, ни номер машины не разобрать, следовательно, лица мужчины вы тоже не видели.
– Не видела. Но он совершенно точно не был похож ни на кого из тех парней. По крайней мере, я так подумала, когда смотрела на него.
– Что ж, если вы уверены… это многое меняет.
– Что меняет? – нахмурилась я.
– По крайней мере, можно предположить, что на второй машине уехал он, оттого мы ее и не обнаружили, хотя на следы протектора внимание обратили.
Я вздохнула с облегчением: машина мне не привиделась, и, не успев додумать свою мысль до конца, буркнула:
– Упырей тоже он убил?
– Кого?
– Этих типов. Беглых уголовников или кто они там?
Он пожал плечами:
– Такое предположение вполне допустимо.
– Они что-то не поделили?
– Поводом расправиться с ними могло стать ваше бегство. Он убрал сообщников, чтобы замести следы, вы их видели, а его нет.
– И этот тип где-то здесь…
– В каком смысле?
– В том смысле, что он может быть где угодно. Поэтому возле моей палаты дежурит полицейский?
– Алла Олеговна, уверяю вас, вы находитесь в полной безопасности.
– Я тоже так думала до той субботы. У него ведь нет абсолютной уверенности, что я его не видела?
– Мы предпримем все меры…
– Лучше найдите его и отправьте в тюрьму. А еще лучше пристрелите к чертям собачьим!
Валентин Георгиевич отпрянул, потому что последние слова я проорала.
– Я позову врача, – поспешно вскакивая, сказал он и покинул палату.
Врач вскоре явился, посоветовал не волноваться, и чтобы я гарантированно этого не делала, сделал укол, после которого я почти мгновенно уснула.
Сны были жуткие. Я вновь брела по лесу, видела Ирку с перерезанной шеей, из темноты то и дело выступала зловещая фигура мужчины в куртке с капюшоном, он держался ко мне спиной, и больше всего на свете я боялась, что он вдруг повернется и увидит меня.
В больнице я пробыла неделю. Держать меня там и дальше не было никакого смысла. Мне выписали успокоительное, советовали поменьше находиться в одиночестве и настоятельно рекомендовали обратиться к психологу, даже снабдили визиткой. К тому моменту из Германии приехали мама с отчимом, Вовка тоже забегал каждый день, оттого одиночество мне не грозило, а в том, что мир стараниями психолога вдруг встанет на место, я сильно сомневалась.
Валентин Георгиевич навестил меня еще раз в компании мужчины помоложе и дал мне подписать бумаги, в которых содержался мой подробный рассказ. Полицейский, дежуривший возле двери, на третий день исчез, означать это могло что угодно, но меня скорее порадовало – не хватало только и маме до смерти перепугаться.
Неделю после выписки я жила в легком обалдении, которое перетекло в затяжную депрессию. Покидать квартиру я боялась, любой шорох вызывал скачок давления, любой звук – панический страх. Работа, друзья и Вовка, которого я сама же записала в герои, в одночасье перестали иметь хоть какое-то значение. Я старалась побольше спать, в чем и преуспела при помощи снотворного. Вот и все мои достижения.
На семейном совете решено было спешно покинуть страну, где людей режут ни за что ни про что. И я отправилась в благополучную Германию, но за три месяца, проведенных там, существенных сдвигов в моем сближении с новой реальностью не произошло. Европейское благополучие вовсе таковым не казалось. Особенно после новостных программ. Телевизор при мне старались не включать – труд напрасный, ведь у меня был планшет. Я пыталась узнать, продвинулось ли следствие в раскрытии убийства аж восьми человек – именно столько трупов обнаружили в доме. Но не смогла найти в СМИ ни малейших сведений. Об этих убийствах не написали ни строчки, словно их и вовсе не было и все мне попросту привиделось. Я даже позвонила Валентину Георгиевичу. Он говорил со мной доброжелательно, но новостями поделиться не мог, оказывается, он больше не вел это дело.