Вот так спокойно, без истерик и трагизма и перешли к разговору о главном: с чего начать поиски клиники, как правильно составить письмо для друзей и знакомых с призывом о помощи, кого подключить. На все про все времени у них максимум две недели. Двадцать две недели беременности - последний срок для принятия окончательного решения. Об этом Катю предупредили в кардиоцентре.
И хотя душа сжалась в комок при озвучивании этих сроков, усилием воли Катя заблокировала подкативший к горлу спазм. Даже голос не задрожал. Истерики - удел слабых, а им надо активно действовать.
Не мешкая, семейство разошлось по комнатам и принялось реализовывать план: отец - искать старого друга-сослуживца, который несколько лет назад переехал к детям в Израиль, Арина Ивановна - звонить в Германию дочери, ну а Катя - строчить письма друзьям, однокурсникам, разлетевшимся по свету.
Наверное, впервые в жизни она по достоинству оценила социальные сети: почти все, на кого надеялась, имели там страничку. И если прежде у нее не хватало времени на общение, то теперь ситуация вынуждала стучаться во все двери.
Через час семейство снова собралось на кухне отчитаться о промежуточных итогах. Александр Ильич через знакомых раздобыл адрес и телефон сослуживца. Катя разослала с десяток писем друзьям. Но больше всех порадовала Арина Ивановна: ее дочь Оксана сообщила, что неподалеку от городка Энгер, в котором она жила, расположен один из ведущих в Германии кардиоцентров. Среди ее знакомых есть те, кто лечился в клинике. Пообещав все выяснить, она попросила Катю как можно скорее связаться с ней по скайпу.
До поздней ночи просидела Катя в Интернете, продолжая рассылать письма, изучая информацию о детской кардиологии и переписываясь с Оксаной. Та вскоре прислала ей подробный отчет о том, что удалось узнать. Первое: кардиологическая клиника находится в двадцати километрах от их городка. Второе: в клинике немало русскоязычных докторов, и ее подруги пообещали познакомить с одним из них.
А еще Оксана попросила срочно переслать копии результатов обследований, запись УЗИ. На немецкий все бумаги она переведет сама. Благо медицинская тематика ей хорошо знакома - когда-то она с отличием окончила медучилище в Минске и собиралась поступать в мединститут. Но судьба распорядилась иначе.
К концу их переписки стали приходить и первые ответы от друзей. Все сочувствовали, обещали помочь, запрашивали дополнительную информацию и задавали конкретные вопросы, на которые Кате было сложно ответить. Все, что она могла, это переписать из результатов обследований малопонятные термины и словосочетания. Что ж, придется завтра ехать на работу пораньше и сканировать все документы.
И хоть конкретного результата интернет-переписка пока не принесла, ответы друзей-приятелей все же обнадеживали, поэтому спать Катя отправилась с поселившейся в душе надеждой - все получится, она спасет свою девочку. Отдельно шло общение с Оксаной, пробудившее чувство, которого не хватало с детства, - ощущения тепла родного человечка, братика или сестрички. Сколько раз она просила об этом родителей! И вот пожалуйста: словно старшая сестра отыскалась. Даже неловко стало: столько лет она с холодком воспринимала и Арину Ивановну, и ее дочь, а они первые поспешили на помощь.
«Как родные...- ставя будильник на семь утра, с улыбкой повторила про себя Катя. - Ничего не бойся, моя маленькая доченька: столько добрых людей вокруг, нам обязательно помогут!.. А я буду всегда с тобой...» - это последнее, что она успела мысленно произнести перед тем, как уснула...
