Тело Кэма напряглось. Я отвернулась. Хотя в его вопросе на этот раз не прозвучало осуждения, мне все равно было стыдно.
– Я никогда не встречалась с парнем, который бы мне не нравился или на которого мне было бы наплевать. – Я нашла его глаза, молясь, чтобы он мне поверил. – Мне был дорог Каллум. И Малкольм мне дорог.
Кэм поднял руки, пресекая мои опасения мягким взглядом:
– Я не буду тебя судить, обещаю.
Я подняла бровь.
Он хмыкнул:
– Больше не буду. Никогда. – Он потряс головой, и его брови сошлись над переносицей в гримасе ужаса. – Каким же самодовольным придурком я тебе, наверное, показался.
Я хихикнула:
– По-моему, я тебя как-то так и назвала.
Его глаза просияли.
– И молодец, кстати, – одобрительно заявил он. – Всыпала мне по первое число – и поделом.
Я чуть смущенно улыбнулась:
– Обычно я ненавижу конфликты, но тут с огромным удовольствием поставила тебя на место.
Мои слова произвели совсем не тот эффект, какого я ожидала. Кэм не рассмеялся, а помрачнел:
– Там, на лестнице, я схватил тебя за руку…
Я отвернулась, вспомнив свою реакцию.
– Обычно я замираю, когда кто-то ведет себя со мной агрессивно. Просто рефлекс со времен жизни с моим отцом.
– Я не собирался агрессивно себя вести.
– Я понимаю.
– Знаешь, я занимаюсь единоборствами.
Я обежала взглядом его худощавое, но жилистое тело и так увлеклась осмотром, что даже не попеняла ему на столь внезапную смену темы.
– Тогда понятно.
Кэм ответил самодовольной улыбкой, и я закатила глаза, вызвав его смех. Он потряс головой, пытаясь опять настроиться на серьезный лад.
– Дзюдо. Мы с Нейтом вместе занимаемся. Походила бы ты со мной, Джо. Обучение самозащите могло бы тебе помочь вернуть часть контроля.
– Не знаю. – От этой идеи мой желудок неприятно зашевелился. – Кроме того, я работаю днем с понедельника по среду. У меня маловато свободного времени.
Я опять его удивила.
– У тебя есть еще одна работа?
Я насмешливо фыркнула, думая, что поняла причину его изумления:
– Хочешь – верь, хочешь – нет, но я никогда не выпрашиваю у Малкольма то, что он мне дарит. Я принимаю подарки, которые он желает сделать, но все равно остают ся счета, и их надо оплачивать. Кроме того, мне нужно откладывать деньги на будущее, когда Коул определится, в ка кой университет будет поступать. О, кстати, давай я схожу за кошельком и верну тебе двадцатку, что ты дал ему.
– Забудь. – Кэм покачал головой и прищурился на мой упрямо вздернутый подбородок. – Я серьезно.
Хмм. Тогда мне придется найти способ вернуть ему деньги попозже, причем так, чтобы он не смог отказаться.
Кэм будто прочитал мои мысли, наши взгляды скрестились в поединке воли, и медленно, но уверенно между нами сгустилось знакомое жаркое напряжение. Мой взгляд залип на его лице, на этом мягком изгибе верхней губы, которую мне хотелось зажать… между кое-чем. Я задумалась, каков его рот на вкус, представила, как он проходится вниз по моей шее легкими, словно бабочки, поцелуями, как влажное тепло его губ охватывает сосок…
Мое тело напряглось, жарко защипало щеки и между ногами. Я подняла глаза и обнаружила, что взгляд Кэма тоже потемнел и все его тело словно жгутами скрутило.
Я резко встала:
– Я лучше пойду.
Кэм тоже плавно поднялся на ноги:
– С тобой все будет хорошо там, наверху?
Он действительно умудрился на какое-то время заставить меня забыть, что я совсем недавно набросилась на маму. Я снова ощутила полновесный шок.
– Как я только…
– Во-первых…
Кэм осторожно приблизился, и я с трудом скрыла легкую дрожь желания, вновь охватившую меня, когда крепкая жесткая ладонь приподняла мне подбородок, чтобы я посмотрела ему в глаза. Наши взгляды встретились, и притяжение между нами стало еще сильнее. Мне хотелось вонзить ногти в его кожу, вцепиться и никогда не отпускать, и эта невыносимая жажда потрясла меня до глубины души. Как могло все так измениться от одного-единственного разговора?
