Я дождалась его ответа. Святые Апостолы, я ждала его с волнением, как будто бы я вернулась на пару лет назад, скажем к курсу к первому, и меня заставили разговаривать с Ником о французских поцелуях!
— Мы здорово провели вчера время, правда? Я хочу, — да, мне стыдно, но я даже дыхание задержала, когда Смерч говорил мне это по телефону, — я хочу, чтобы у нас была еще одна такая встреча. Как ты на это смотришь, Чип? Мы все же пара в глазах общественности, Ника и Ольги, нам стоит поддерживать имидж.
— Если только имидж, — сказала я, стуча себя по левой стороне грудной клетки — так я подавала сигналы сердцу, чтобы оно прекратило стучаться о ребра, как гротескный пленник о прутья решетки. — Ну, Смерчинский, ты загнул. Прямо вообще.
— Значит — отказ? — осведомился он.
— Не дождешься, — отвечала я. — Давай, валяй, пойдем на твою встречу.
— Я рад, Бурундучок, что ты быстро согласилась.
— Радуйся, что я вообще согласилась.
— Конечно. Но ты бы все равно согласились, — услышала я в ответ довольный голос Смерча. — Я смог бы добиться твоего согласия. Кстати, я думал, что ты вчера меня испугалась.
— Люблю самокритику, — заржала я. — Но не переживай, не надо комплексов, ты не такой страшный, как тебе кажется.
Его смех заставил меня улыбнуться.
— Я о другом: я думал, что ты испугалась наших возможных отношений.
— Ты извращенец?
— Нет, вроде бы.
— Садист?
— Не-а.
— Мазохист?
— Если только глубоко в душе.
— Фетишист? — продолжала я.
— Да нет же, — протянул он. — К чему милая девушка задает такие вопросы?
— Если ты не извращенец, Смерчинский, то чего мне пугаться отношений с тобой? Тем более, как ты верно подметил, все и так думают, что мы пара. Это ты виноват, — не сдержавшись, добавила я.
Мысли-головастики тем временем затеяли новую игру: нарисовали ярко-алый термометр хорошего настроения, уровень которого все повышался и повышался. Орел одобрительно следил за этим действом и, кажется, что-то подсказывал головастикам. Наверняка, ничего дельного.
— Чип, ты меня не поняла. Кстати, а мне все же нравится, как ты целуешься, — заговорщицки прошептал парень, выделив интонацией местоимение.
— Спасибо, — царственно отозвалась я. — Ты тоже неплох.
— Маша! Ты убираться думаешь, или решила всех друзей обзвонить? — появилась на пороге мама. — Я же ясно сказала, что сегодня у нас важный день! Да что же ты за дочь такая?
— Да, мам, я сейчас, — отозвалась я поспешно. — Эй, короче, я согласна. Когда у нас рандеву будет?
— Когда получишь все зачеты, — было мне хитрым ответом. — Не раньше. Видишь, как я за тебя переживаю?
— Ладно-ладно, — заторопилась я. Меня тут зовут… Но от тебя я еще жду исполнение желания и оригами!
— Я все сделаю, Чип. Это же я.
— Вот поэтому я и сомневаюсь… Дианочка, — из-за мамы я переврала его имя.
— Кто? — Поперхнулся он. — Как ты меня назвала?
— Диана. Хорошая ты подруга, Диана.
Мама хмуро на меня покосилась, и мне пришлось, быстренько свернув разговор, выйти из комнаты и браться за дело. В гостиной я убиралась добросовестно: все привела едва ли не в идеальный порядок. Еще бы ведь мама так надзирала за мной, что пришлось это сделать. Как она меня еще и окна мыть не заставила, ума не приложу, хотя протирать мне их стеклоочистителем все же пришлось. От усердия я даже чуть со стула не навернулась, хорошо, брат рядом был и успел поймать. Зато в своей комнате только сделала видимость того, что хорошо убралась, разбросанные вещи кое-как запихала в шкаф, да и пыль протерла только на видных местах…
После того, как я не без помощи все той же Насти (спасибо ей огромное!) закончила многострадальную уборку, время уже подходило к часу дня.
Мама, сжалившись над нами, решила устроить кратковременный обед. Они с Настей, бегавшей по всему дому, зарабатывая очки одобрения от мамы, решили сделать по какому-то крутому рецепту необыкновенный пирог. Они решили потренироваться на мне и Федьке и состряпали пробную, так сказать, версию, которой мы и отобедали. Впрочем, получилось у них совсем недурно.
