***
Из темноты ночи спускаюсь под землю. Любимая тусовка местных готов в древней, как мир, развалюхе в центре старого города встречает все теми же, почти забытыми, запахами и звуками. И называется сиё чистилище Грот. Кабачок так себе: душный подвал, готические арки, стены, выложенные природным камнем. Давящий полумрак, из которого неизменно выплывает огромного размера администраторша Анна Сергеевна и молча указывает случайным посетителям на гардероб, спрятанный в одной из ниш. Повинуются ей все и сразу, ибо своими внушительными габаритами дама моментально подчиняет, подавляя всякое желание что-то вякнуть в протест.
Вечером будничного дня кабак полупустой, но несколько кандидатов на премию Дарвина зависли здесь, топя скуку в пиве. Негусто, конечно, но один парнишка сразу притягивает мой взгляд. Маратик-засранец стоит у стойки бара и нагло улыбается мне, завлекая горящей чернотой татарских глаз и чувственной вертлявостью узкой задницы. Я знаю его давно, познакомились еще на первом курсе универа, когда я окунулся в эту показушно-мрачную среду. Не по-детски, чуть ли не с первого взгляда, запал на этого потомка Чингисхана. Даже не знаю, что мне в нем так понравилось или зацепило. Впрочем, я всегда был влюбчивым, увлекался то одним, то другой, а то и просто картинкой из манги. Да и парнишка оказался веселым и неглупым. Всегда был не против что-то замутить, познакомиться поближе, потискаться в тесной кабинке сортира, ну или ещё в каком укромном уголке, особо не скрывая свои предпочтения.
Приближаюсь к избраннику, который заливается пивасом и слегка пританцовывает в такт оглушающему трансу.
— Ал, каким ветром тебя занесло? Ты, говорят, в затворники подался? На братство болт положил, нехорошо, — вопрошает мое экс-хобби и медленно облизывает с губ пенный след. Я слежу взглядом за этим блядским жестом, думая, молодец! Профессионально работаешь. — Я, вообще-то, истосковался, — продолжает стебаться гаденыш. Ну конечно, истосковался. Ты хоть знаешь, что такое тоска? Горло что-то стискивает и не дает дышать. Меня по-новому кругу начинает затягивать в депрессняк. Да похуй на все. Усилием воли вытаскиваю мысли из этого болота и заказываю себе пойло. Вливаю одним залпом и облокачиваюсь локтем рядом со своим, похоже на то, сегодняшним любовником. Залитые алкоголем татарские зенки масляно поблескивают в сумраке бара, беззастенчиво обещая пройти все круги ада с выходом в астрал. Ну что ж, вполне сойдет как компенсация моего морального ущерба.
— Да, решил из норы вылезти, на Ад посмотреть. Как знал, что меня здесь ждут, — нагло улыбаюсь в ответ, но только губами, в глазах - неизменная холодность.
— Ну, так может, спустимся в преисподнюю вместе? — кто же от такого предложения откажется? Тем паче, что мыслительный процесс, подогретый горючим, медленно перетекает из мозга в другой бескостный орган.
— А пошли, — хватаю татарчонка за предплечье, и мы идем в то самое место, где и Сатана бывает, когда пивом обопьется. Марат обнимает меня за бедра, цепляется за клепанный ремень с хуевой кучей цепочек. Крыша, прощай. Любимый, ты тоже, по крайней мере, на сегодня.
Свобода от лишних любопытных глаз в задымленном сортире придает мне уверенности. Затаскиваю пацана в первую попавшуюся кабинку и впиваюсь в соленые от пенного напитка, раскрасневшиеся губы. Маратка отвечает, размыкает губы, покусывает мой язык, когда тот оказывается в его рту, лезет шаловливыми ручонками за пояс кожаных штанов. Не знаю, как у него, но мои "фаберже" уже звенят, а член требует к себе самого пристального внимания, приподнимается в тесноте брюк.
Обнимаю мальчишку за плечи, медленно опуская руки все ниже по узким плечам, оглаживая грудь и прямо через сетку футболки щипаю моментально ставшие твердыми соски. Парень стонет мне в рот, и меня пробивает дрожь предвкушения. Чувствую, как разгоряченная кожа на руках покрывается табуном мурашек, вздыбливая волоски, и просто зубы ломит, как хочется вставить этому чертенку, который, не теряя времени даром, уже расстегивает ширинку моих готичных штанов. Свобода приносит облегчение моему второму я. Да, на мне нет белья. Нахер оно сдалось, когда у тебя совершенно определённые планы. Марат опускается на колени, обхватывает мой член рукой, сдвигает крайнюю плоть с головки. Класс, это ощущение, когда чувствительная плоть освобождается от защиты. У меня-то необрезанный, в отличие от его мусульманчика.
Пацан дует на головку члена, я тащусь, сгибаюсь и упираюсь руками в противоположную стену кабинки. Влажный язык чуть касается уретры и слизывает капельку смазки, кайф. Этот шурале заглатывает мое хозяйство по самые помидоры, пошло причмокивая бесстыжими губами. Чувствуя, что долго этой сладкой пытки я не вынесу, хватаю Маратика за чёрные от природы волосы, освобождая моего дружка из теплого плена. Тяну его вверх, запрокидываю голову и целую, чувствуя на его губах свой вкус. Отрываюсь от губ, целую рядом с ухом, шепчу ему, как тебе совсем недавно, слова, вызывая в душе боль.
— Ты такой красивый, — опускаюсь к шее, веду влажную дорожку поцелуев до выступающей ключицы, прикусываю её. Парень вздрагивает, видимо, я переборщил от нахлынувшей злости. Зализываю ранку, присасываясь за воротом сетки. Пусть походит меченный, ему не привыкать. Отпускаю его волосы, очерчиваю контур лица тыльной стороной ладони. Захватывая подбородок пальцами, провожу по раскрасневшимся, улыбающимся, приоткрытым губам, погружая большой палец в развратный рот. Эта бестия сосет его, пошло причмокивая, и я, завороженный сексуальностью зрелища, плыву, охваченный жаром желания. Вытаскиваю палец из его рта, опускаю руку вниз, к его паху, оглаживаю внушительную припухлость, нащупываю собачку молнии и медленно тащу ее вниз. Марат тихо стонет, видимо, тоже на пределе. Освобождаю его конец из плена белья, провожу пальцем от основания до открытой красной головки. Глажу уздечку, задевая её накрашенным черным ногтем, надавливаю на дырочку уретры. Парень виснет на моих плечах, тяжело дышит. Я и сам уже задыхаюсь, ибо Маратка беззастенчиво надрачивает мой конец. Пытаюсь стянуть с него джинсы, развернуть в тесной каморке, но верткая задница не дается, изворачивается. Татарчонок лишь сильнее прижимается ко мне, елозит своим концом по моему. Тянется к моим губам, мимолетно целует уголок рта. Приближается к уху, и я слышу его наполненный горячей страстью шепот:
