'Капитан государственной безопасности Шляхман Вениамин Борисович', - прочитал я про себя. Ну, царствие тебе небесное, Вениамин Борисович.
Наверх поднимался с бешено колотящимся сердцем. Навстречу в коридоре попался какой-то чекист, я прошел мимо, опустив глаза, и держась ладонью за нижнюю часть лица, мол, болит так, что сам себя не помню. Вот и общий коридор, ведущий к центральному фойе с дежурным... Один прямоугольник, это, кажется, в энкаведешной иерархии лейтенант госбезопасности. Шедший передо мной на выход сотрудник предъявил ему корочку в развернутом виде и прошествовал дальше.
Так, дорогой, давай без дрожащих рук. Спокойно раскрываем удостоверение и тут же захлопываем, при этом кивая лейтенанту, и снова с наигранным стоном под сочувствующим взглядом чекиста покидаем здание.
Спасибо тебе, Господи, если ты есть! Надеюсь, что все же есть, и что ты там сверху меня прикрываешь. Блин, весь мокрый, как мышь. На улице уже порядком стемнело, и я с удовольствием подставил лицо прохладному ветерку, гулявшему по площади Дзержинского. Мимо прозвенел почти пустой трамвай 'А', сразу навеяв ассоциации с булгаковским: 'Аннушка масло уже купила, причем не только купила, но и пролила'. Цитату одной из своих любимых книг я помнил наизусть.
Затем, отойдя за угол Владимирских ворот, наконец-то стянул с физиономии попахивающую потом портянку, и отшвырнул в сторону. Намусорил, но в сумерках свидетелей вроде не видно.
Все, я на воле! Ну и что делать дальше? Куда идти? Так, давай-ка, дружок, продумаем модель поведения. Форма чекиста слишком приметна, от нее придется избавиться. К новой одежде не мешало бы обзавестись и новыми документами. Наверняка на какой-нибудь 'малине' имеется мастер подделки документов. Только вот где найти эту малину? Не в форме же туда переться. И опять же, чем расплачиваться? Что за деньги сейчас в ходу, и где их взять - тоже первоочередной вопрос, если я хочу подольше продержаться на свободе.
Пока же нужно просто где-то провести ночь. Найти заброшенный дом? В принципе, не такая уж сложная задача, наверняка какие-то дома готовятся под снос, Москва же как-никак строится.
- Товарищ милиционер!
Я даже вздрогнул, когда у меня где-то в районе пупка прозвучал этот исполненный страдания крик. Редкозубая старушка в каком-то непонятного фасона одеянии уцепилась за портупею, и я аккуратно убрал ее пальцы с кожаного ремня.
- Что случилось, мамаша?
- Дык как же, я ж писала уже заявление на квартиранта, паразита этакого, вечно пьяный придет и куролесит. Обещали разобраться, а никто не пришел. А чичас опять заявился с фабрики в стельку, чуть меня не прибил. Вы уж найдите на него управу, Христом Богом молю!
Однако... Не успел на свободу выйти, как тут же обязан кому-то помогать. А бабульку жалко, вон как смотрит, будто побитая собачонка. Что ж там за квартирант у нее такой? Не иначе, какой-нибудь лимита с Рязани.
- А далеко идти-то?
- Дык рядом туточки, на Мясницкой... Тьфу, на Кирова, ее ж переименовали два года назад.
- Ну пойдемте, посмотрим на вашего квартиранта.
- Ой, ну спасибо тебе, сынок, заступник ты мой!
Наверное, со стороны я смотрюсь достаточно грозно, вон как шпана порскнула из подворотни при нашем появлении. Еще бы, НКВД - это вам не хрен собачий.
- А что хоть за квартирант? - поинтересовался я у старушки, пока мы шли к ее жилищу.
- Дык Васька Яхонтов, паразит, об том годе с Харькова приехал на заработки, на чаеразвесочную фабрику устроился. За пятьдесят рублев сдаю ему комнату. Редкий раз трезвым придет.
- А чего ж, общежития фабрика не имеет?
- Откуда!
- Не родственник он вам?
- К чертям такого родственника! Приютила на свою голову...
- А сдаете по закону, имеется договор найма жилых помещений?
