Бесконечность любви, бесконечность печали

Когда дочь достигла подросткового возраста, Балай стало раз­дражать в ней абсолютно все. А уж если находилась веская при­чина для гнева - допустим, принесла не десятку в дневнике или, резвясь с одноклассниками, порвала платье, то Кире было хоть домой не возвращайся! Людмила Семеновна совсем с тормозов срывалась, себя не контролировала. Любое слово, произнесенное в оправдание, воспринимала как акт неповиновения, и это лишь усиливало и растягивало во времени процесс экзекуции. Помимо увесистых оплеух в ход мог пойти и ремень, и все, что попадет под руку. И все же особое удовольствие, почти наслаждение, мать по­лучала, когда хлестала дочь по лицу ладонями.

Правда, перед тем как приступить к рукоприкладству, Людмила Семеновна не забывала снять кольца, чтобы не осталось следов - доказательств жестокого обращения с ребенком. Впрочем, никто в это не поверил бы: на людях и в общественных местах она явля­ла пример любящей, нежной мамочки, души не чаявшей в един­ственной дочке.

Так что жаловаться кому-то Кире не имело смысла, в том числе и отцу, по горло занятому общественными делами. В будние дни домой он возвращался поздно, в выходные убегал на разные профсоюзные мероприятия. Лишь однажды Кира попыталась найти у него защиту, о чем на следующий день горько пожалела: мать так ее отдубасила, что школу пришлось пропустить.

Била с особым остервенением, живого места не оставила, а вер­нувшийся к ночи отец даже в комнату к ней не заглянул: поверил словам матери, что дочь спит, приболела и какое-то время прове­дет в кровати. Проплакав ночь в подушку, к утру Кира дала себе слово больше никогда ни о чем его не просить. Словно вычеркнула из жизни.

Меж тем профсоюзы утратили былую значимость, и Терентьев в одночасье оказался никому не нужным - ни родному заводу, ни рабочему люду, права которого так усердно отстаивал, ни семье. Ухватился за полученную когда-то специальность, устроился про­рабом на стройку. Лишь теперь, когда карьерный рост супруги совпал с потерей им статуса профсоюзного лидера, он стал пони­мать дочь. Даже попытался вернуть ее расположение, но поздно: в ответ - полное равнодушие. Вот тогда-то он и запил.

Зато Кира, поступив в университет, вздохнула с облегчени­ем. Мать ее больше не донимала, полностью переключившись на отца, а тут еще затеяла строительство дома, о котором давно мечтала. К тому же с годами дочь помудрела, научилась не только подстраиваться под настроение матери, но и умело использовать ее энергию в своих целях.

Жестоко наказывая дочь за любую провинность, Людмила Семеновна безжалостно расправлялась и с теми, кто становился единственному чаду поперек дороги. Например, лишились долж­ности директор школы, потому что Кира не получила золотую медаль, и пожилой преподаватель университета, которому она не смогла сдать экзамен в сессию. Обоих Балай обвинила во взяточ­ничестве, затравила проверками и вынудила написать заявление по собственному желанию.

Дочь в душе только злорадствовала: так тебе и надо, давай, да­вай, трать силы, быстрее подохнешь! Яблоко от яблони недалеко падает. Кира, которую знали Людмила Семеновна и ее ближайшее окружение, и та, которой она была на самом деле, были как две стороны Луны: видимая - кроткая, ласковая, прилежная; невиди­мая - хитрая, изворотливая, остервенелая от скопившихся обиды и злости.

И все же Кире с годами жить стало легче и комфортнее. Вос­пользовавшись тем, что Терентьева выгнали с работы за пьянку, мать посчитала нужным очистить квартиру от деструктивного элемента и сослала его на строительство дома в качестве сторожа. Так что у дочери наконец-то появилась своя комната, где можно укрыться от бдительного ока матери и под видом учебы надолго зависнуть в Интернете. Когда же отец преставился «в ссылке» от перепоя, дочь восприняла его смерть равнодушно, на похоронах слезинки не проронила. С чего бы ей плакать? Ну умер и умер. Буд­то и не было его.

К окончанию университета Кира уже не боялась ни гнева ро­дительницы, ни наказания - научилась манипулировать ее по­ведением. Из всего можно извлечь пользу, главное - не перечить открыто. К примеру, можно испечь проклятое печенье, чтобы тут же пожаловаться: набираю вес, нужно срочно заняться фигурой. А где это сделать, как не в самом дорогом фитнес-центре города? И с солидным, состоятельным женихом там можно познакомиться.

Для матери этого аргумента оказалось достаточно, чтобы во­прос с покупкой абонемента решился в пользу дочери. То, что выдаст Киру замуж только за обеспеченного человека, Людмила Семеновна и не скрывала. Особенно после ее институтской ин­трижки с «гениальным оборванцем», как она окрестила Артема. А уж о том, чтобы та выла замуж по любви, и слушать не хотела.

Пожалуй, в этом единственном мать и дочь находили консенсус. Но сверхбдительная Людмила Семеновна даже не догадывалась, что поисками потенциального жениха Кира занялась уже давно, еще со второго курса. Правда, не ради семейной жизни, так как за­муж пока не хотела, а исключительно для того, чтобы стать мате­риально независимой. Мать постоянно попрекала ее деньгами, об­зывала транжирой и в любой момент могла лишить содержания. Отчасти она права: маникюры, педикюры, массажи и фитнесы в хороших салонах стоили дорого. А плохих, то есть дешевых, Кира позволить себе не могла - она привыкла выглядеть лучше других, на все сто! Потому возраст ухажера ее не волновал, лишь бы соот­ветствовал материально.

Первым, на кого она тогда обратила внимание, был немоло­дой преподаватель, который похоронил жену и жил то в большой квартире в центре города, то в коттедже, подаренном дочерью. По слухам, та вышла замуж за миллионера, жила в Англии и не скупи­лась на помощь родителю.

«Чем не жених? И не протянет долго», - рассуждала тогда Кира по наивности.

Однако преподаватель, видимо, совсем из ума выжил: он не только не ответил на ее откровенные заигрывания, но еще и доду­мался воспитывать, пристыдил. Вдобавок ко всему отказался при­нимать экзамен «за красивые глаза», за что позже и поплатился.

После такой пощечины Кира стала вести себя осторожнее в от­ношении великовозрастных кавалеров, долго к каждому присма­тривалась. Между тем расходы ее росли. Эх, знала бы мать, како­вы они на самом деле, сколько стоит одежда, которую с некоторых пор она покупала себе сама! Вернее, сама выбирала. Оплачивали мужчины, с которыми она встречалась исключительно для секса, - серьезные, солидные люди. Им, как и всем живым, иногда хоте­лось расслабиться, и при этом они, как огня, боялись огласки. Да и Кира в глазах матери и немногочисленных приятельниц остава­лась девушкой с кристально чистой репутацией.

Предпочтение она отдавала не разовым, а длительным, но необременительным отношениям: звонок - встреча - благодар­ность. И полная свобода действий до следующего раза. Иногда, если постоянный клиент или клиенты (а случалось и такое) ку­да-то уезжали, Кира позволяла себе сходить в клуб, поинтересо­ваться, чем живет мир, а заодно присмотреть нового любовника. На всякий случай. Ничего вечного нет, а платежеспособных люби­телей секса на улицах не встретишь. На мелочи типа папенькиных сынков, сорящих родительскими деньгами, она не разменивалась, на их понты насмотрелась еще на первом курсе. К тому же болтли­вы: не успеешь с кровати встать, а уже пол-Минска в курсе, с кем ты провела ночь.

Вот так однажды в поле ее зрения и попал Ладышев - стиль­ный, ухоженный, с правильными чертами лица, подтянутый, что в ее практике случалось нечасто. Как правило, ее клиенты обладали не только толстым кошельком, но и соответствующим животом. Но красивое тело и секс - вещи разные. Главное - не оказался бы он извращенцем или другой ориентации. Такие тоже встречались.