— А вы знали, что Машка с двумя парнями одновременно встречается? — не забыл сказать за столом вреднючий брат. Я аж вздрогнула и едва не подавилась пирогом.
— Да-а-а? Ты мне хотя бы имя одного из них скажи! — едва ли не взмолилась мама, у которой после общения с Настасьей настроение очень улучшилось.
— Да врет он все, — медленно прожевывая кусочек «Дамских пальчики», сказала я. — Никого у меня вообще нет. Ни одного парня, ни другого. Я одинока и несчастна.
— Ну-ну, я сама слышала, как ты с утра с двумя парнями разговаривала с моего телефона.
Я промолчала.
Выждав, пока родительница отвернется, брат наклонился ко мне и прошептал, сделав страшные глаза:
— Когда познакомишь-то меня со своим осликом?
Вместо ответа я сунула остатки пирога в рот и быстренько свалила в свою комнату — одеваться. Через полчаса мне следовало быть уже в кафе, а я опять безбожно опаздывала! А Чащин нетерпеливый, ждать не любит и если сейчас приеду с опозданием, он начнет мне нотации шуточные читать и стебать по поводу и без.
Откуда мне было знать, что они сегодня познакомятся, мой брат-обезъян и идиот-Смерч? И не только с Федькой…
Я натянула удлиненную футболку из «Камелота» с изображением развеселого зверя неопределенной породы и к тому же в очках, хотела найти джинсы, но оказалось, что вчерашние были в стирке, а вместе с ними там же оказались и все остальные мои предметы одежды! Естественно, постаралась мама, которая вчера решила устроить генеральную стирку всего, что можно, нужно и нельзя.
— Ма-а-а-м! — завопила я. — Мама!
— Что такое? — с недовольным видом человека, которого оторвали от жутко важных дел, появилась она на пороге. — Чего орешь, Мария?
— Где мои вещи, мам? — большими глазами посмотрела я на нее.
— Там, где ты их оставила, а остальные сушатся. К вечеру высохнут, — невозмутимо отозвалась она.
По-моему, в жизни каждой девушки бывает такой момент, когда она понимает: надеть нечего. Нечего, и все тут! Я тоже оказалась в этой ситуации. И даже растерялась. Как мне идти-то теперь?
— Юбку надень, — тут же велела мне мама. — И блузочку.
— Но мама, какая юбка! Какая юбка? На фиг блузочки!
— Начинается. Ты что, пацанка законченная? Ты же девочка.
— А обувь к юбке? — волком посмотрела я на нее. — Я кеды с ней не надену.
— Так я же тебе босоножки купила, Маша. Те, на высоком каблуке, которые ты отказалась носить, — было мне ответом. Кажется, мамочка моя обрадовалась возможности запихнуть меня в одежду, которая нравилась ей.
Минут пять она и Настя уговаривали меня надеть эту самую юбку, а я рьяно отказывалась. Потом мама вспомнила, что у меня есть «великолепное молодежное платье» — его мы покупали не так давно, специально к свадьбе Федьки. Причем родительница моя так воодушевилась, что потащила меня в модный магазин для всяких там гламурных девиц и заставила перемерить едва ли не целую тонну. В результате мы приобрели целых два наряда: к маминой радости и к моему горю. Они занимали место у меня в шкафу: одно голубое, короткое, коктейльное, второе длинное, изумрудное, элегантное.
— Платье я точно не напялю, — отрезала я, страдая душой и телом. На зловредную маму и Настасью мои уговоры не произвели никакого впечатления.
— Я сейчас его найду, то, голубое, оно как раз не такое торжественное, но очень и очень милое, — полезла, было, мама в шкаф, который и так едва не трещал от количества набитых в него вещей.
— Я сама! — птицей взлетела я с подоконника к многострадальному шкафу. Она его сейчас откроет, и весь хлам на маму и вывалится, придется опять убираться — меня за такую уборку прикончат на месте! Я тогда к Чащину точно не попаду.
— Выйдете, я его надену сама, — хмуро сказала я и, оставшись в одиночестве, не без труда вытащила на свет голубое, как небо, платье. С недовольным видом примерила его и повертелась около зеркала. Вроде бы на мне оно сидело ничего так. Трикотажное, свободного силуэта и с большим округлым вырезом, через которое выглядывало одно плечо и предплечье, оно, казалось, неплохо смотрелось на мне. На спине красовался принт в виде абстрактных черно-синих нотных дорожек, между которыми оказались вышитые излишне пафосные (или просто ни к месту) слова: «Помнить дыхание музыки… помнить тебя», низ был собран на широкую резинку.
