Неважно.
Это все уже неважно, потому что я люблю.
А он?
Любит ли он меня?
Кого он любит?
Эта мысль заставила меня отпрянуть.
— Нет!
Колин посмотрел на меня так, словно я его ударила, а потом медленно перевел взгляд на свои руки.
— Нет… прости меня, пожалуйста. Я не хотел. Только не уходи, прошу тебя! Я… я бы скорее руку себе отрубил, чем тебя обидел! Клянусь!
Я вздохнула. Конечно, он в е понял неправильно. Я не считала себя оскорбленной, наоборот. А теперь предстояло объяснить ему, что глупые человеческие обычаи не имеют ко мне никакого отношения. Меня нельзя оскорбить несоблюдением их непонятных ритуалов, потому что я не человек.
И это было страшно.
Колин.
Я… это случилось против моей воли, но по моему желанию. Я обнимал ее. И целовал мою ожившую мечту.
А она отвечала мне. Ужасно неумело, но — искренне, в этом я не мог сомневаться. И ее громадные черные глаза смотрели так доверчиво… А потом она отпрянула.
— Нет…
В этот миг мне стало страшно.
А если она сейчас уйдет? И я никогда ее больше не увижу? Если я ее обидел? Оскорбил, сам не понимая и не желая этого?
Четырехликий, помоги мне!
Я же не смогу без нее жить! Я что?то говорил, пытаясь объясниться, но она определенно меня не слушала. А потом на мои губы легла маленькая ладошка.
— Не надо, Колин. Ты меня не обидел.
И я понял, это правда. Но…
— Остановила я тебя по другой причине. Ты сейчас как слепец в темноте. Сначала я должна все рассказать тебе, а потом ты сам решишь, хочешь ли иметь со мной что?то общее.
— Можешь ничего не рассказывать, — пожал я плечами. — Мне все равно. Только скажи, ты останешься?
— Пока ты меня не прогонишь.
Я выдохнул.
Четырехликий, спасибо тебе! Клянусь, я подарю храму пару подсвечников! За такое — и золотых не жалко.
— Никогда.
Черные глаза оставались строгими.
— Сначала выслушай меня до конца, а потом поговорим.
Я кивнул.
Что бы она ни сказала — она останется. Потому что я люблю ее и никуда не отпущу. Остальное — не важно. А… что она делает?
Девушка прошлась по комнате, остановилась в дальнем углу и скинула плащ на пол.
— Смотри.
В следующий миг она начала… изменяться.
Ощущение было такое, словно на картинку, нарисованную на песке, плеснули водой. Контуры женщины потекли, смазались, волосы словно бы охватили ее с ног до головы, закрывая лицо, она стремительно принялась уменьшаться… и спустя секунду на полу сидела симпатичная белая зайка.
Я словно остолбенел. То есть я все видел, все осознавал, но… на меня просто ступор нашел.
Зайка забарабанила лапками по полу, потом прыгнула поближе ко мне. И еще.
Когда она запрыгнула на кровать и ткнулась мне в лицо мокрым холодным носом, я отмер. Стиснул зверушку, поднял, повертел… и выдал четырехэтажное.
Моя заюшка?
Безусловно, это она. Но… КАК!?
Зверушка требовательно дернулась — и я послушно разжал руки.
Два прыжка в другой конец комнаты, к плащу — и контуры зайчишки смазываются. На этот раз ее словно окутывает тень, она расплывается, шерсть волной уходит внутрь тела — и вот, спустя пару минут на полу уже сидит моя лесная фея.
Оборотень?
Зая.
Должна сказать, я рисковала. И в то же время — не очень. Колин мог убить меня. Во время превращения оборотни очень уязвимы, хватит одного–двух ударов. Кстати — само превращение прошло намного легче. Ни боли, ни судорог, просто волна пробежала. Даже чуть приятно.
Ради этого я столько терпела?
Не знаю. Выяснять это сейчас и при Колине не стоило, определенно. Даже если у меня появилась другая форма, вряд ли юноша признал бы меня в образе медведицы. Потом, все потом…
Но Колин меня приятно удивил. Да, он был в шоке, да, ругался, но у людей это вообще обычная реакция на любое потрясение. А вот агрессии… ее не было. Он не желал причинить мне зла, не орал 'НЕЧИСТАЯ!!!', не мчался немедленно к жрецу, с требованием сжечь меня на костре, а заодно и всех зайцев в округе. Просто потискал меня, убеждаясь в моей реальности — и принялся смотреть дальше.
