Неожиданный вопрос, заставший меня врасплох, и ощущение его цепких пальцев на своем плече.
– И буду второй женой? – тихо спросила и замерла в ожидании его реакции.
– Ты всегда будешь единственной, Альшита. Я разведусь с Заремой и очень скоро.
– Правда?
Я не верила, что он говорит мне это… не верила, что из-за меня готов так поступить.
– Я никогда не лгу, Альшита. У меня достаточно власти в руках, чтобы позволить себе всегда говорить правду.
Я приподнялась на локте и слегка покраснела, когда его взгляд вспыхнул, опустившись к моей груди.
– Я стану твоей женщиной по-настоящему.
И он опрокинул меня навзничь на шкуры, глядя мне в глаза своими безумно красивыми зелеными омутами.
– Я клянусь, что ты никогда об этом не пожалеешь… Поженимся и поедем в Россию, Настя. Знакомиться с твоими родителями…
Я вскинула руки и рывком прижалась к его груди. Неожиданно для себя расплакалась, а он засмеялся.
– Я счастлив, ледяная девочка. О, Аллах свидетель – еще никогда в жизни я не был так счастлив.
А утром он одевался на эту самую вылазку, и я снова ощутила прилив дикого ужаса от предстоящего расставания. Поправляла джалабею у него на груди, проводя пальцами по вышивке на вороте и нарочно оттягивая расставание.
– Я хочу родить от тебя ребенка…
И опустила взгляд вниз. Чувствуя, как кровь приливает к щекам, а он заставил посмотреть себе в глаза и усмехнулся. В глазах заблестели миллионы чертей.
– Если хочешь, значит, родишь. Когда вернусь, мы будем очень много стараться над его исполнением.
Я вдруг представила его с ребенком на руках, представила, как он улыбается так же, как мне, с той нежностью, на которую способен только Аднан.
– Мне страшно…
– Ты не останешься одна. С тобой останется с десяток воинов, готовых отдать за тебя жизнь.
– Мне не страшно оставаться одной. Мне страшно, что с тобой может что-то случиться.
Улыбается и гладит мое лицо большими шершавыми ладонями.
– Если ты ждёшь меня, со мной точно ничего не случится.
Я медленно выдохнула и прижалась к нему всем телом, обнимая за шею, слыша, как он с наслаждением втянул запах моих волос.
– Я мечтал, что однажды ты сама обнимешь меня, что будешь ждать меня домой.
– Я люблю тебя, Аднан. – и на глаза навернулись слезы.
Почувствовала, как он прижал меня к себе сильнее, как заставил спрятать лицо у него на мощной груди.
– И я люблю тебя, моя ледяная девочка, моя белоснежная зима.
Я наслаждалась этими словами, но для меня были намного дороже его взгляды, полные нежности или страсти, его сильная спина, за которой он прятал меня от врагов и даже от самой смерти, его забота и его дикая страсть ко мне. И мне больше не хотелось спрятаться от него. Мне хотелось давать ему больше, чем он давал мне, мне хотелось возвращать и не только брать.
– Мне уже пора.
Я кивнула и разжала руки.
– Иди.
– Нет, вначале я еще раз поцелую тебя.
И со смехом набросился на мой рот, терзая его и напоминая, как искусал ночью нижнюю губу, которая теперь саднила от его поцелуев.
Когда отряд исчез из поля зрения, а вдали остались лишь клубы песка, я подумала о том, что так будет всегда. Если я действительно согласна быть его женщиной, война для нас с ним никогда не закончится, потому что он весь из нее соткан. Он живет войной и на войне. Мне придется с этим смириться и принять.
Точнее, я уже смирилась. Если он готов для меня менять свои жизненные принципы даже вопреки правилам своей семьи, то и я смогу измениться для него.
ЭПИЛОГ
Он называл это счастьем. Оно разъедало ему вены, впивалось в сердце маленькими шипами болезненной радости и обжигало глаза. Сын шейха, бастард, который не знал, что такое любовь в принципе, даже не подозревал, что может быть по-настоящему счастливым.
Но оно наполняло все его существо, когда Альшита радостно встречала его, бежала навстречу, раскрывала ему объятия, а по ночам так же голодно отдавала ему всю себя, как и он брал ее. Этот триумф, он эхом разносился по всему его большому телу дрожью от каждой ее улыбки, подаренной ему.