Этот Кэм передо мной был кем-то совершенно другим, кем-то хорошим, кем-то близким мне – ближе всех на свете. И я вдруг обнаружила, что хочу от него еще более серьезного и глубокого, не довольствуясь «близким».
От этакого осознания у меня даже голова закружилась.
– Выбрось из головы вину, – мягко велел Кэм. – Не вздумай извиняться перед ней. Любой на твоем месте сделал бы то же самое. Вспомни, как поступил дядя Мик, когда узнал, что отец тебя бьет. Это инстинкт – защищать тех, кого мы любим, кто нам дорог. Порой этот инстинкт заставляет нас делать такое, на что мы никак не считали себя способными.
– Нельзя отвечать насилием на насилие.
– Ага, в идеальном мире. Но иногда животные не понимают другого языка, кроме своего.
– Я не хочу, чтобы Коул считал, будто я поступила правильно.
– Он и не считает, – заверил меня Кэм. – Ты поступила по-человечески. Он знает: ты сделала то, что сделала, из любви. – Он отпустил мой подбородок и, взяв меня за плечи, притянул ближе к себе, отчего у меня перехватило дыхание. Не вполне понятное мне выражение его глаз никак не помогало моим издерганным нервам. – Этот мальчик мог вырасти, как ты, – без родителя, без надлежащей заботы, ласки и любви. Джо, ты спасла его, и он чертовски хорошо это знает.
Я ощутила, как весь груз сегодняшних открытий навалился на меня, и внезапно мне отчаянно захотелось в свою теплую кроватку.
– Спасибо, Кэм.
– Ничего из того, что ты мне рассказала, не выйдет из этой комнаты. Обещаю.
– То, что ты мне рассказал, тоже.
Я отступила на шаг, повинуясь потребности физически отдалиться от него. И тут до меня дошло нечто ужасное.
– Не представляю, как я теперь смогу оставить Коула одного в квартире с ней.
– Он сильный парень. С ним все будет в порядке.
– Угу, он-то, может, и да, а я? – вздохнула я.
Кэм улыбнулся мне, как будто я несла несусветную ерунду:
– Джо, официально заявляю, что ты сейчас самая сильная женщина, которую я знаю. Поверь немножечко в себя.
Повисло молчание: я переваривала его слова. Никто никогда не говорил мне ничего приятнее, и я недоумевала, как человек, столь грубо обошедшийся со мной раньше, может так быстро развернуться на сто восемьдесят градусов.
– Почему же ты вел себя со мной как последний козел?
Его подбородок чуть вздернулся, показав мне, что Кэм не ожидал такого вопроса после нашего разговора по душам.
– Не знаю… Я просто… – Он пробежался рукой по своим спутанным волосам, на пальце блеснуло кольцо. У него были очень красивые, мужественные руки. – Сначала, когда я увидел тебя с Малкольмом, я просто решил, что ты такая же, как бывшая жена моего дяди.
– Почему?
Он усмехнулся, обводя жестом мою фигуру:
– Сомневался, что такая девушка, как ты, может заинтересоваться мужчиной сильно старше себя – разве только из-за денег.
– Комплимент и оскорбление в одном флаконе. Ловко проделано, Кэм.
– Я старался.
Я скорчила рожу:
– И что дальше?..
– Ну, я довольно быстро понял, что ты неглупа, и меня еще больше взбесило, что яркая, привлекательная женщина не считает себя достойной большего, чем быть любовницей богатенького папика.
– А потом?
Он невесело посмотрел на меня в ответ на мой допрос:
– Потом я решил, что ошибся. Ты выглядела вполне искренне привязанной к Малкольму. Однако на обеде возник Каллум, и мне хватило одного взгляда на него, более молодую версию Малкольма, чтобы понять, что ты это уже делала.
Я посмотрела в сторону:
– Понятно.
– Но на самом деле… – (Мои глаза снова метнулись к его лицу, реагируя на смягчившийся тон.) – Меня просто взбесило, что рядом с этими парнями ты становишься совсем другим человеком.
– Другим человеком?
– Ну да, со мной ты одна, настоящая. С Малкольмом, Каллумом, с парнями, с которыми кокетничаешь, ты другая. Ты становишься меньше, чем есть на самом деле. И это невыносимое хихиканье…