Тут вот глазки у старушки и забегали. Угу, понятно, в обход закона купоны стрижет. И я ведь угадал с вопросом, подозревал, что во все времена в СССР и позже в России ответственный квартиросъемщик обязан заключать с подселенцем соответствующий договор. Тут же, похоже, черный нал, проговорилась старушка на свою голову. С другой стороны, ей повезло, что попался липовый милиционер, но все равно пока все карты раскрывать не будем.
- Нехорошо... Как вас по имени-отчеству?
- Клавдия Васильевна я, Старовойтова.
- Нехорошо, Клавдия Васильевна, обманывать государство. Оно о вас всячески печется, а вы вон от него доходы утаиваете. Ладно, на первый раз простим, но чтобы завтра же пошли и заключили договор.
- Дык ведь с Васькой надо идти в жилконтору, а он рано утром на фабрику убежит.
- Ничего, мы ему сейчас лекцию прочитаем - пойдет как миленький. А на фабрике объяснится, справку выпишут в жилконторе.
- А может, заарестуете?
- Может, и заарестуем, если слова не подействуют. Ну где ваш дом-то?
- Дык вон уж, - в очередной раз 'дыкнула' старушка, - почитай что и пришли.
Обитала бабушка в подвальном помещении, с окнами на уровне мостовой. Два окна - две комнаты, с удобствами во дворе. В окнах свет не горел, наверное, спит уже постоялец.
Оказалось, что где-то колобродит, и дверь в квартиру была нараспашку, хорошо, чужой кто не влез. Хозяйка запричитала, заохала, мол, зря товарищ милиционер шел, теперь неизвестно, сколько ждать, пока этот бандит вернется.
- Что ж, посидим, торопиться нам некуда, все равно на ночном патрулировании, - приврал я, располагаясь у стола и закидывая ногу на ногу.
- А может, картошечки на конопляном маслице пожарить, а? Это я мигом, на керогазе-то.
- А что ж, не откажусь.
- И наливочки, не побрезгуете?
Бабуля извлекал из какой-то схронки початую бутылку с жидкостью темно-вишневого цвета, заткнутую бумажной пробкой. Откупорив ее, я понюхал содержимое и удовлетворенно кивнул: мол, сгодится.
- Только немного, а то я на дежурстве.
- Дык сами и наливайте, товарищ милиционер, сколько требуется. Наливайте, а я вот уже картошечку почищу и поставлю готовиться.
Минут через двадцать передо мной на столе стояла небольших размеров сковорода, наполненная жареной на постном масле картошкой. А рядом - краюха ноздреватого хлеба. Ну и стопка с наливочкой для аперитива. Ух, давненько я так не сиживал!
- А сами-то что?
- Я ужо потрапезничала, вы кушайте, кушайте... Чичас, глядишь, и этот злыдень заявится. Вы уж спуску-то ему не давайте, пригрозите каторгой.
- Нет у нас в советском государстве каторги, Клавдия Васильевна.
- А чиво ж есть-то?
- Ну, тюрьма, лагеря, этого хватает...
- Ну вот лагерем и пригрозите, может, за ум возьмется.... Молочка али чайку? Этот-то обормот пришел тут как-то пьяный, сунул мне коробку чаю, я ее и спрятала. Мало ли, когда еще пригодится.
- Приворовывает, значит, ваш постоялец?
- Э-э, того не ведаю, может, и купил, - заюлила старушка.
- Ладно, давайте чаю... и капельку молока туда плесните. По-английски чай попьем.
- Ну, не знаю уж, по-аглицки или как, а только как скажете - так оно и будет.
От стола я отвалился, словно насосавшийся крови комар. Хорошо-то как, и совсем не хочется думать о плохом. Сейчас бы еще покемарить часик-другой.
Хозяйка, видно, уловила мой осоловелый взгляд.
- Вы ежели вздремнуть пожелаете - то можете в той комнате прилечь, - предложила бабуля. - А Васька придет, так сразу его и споймаете.
- Ладно, будем считать, что это засада, - согласился я. - Только сапоги скину, а спать буду в форме.
- Это уж как хотите, дело хозяйское.
Постель, конечно, не моя кроватка из будущего, но уж всяко лучше нар. Сунув револьвер под подушку, я повернулся на правый бок и тут же отрубился.
Глава V
Постоялец не появился и утром. Бабушка меня не будила, так что сам я продрал глаза лишь в половине восьмого. Сев на кровати, сладко потянулся, морщась от лучика утреннего солнца, пробивавшегося в этот полуподвал. Происшедшее накануне казалось мне случившимся словно и не со мной.