Высадив Клюева, Вадим поехал на Сторожевку переодеться, а главное - снова поменять машину: подвеска БМВ-купе никак не соответствовала дорогам, по которым ему сегодня пришлось колесить. Он все чаще подумывал: придется расстаться с дорогой сердцу игрушкой - в ближайшей перспективе все равно переберется за город, а стройка завода займет минимум пару лет. Не пылиться же столько времени, не ржаветь в гараже его ласточке! Почти новенькая, меньше двух лет, делалась на заказ. Не факт, что быстро найдется покупатель, но чем раньше он выставит ее на продажу, тем лучше. На такие авто и в лучшие времена спрос невелик, а уж сейчас, в период набирающего обороты кризиса, тем более. Жаль, конечно, - не накатался, не наигрался. Но куда денешься от реалий жизни?
Приняв душ и замотавшись в большое полотенце, Вадим решил как бы со стороны осмотреть свои апартаменты. Заглянул в кабинет, в гостевую, приблизился к окну на кухне, вышел на душную лоджию, отодвинул стеклопакет, вдохнул воздуха с улицы, проследил за скрывшимся за горизонтом солнцем...
Удивительно, но особой грусти или сомнений, что, возможно, он поспешил, предложив Клюеву свою квартиру, Вадим не ощутил. Скорее, наоборот. Видимо, действительно пришло время что-то кардинально поменять в жизни, покинуть эту берлогу, которую когда-то для себя соорудил, расстаться с комфортной, «упакованной» жизнью, не располагающей к живым эмоциям.
«Кроме вида из окна, и вспомнить будет нечего, - закрыв балконную дверь, он вернулся в прохладное помещение. Кожа моментально отреагировала на перепад температуры, покрылась пупырышками. - Однако здесь прохладно. - Вадим зашел в прихожую, посмотрел на термометр. - Странно: двадцать два, как обычно... И Катя говорила: здесь холодно, как в музее, - вдруг вспомнил он. - Она права: не квартира, а музей с директором и смотрительницей, но без посетителей... Ничего, скоро здесь все изменится - детишки зашумят... Может, поехать ночевать за город? Напроситься к тому же Зайцу в гости, уснуть на старом продавленном диване? Устал я от города...»
Только сейчас он начал понимать отца, который с начала весны до поздней осени жил в Крыжовке. Приезжал после сложных операций, наслаждался природой, тишиной. И пусть общепринятому представлению об отдыхе никак не соответствовало то, чем он занимался по вечерам (до поздней ночи Сергей Николаевич читал, писал и стучал на старенькой печатной машинке), зато его состояние емко укладывалось в одну фразу: другая философия жизни.
В эту философию вполне вписывалось и занятие физическим трудом. Он с удовольствием и большой ответственностью поливал небольшие грядки с зеленью, цветочные клумбы. Так же, не торопясь, раскалывал бревна на мелкие щепки, укладывал в топку, поджигал и подолгу наблюдал за языками пламени, лижущими поленья. Потом снова возвращался к рабочему столу... Просыпался рано, пил чай, заводил «Волгу» и уже в семь утра был на кафедре. Жил и работал в таком ритме, словно боялся чего-то не успеть.
Нина Георгиевна во всем супруга поддерживала и также подолгу жила на даче. Они и здесь были как единое целое - отец с бумагами за письменным столом и мать с книгой в кресле под торшером. Всегда рядом и всегда чем-то заняты. И при этом ненавязчивая забота друг о друге, полное умиротворение, согласие во всем...
«Нет, не получится сегодня за город. Мама ждет. Лучше завтра вместе поедем, - набросил он полотенце на крючок в душевой и стал одеваться. - Говорить ей о ребенке или нет?.. Пожалуй, пока не стоит - не с ее сердцем и давлением, еще скорую придется вызывать. Сначала сам все выясню, а уж потом придумаю, как преподнести», - решил Вадим.
К дому на Пулихова он подъезжал уже в сумерках. Нашел удачное место для парковки, поднялся на лифте на нужный этаж, открыл дверь своими ключами. Первым на его приход отреагировал Кельвин, звонко тявкнул, вылетел в прихожую и, радостно виляя обрубком хвостика, завертелся под ногами. Следом из гостиной вышла Нина Георгиевна.
