На следующий день в универ я пришла довольная-предовольная, изредка касаясь кончиками пальцев волос. Настроение у меня было превосходное, и даже вчерашний скандал с мамой, который я выдержала на «отлично», не помешал мне с улыбкой смотреть вперед. Шелест пока еще ярко-зеленых молодых листьев провожал меня от самой остановки до стен университета. Солнце радостно светило в макушку, явно шепчась с мыслями-головастиками. Ветер ласково трепал волосы и складки яркого длинного, до щиколоток, сарафана на бретелях. Сшит он был из тонкой белой ткани, украшенной большими синими и голубыми узорами, и приятно холодил кожу в жаркий день.
В университете я, все такая же счастливая, произвела почти что фурор — в пределах своей группы, правда. Хотя внимания я на себе испытала немало — многие ведь знали меня как девушку нашего местного Принца-гения, и им было очень интересно посмотреть на меня и лишний раз зачем-то мне улыбнуться или сказать что-нибудь типа: «Привет, это клево», «Ярко, здорово» или «Ух ты! Модно. Кстати, привет Смерчу!».
Первыми, кто мне встретился, был и Чащин и его друзья. Ребята сидели прямо на лестнице, недалеко от кабинета, и обсуждали что-то, гогоча на весь этаж.
— Привет, парни! — свойски поздоровалась я с одногруппниками.
— Привет, Машка, — машинально отвечали они мне, а потом заткнулись и молча уставились.
— Ого, Бурундукова, ты у нас что, эпатажная дива? — спросил один из них, оглядывая с интересом мою голову.
— Ну кто-то вроде. Ну как, круто вышло? — тряхнула я волосами. Непривычно, когда их стало на треть меньше. Или даже больше, чем на треть.
— Кру-у-ууто, — протянул молодой человек. Остальные заулыбались и закивали согласно. Кое-кто особенно умный попросил меня с ним сфотаться. А Дмитрий встал со ступенек и, подняв бровь, подошел ко мне.
— Чего? — спросила я. — Эй, Чаща, мне идет? Я вчера к подруге в салон красоты заходила.
Вместо ответа он, все так же подозрительно глядя на меня, протянул руку с закатанным рукавом расстегнутой рубашки, под которой виднелась черная майка, и коснулся кончиков моих волос.
— Чаща, ты заставляешь меня бояться. Ну, мне идет?
— Ты что с собой сделала, сумасшедшая? — оглядел меня еще одним нехорошим взглядом Димка и как закричал. — Бурундукова, немедленно перекрасься!
— А что? — спросила я и захохотала. Зато я опять индивидуальность, и Князь похожа не на меня, а на старую меня. Если хватит смелости — пусть сделает то же самое. Черт, а ведь она меня еще вчера по Инету доставала — все писала, вроде как ненавязчиво, интересовалась, что я люблю: какие фильмы, музыку, книги. Я с трудом общалась ней, предвкушая ее удивление.
— Да так, ничего. — Рассерженно произнес Дима, отходя на пару шагов. — Дура ты, испортила себе волосы! Бурундуковая, ты как… от тебя не знаешь, что ожидать можно!
— Не нравиться? — я ничуть не расстроилась.
— Нет, госпожа Апельсин.
— Господин Идиот. Нос то не болит больше?
— Вчера по телефону ты задала мне этот вопрос раз двести. — Отрывисто отозвался парень, не отрывая глаз то от моих волос, то от лица. Черные глаза почему-то были злы, словно я совершила преступление. — И все двести раз я говорил, что со мной все в порядке. И да, — предупреждая мой следующий, уже традиционный вопрос, заявил он, — я не злюсь на тебя за вчерашнее! Но сегодня ты… Машка, вот ты дура. Зачем тебе это?
— Князева, — коротко, но с достоинством отвечала я ему. К нам подоспели другие одногруппники и пришлось вливаться в компанию.
Следом подоспели кузины. Да, и они были удивлены сменой моего имиджа, и хотя я предупреждала их вчера, что подстриглась и покрасилась, их удивление от этого меньше не стало.
— Ни фига себе! — оглядела меня Маринка. — Доченька, ты что, неформалом заделалась?
— Нет. Я просто хочу быть яркой. — Надулась я.
— Поверь, это у тебя и без краски на голове получается, — отозвалась Лида, — тебе, Мари, только рот стоить открыть и все, пошло-поехало.