Каждый раз, когда смотрел ей в глаза и видел в них свое отражение, когда вбивался между ее раскинутых ног или жадно брал ее сзади там, где страсть их настигала. Увозил за барханы или к оазису, чтобы упиваться ее наготой на фоне девственной природы. Серебром на фоне лазури и золота. Как безумец, брал ее где угодно, едва лишь только ощутив волну возбуждения. И с ума сходил от взаимности. Заставлял ее повторять «люблю». Повторять на ее языке и на своем. Снова и снова слышать и впитывать эти слова в каждую пору своего тела.
Он никогда не думал, что захочет возвращаться в одно и то же место. Его домом было небо, а постелью – песок. Вся пустыня была его царством. Но он ошибался. Оказывается, в тот момент он и сам не знал, что это значит, когда тебя где-то ждут. И любят. Он чувствовал, что она любит. Она давала ему это ощутить.
Когда вернется в Каир и привезет свою девочку уже в качестве жены, все эти змеи и все его братья примут ее. Пусть только попробуют не принять. Аднан не побоится швырнуть им вызов даже при отце. Он не такой, как Кадир. Он защитит свою женщину и вознесет ее до небес.
А Зарема… Зарема пусть сначала родит. Потом он решит, что с ней делать. Примет ребенка, а ее… ее навсегда оставит жить у тетки под домашним арестом до конца ее дней. И пусть благодарит Аллаха, за то, что Аднан так добр к ней.
Он пришпоривал коня после очередной вылазки с Рифатом и мчался к пещере, гонимый тоской и голодом по своей женщине. И в этот момент его мысли не занимал даже Асад, который уже три раза сменил маршрут.
Альшита всегда ждала его в одном и том же месте, с развевающимися на ветру волосами. И он мчался к ней навстречу, чтобы потом сжимать ее жадно прямо в седле. Целовать сладкие губы, щеки, волосы, шею. Наслаждаться тем, что она снова рядом, ее запахом. Голосом и тем, как он сам отражается в темно-синих глазах. И снова набрасываться на нее в жадных поцелуях, сминать ее тело, мечтая поскорее опрокинуть навзничь и взять.
Увезти подальше от чужих глаз, постелить на прохладный песок покрывало и раздеть донага, чтобы смотреть на великолепное стройное тело в свете луны, любуясь каждым изгибом и сатанея от предвкушения.
А потом развернуть спиной к себе и опрокинуть вперед, заставляя стать на четвереньки, пожирая голодным взглядом изогнутую спину, округлые бедра и влажные складки плоти, открытые его похотливому взгляду.
Войти одним толчком, наполнить ее собой и под ее стон триумфально и громко зарычать диким зверем. Развернуть лицо к себе, удерживая за подбородок и делая первые толчки, видеть, как ее глаза закатываются от наслаждения. Утолить первый голод, а потом вдираться в нее долгими часами в разных позах, наслаждаясь ее влажным телом, извивающимся под ним от удовольствия. Ее стонами и криками, ее потом, стекающим горячими каплями по матовой коже, с которой он слизывал все соки и не брезговал ничем. Он хотел сожрать ее всю и попробовать везде, и он сжирал и пробовал. Аднан ибн Кадир не привык себе в чем-то отказывать.
Пока не взрывался сам, изливаясь в нее и содрогаясь от острейшего оргазма. И только потом везти ее к пещере, потом ужинать, утолять жажду, и уже спокойно до утра учить ее любви уже по-другому. Тягуче нежно.
И в этот раз все было точно так же. Сначала она, и только потом в лагерь. Сначала его персональный наркотик.
– Я соскучился.
– И я ужасно соскучилась.
Смущается… это непередаваемо – видеть, как она смущается и отводит взгляд, пытаясь прикрыться, а он нарочно удерживает ее руки и не дает. Это были первые слова, что они сказали друг другу. Вначале здоровались их оголодавшие тела самым примитивным способом.
– Мне сегодня приснился сон.
– Какой?
Сам себе не верил, что ему это действительно интересно, и это было именно так. Он хотел знать, что она видит без него даже во сне.