Что ж, за такое он заслуживал награды.
Я перешла в человеческую форму так же легко, накинула плащ и присела на кровать рядом с Колином.
— Ты готов меня выслушать?
Колин.
Я был в шоке. Абсолютном.
Оборотень… нет, я знаю об их существовании, но всегда полагал, что это просто глупые старые сказки. И вот — эта сказка ожила. Она жила рядом со мной, спала, ела, защищала меня… чем я это заслужил?
Я же самый обычный…
— Человек, который не дал меня убить. Ты забыл? Вы спасли меня от волков, а потом не стали убивать. Взяли с собой…
— Но…
— Тогда я решила отплатить добром за добро, а потом уйти. Ну и приглядеться к людям. Я ведь ничего о вас не знала. Вообще ничего. Как ходить, говорить, одеваться, платить за обед в трактире, понимаешь?
Я понимал. Но…
— Откуда ты?
— Из леса. Там живет моя семья.
— У вас там деревня?
Лицо девушки вмиг отвердело, и я покачал головой.
— Зай, не считай меня глупым. Если бы ты была одна такая, вы бы вымерли. Или похищали людей…
— Почему ты считаешь, что мы так не делали?
— Даже если делали бы, все равно вас должно быть достаточно много. Кстати, а как тебя зовут?
— Зайкой. По моей звериной сущности.
— А…
— Я знаю, у вас имя дает жрец. Но у нас их нет. Что кому понравится. А меня мама с детства звала зайкой. Я была слишком маленькой, хрупкой, слабенькой, вот и…
Она произнесла это с такой горечью…
— Твоим родным это не нравилось?
— Колин, мы бываем волками, лисами, медведями. Не зайцами. Мы — хищники, а зайцы — дичь. Я — добыча для любого оборотня в истинной форме. Я себя даже защитить не могу. Родители этого… не одобряли.
Я как?то сразу понял, что ее отношения с родными были достаточно тяжелыми. Быть белой вороной… что тут еще скажешь? Любому, кто поставит себя на это место, многое становится понятно.
— И ты поэтому убежала?
Зайке явно неприятен был вопрос, но она пересилила себя.
— У меня был жених. Он изменил мне.
— Дурак, — вырвалось у меня, и по губам девушки скользнула улыбка. О, женщины, вы такие… женщины!
— Она — истинный оборотень. Лиса. Красивая, сильная, рыжая…
— Стерва.
— Она была лучше меня, что удивительного, что предпочли ее?
— Да все! Твой парень был или слеп — или глуп. Или и то и другое вместе!
Зайка чуть покраснела. Ей явно было приятно.
— Я сбежала. И решила уйти к людям. Поселиться на отшибе, работать…
— А…
— Я очень хорошая травница. Лекарка хвалила меня.
— Ну да. Тогда в лесу… и сейчас? С ладонью?
— Это разные вещи. Слюна оборотня обладает слабым целительным действием, но это хорошо для царапин. С более крупными ранами… ты никогда не смотрел, что висит у меня на шее…
— Ты не давала.
Девушка сняла мешочек и развязала его. Внутри лежала крохотная табакерка. Девушка коснулась шпенька и крышка отскочила.
— Это жив–трава. Корень ее обладает целительным действием. Мертвого на ноги поднимет… если раны зашить правильно и он еще не умер.
— Вот как… и ты…
— Я тебя им напоила. Прости, но иначе бы ты умер.
— Я не в обиде, — развеселился я.
Девушка прыснула. Атмосфера определенно разряжалась.
— А почему ты потом не ушла? Я ведь тебя видел?
— Но не видел, кто я. Поэтому… я просто не захотела бросать тебя на произвол судьбы. Я в ответе за тех, кого лечу.
— А потом?
— А потом все понеслось одно за другим. И уйти не получалось.
— Не получалось?
Девушка опустила ресницы. Длинные, чуть ли не на полщеки.
— Не смогла. Не захотела. Хочешь — сам прогоняй, а я от тебя уйти не смогу.
Я притянул ее к себе.
— Глупенькая. Никуда я тебя не отпущу — и все равно мне, оборотень ты или человек. Я тебя люблю.