— Мне хоть идет?
— Классно, — проговорила с большим сомнением консервативная, но в меру дипломатичная подруга. — Но сарафан красив. И тебе идет.
— Мама заставила надеть, — призналась я.
— Она все пытается сделать из тебя девочку? Что она тебе сказала? Из дома не выгнала? — поинтересовались подружки, хихикая.
— Не-а. — Помотала я весело головой. — Я сказала ей, что это не специально вышло.
— И она поверила??
— Ну да, — гордо отозвалась я. — У меня все продумано было. Я сказала ей, что зашла к Ирке, ну, к моей сестре троюродной, которая в салоне красоты работает «Дерзкий шарм», и захотела подстричься и чуть-чуть осветлить волосы, но краска оказалась плохой и этот цвет случайно получился на волосах. Типа краска плохая.
— Как в салоне может быть настолько плохая краска? — покачала головой Лида. Маринка зажала рот ладонью, чтобы не рассмеяться в голос.
— Вот так.
— И она, правда, поверила?
— Говорю же, поверила. Правда, не сразу. — Я вспомнила, какими глазами на меня посмотрели родители, когда я пришла домой с новой прической. По моему, они решили, что я вконец рехнулась.
Честно сказать, я даже и рта не успела открыть, чтобы объяснить маме свой внешний вид, следуя заготовленной легенде, как она начала на меня орать. По ее словам выходило так, что я специально делаю все ей на зло и стараюсь выглядеть не как приличный человек, а как кикимора с уклоном в идиотизм.
— Какой идиотизм, мама? — спросила я растерянно, потому что не думала, что у нее будет такая реакция. Я думала, она похвалит меня за четверку по энглишу, а не начнет вопить вот так сразу. Я ведь домой не с тату пришла и не с пирсингом в языке. — Какой уклон?
— Какой уклон? Нет, не это уклон, Марья, — гневно заявила мне мама. — Идиотизм — твоя религия! Как ты могла? Перед свадьбой брата! Что ты себе позволяешь! На кого ты похожа?
— На морковку-переростка. — сурово сказал папа.
И началось… Котэ, торчащее на полке шкафа и усердно мнущее своим телом лежащую там одежду, с беспокойством, нервно подергивая правой лапой, смотрело на нас сверху, явно желая, чтобы в доме вновь стало тихо-мирно.
— Мария! Ты безответственная нахалка! Как тебе не стыдно только!
— Мам, но я это нечаянно…
— Не перебивай мать! Нечаянно она! Решила вконец мне все нервы вытянуть?
Папа ее едва успокоил, и спустя почти час я очень тихим голосом все же объяснила родительнице якобы причину своего яркого внешнего вида.
— А Денис твой…?
Я думала, мама скажет: «куда смотрел?», только она меня обломала:
— … как должен общаться с такой кошмарной девушкой, как ты? Бедный парень! Он ведь такой утонченный. Интеллигентный, а ты такая хабалка, можно подумать, тебя в пещере воспитывали, а не в приличной семье!
Смерч опять вышел хорошим, а я — плохой! И это я слышу от мамы?
— Мамочка, прости, я не думала, что так ярко выйдет, — в конце сказала я тоном, переполненным покаяния. — Я просто хотела красивую прическу.
— Хотела она… Я тоже много чего хочу, знаешь ли. И отец твой тоже, — она взглянула на спокойного, как удава, папу, который свое мнение, конечно, ясно высказал, но после заявил, что теперь ничего не поделаешь, а «после драки кулаками не машут».
— В общем, девчонки, мама потом успокоилась, и сказала, что через недели две или сама перекрасит меня, или отведет в нормальный салон. — Вздохнула я. — А брат потом пол вечера надо мною ржал. Господи, когда он уже переедет?
— Скучать будешь, — сказала Маринка, трогая меня за пряди. — Нет, Машка, все-таки хоть и ярко, но классно!
Ей моя новая прическа понравилось гораздо больше, чем Лидии и Чащину. Этот дебил вообще меня ядерным грибом обозвал, между прочим. Меня его реакция вообще порадовала, да и дивный взгляд той, ради которой, собственной, я и перекрасилась в оранжевый, принес положительные эмоции и некоторое удовлетворение.
— Привет, — подошла вскоре к нам Троллиха собственной князевской персоной, и я поняла, что сейчас в моей душе начнется «час пик».
